К дому с "перепелиным гнездом" (так оказывается, звали его окрестные жители) два гусара прибыли вовремя: квартира прокурора темнела окнами на обоих этажах, кроме окна эркера на втором. Ржевский достал бинокль, навел резкость и сквозь тюлевую штору увидел смутные очертания большой кровати в глубине комнаты и даже редкие плавные перемещения белой фигуры – вероятно, Марты в ночной рубашке. Но вот свет погас и в этом окне. Спустя пять минут ротмистр зажег свечу в ратьере и поднял его, развернув вдоль домов. Сашка откликнулся бряцаньем гитарных струн и запел, маршируя по середине улицы. По мере приближения к эркеру, он чуть усилил голос, точно попав на второй куплет. Дмитрий, тщательно вглядывавшийся в заветное окно в бинокль, заметил выход в темный эркер призрачной фигуры. И тогда он появился из-за угла противоположного здания, осветив ратьером себя – на полминуты. Выключив фонарь и проморгавшись, он поднял бинокль и увидел лицо женщины в проеме между шторами. Сашка тем временем удалился на 50 метров, развернулся и вновь пошел на эркер. Дама тоже продолжала стоять. Ржевский хотел было уже вновь осветить себя, как вдруг из дальнего окна квартиры раздался гневный мужской крик:
– Как вы смеете будить людей посреди ночи, солдафоны? Какого ты полка, мерзавец? Черных гусар, кажется? Завтра же я пожалуюсь твоему полковнику, и он пустит тебя под шпицрутены!
Надо ли говорить, что Сашка быстро-быстро ретировался в дальний конец улицы, где его денщик держал под уздцами лошадей. Вскоре к ним присоединился и ротмистр, и они поскакали знакомой дорогой в свой лагерь.
Наутро Ржевский вновь был возле "гнезда перепелки" и стал прогуливаться по Рыночной площади, все время держа в поле зрения эркер и подъезд. Вот из этого подъезда вышел вчерашний старик и довольно молодцевато пошел к ратуше. "Теперь можно подойти поближе к эркеру" – решил Дмитрий. Только он встал на прежнее место, как в эркер вошла дама (в изящном белоснежном пеньюаре), открыла створки и спросила гусара в лоб:
– Что за концерт вы вчера здесь устроили? Для кого?
– Для вас, прекраснейшая из женщин, – сказал с поклоном Ржевский. – Вам не понравилось?
– Не понравилось моему мужу, как вы помните. Он очень злопамятен и уже успел с утра мне наобещать, что подаст жалобу Блюхеру.
– На черных гусар? Ради бога. Мы, как видите, гусары красные, русские.
– То-то вы так ломано изъясняетесь на хохдойч.
– Главное, чтобы вы, вундершен фрау, меня понимали, остальное неважно.
– Чего тут понимать? Вы явный ловелас и желаете заманить меня в свои сети. Но почему меня? В Олау полно других женщин, к тому же свободных: вдов и девушек.
– Говорят, что о вкусах не спорят: одним мужчинам нравятся женщины, похожие на уточек, другим подавай гусