После обеда спевшаяся троица офицеров (Ржевский, Бекетов и Арцимович) выпросила в штабе разрешение на посещение Варшавы (ввел Милорадович такой порядок) и отправилась гулеванить по ее центральным улицам. От заставы до центра было неблизко, и друзья наняли извозчика. При себе они имели сабли и еще по пистолету в укромных местах (Дмитрий предпочел в кобуре под ментиком, только на спине, повыше ягодиц. Выхват был мгновен-ный, проверял). Это была первая столица зарубежного государства, которую они посетили, и она поразила их своим европейским видом. Большинство зданий в Старом городе было по-строено в стилях барокко и рококо и насчитывали обычно 3 этажа. Встречалось много двор-цов знаменитых семейств (Конецпольских, Любомирских, Тарновских, Потоцких, Браницких, Замойских…), а также Саксонский, Брюля, Понятовского и внушительный Королевский за-мок (пятиугольный, краснокирпичный, трехэтажный, с башенками и часовой башней над входом), нависший над Замковым садом, разбитым на склоне к Висле. Побывали они на стандартной Рыночной площади с ратушей, посмотрели издали на многочисленные костелы, а потом вышли на Королевский тракт, ведший к южному предместью и изобилующий много-образными магазинами, кафетериями и ресторанами и здесь "зависли": посидели в ресто-ране, поели и выпили, но вскоре публика им не понравилась (много панов и все втихомолку на них ярились) и они переместились в кафетерий, где стали "приходить в себя" и погляды-вать на пани и панночек (основных посетителей заведения). Все женщины смотрели только на них (с неопределенными выражениями на лицах), но Ржевский почему-то активности не проявил, а корнеты так уже привыкли быть в тени своего лидера, что не решились завязывать знакомства. Но вот поручик встал со стула и сказал:
– Надо купить детям нашего мажордома каких-нибудь сластей. Идем по магазинам.
В итоге были куплены набор засахаренных фруктов, коробка с пирожными и сливочный сло-еный торт, а также ножичек с разнообразными лезвиями и шильцами, две куколки в нарядных платьицах и шелковый женский платок (инициатива Арцимовича).
– Платок, я полагаю, куплен для Баси? – едко спросил Ржевский. – Вот ты и пойдешь к ней со всеми дарами. Впрочем, вдруг она все это примет? А потом тебя и приголубит? Кто разберет мотивы этих женщин…
Увы, Арцимович был Басей решительно развернут, причем со всеми дарами.
– Дался тебе этот платок! – укорил его лидер. – Дай мне сласти, сам отнесу.
К Басе и ее воспитанникам Ржевский подошел с неожиданной стороны, держа руку с пира-мидой подарков за спиной, и сказал выученные по-польски слова:
– Пани и панове! Кто угадает, что я держу в руке: торт, пирожные или фрукты в сахаре?
– Торт! – закричала бойкая девочка.
– Пирожные! – возразила ее подружка-соперница.
А мальчик трех лет ничего не сказал, только ухватился за подол Баси, глядя на красивого и страшного усатого дядю.
– Угадали, паненки! – возвестил гусар. – И торт и пирожные! А за правильно отгаданные от-веты я вручу вам еще приз: фрукты в сахаре на любой вкус!
И выставил на край скамеечки свою пирамиду.
Малышня, взглянув на строгую воспитательницу, подбежали к сластям и стали их сортиро-вать на скамейке, Бася же сказала по-французски:
– Вы ужасно говорите по-польски, поручик. Может и по-французски тоже?
– En francais aussi (По-французски тоже) – ответил Дмитрий.
– А куда вы девали платок? Прикарманили?
– Вы очень прозорливы, мадмуазель Собеская, – ухмыльнулся Ржевский, вытянул платок из кармана и ловким взмахом накинул его на шею панны.
Бася стянула платок, небрежно бросила его на скамью и сказала с акцентом, но по-русски:
– Яркий пример русской галантности: принес вкусняшки детям, тряпицу бабе и ждет, что ба-ба сейчас задерет подол – на, родимай, заслужил!
– Да-а, – сказал Дмитрий. – И нет!
После чего помахал витиевато рукой в поклоне, шаркнул ногой, выпрямился, повернулся и пошел прочь, запев песню "Во саду ли, в огороде девушки гуляли, все хорошие, да только не по Сеньке шапка!".
Оказавшись в кругу приятелей, Ржевский сказал:
– Саша, придется тебе еще раз сходить к этой змее – вроде как ты извиняться пришел. После чего говори о чем угодно, но добейся, чтобы она заговорила. А заговорив, раздосадованная женщина обязательно выскажет все, что у нее на душе. Сможешь после этого приластиться к ней – одобрю без упрека. А пошлет вдаль – иди ко мне на доклад.
Сашка отсутствовал с час, но вернулся с кривоватой улыбкой и стал докладывать:
– Она точно на тебя запала: полчаса рассказывала мне какой ты грубый, наглый и тупой сол-дафон. Еще интересовалась, сколько польских офицеров ты убил, узнавал ли их фамилии и не было ли среди них Собеских и Потоцких.
– Надеюсь, ты перечислил ей с десяток магнатов? Без Собеских и Потоцких, разумеется…
– Я и не знаю никого из польских магнатов – кроме Радзивиллов. К тому же разве мы спра-шиваем поверженного противника: скажи свое имя?
– Я буду теперь спрашивать, – хохотнул Ржевский. – Под угрозой окончательного убиения. Это оказывается ценная информация, раз лакомые пани ей интересуются. Ну да ладно: то, что я хотел узнать, ты рассказал. Ластиться пробовал?
– Пробовал, но она так надменно на меня посмотрела…
На другой день эскадрон Ржевского был послан на поиски польской партизанской группы, посмевшей напасть и вырезать один из дозоров Милорадовича. Дмитрий доехал до места вчерашнего нападения, осмотрел вместе с бывальцами следы лошадиных копыт на земле (в конце февраля снег совсем сошел, и земля стала оттаивать) и нашел характерный отпечаток подковы. После чего разослал 4 своих взвода веером по проселкам, а сам с десятком гусар остался на месте. Тут на них и выскочил тот самый отряд (сабель тридцать), бывший в заса-де. Гусары по команде тотчас пошли колонной в бега (описывая большой круг), поляки ри-нулись стаей за ними, а Ржевский в соседстве с Демидовым и Говоровым стал их расстрели-вать в своем фирменном стиле. Потеряв пятерых товарищей, поляки потеряли и интерес к зубастым гусарам и отвернули в сторону. Но на выстрелы среагировал один из взводов, ока-завшийся поблизости, и перехватил партизан, связав их сабельным боем. С тыла налетел десяток Ржевского, и тут поляки кинулись уже врассыпную. Многих удалось догнать, причем троих пленить, прочие скрылись. Поручик допросил каждого по отдельности и, выдавая им незначительные персональные сведения, сумел убедить, что два других во всем сознались; тогда кололся и третий. Выяснилось, что это инициативный дозор Понятовского, а командо-вал им поручик Твардовский, павший сегодня от пули первым.
В расположение полка Ржевский вернулся перед закатом и пошел на доклад к Новосель-цеву. В окно он увидел Басю, загоняющую свою паству домой, и, ловко сманеврировав, ока-зался у ней на пути в одном из коридоров – при этом встретил спиной, изобразив задумчи-вость перед окном. Она могла пройти мимо (очень уж он задумался), но женская природа победила, и Ржевский услышал голос-колокольчик:
– Вы уже вернулись, поручик?
– А? Да-да, вернулся, панна Барбара.
– От вас пахнет порохом, – поморщилась девушка. – Много поляков сегодня убили?
– Пан Михал Твардовский вам знаком?
– Н-нет, вроде бы…
– Он вырезал вчера наш дозор к западу от форштадта Воля. Мы их нашли и покарали – не всех, правда. Сам Твардовский очень хотел меня зарубить, но пуля все же быстрее сабли.
– Жаль, что ему не удалось это сделать. Вы ведь дьявольски ловки и многих наших защитни-ков можете еще убить…
– Самсон тоже был ловок и силен, но его угораздило влюбиться. В пылу страсти он выдал прельстительнице секрет своей силы – и погиб.
– К чему это сравнение? Разве вы в кого-то здесь влюблены?
– Слово "любовь" меня пугает, но сила страсти мне знакома. Я встретил случайно ваш яростный взгляд в мою сторону и теперь еженощно борюсь со своей пробудившейся стра-стью. Совершенно не высыпаюсь, просто беда.
– Надо же какой эффект возымел тот случайный взгляд! Самсон Ржевский вот-вот погибнет от недосыпания! К сожалению, мне надо идти кормить перед сном моих деточек, и я вынуж-дена прервать ваши излияния. До новых встреч, Самсон! Берегите свои волосы…
– Разве вы ложитесь вместе с детьми? До полуночи еще достаточно времени…
– Достаточно для чего?
– Для беседы тет-а-тет, которая обещает стать занимательной. Обещаю за время перерыва на ужин смыть с себя пыль и запах пороха.
– О, да вы будто не на беседу, а на свидание собираетесь…
– Не будем играть словами. Беседа, перешедшая в свидание, – такое случалось с мужчинами и женщинами множество раз. Почему мы должны быть исключением?
– Потому что мы враги! Ваши соотечественники бьются с моими, а вы пытаетесь заигрывать с девушкой из вражеского стана!
– Этот аспект мы непременно затронем в будущей беседе, которую я предлагаю провести в садовом павильоне. В нем, я заметил, есть печка. Я ее протоплю к вашему приходу.
– Я туда не приду!
– Ну, затхлый павильон, действительно, не самое удобное место для свиданья. Но я еще плохо ориентриуюсь в дворцовых помещениях, а вы наверняка хорошо. Умоляю, выберите место встречи сами! Слова переполняют мне голову, она от них вот-вот лопнет!
– И прекрасно!
– То же самое с чувствами, которые кипят в моей груди: ими непременно надо поделиться, для меня одного их слишком много.
– Вы сейчас похожи на носорога, офицер: такой же настырный и тупой. Повторяю по-французски: Je ne veux pas tomber dans vos bras (Я не желаю попасть к вам в объятья!)
– Вы правы, Барбара. Мой разум меня покинул. А я им так гордился… Пойду. Спокойной ночи.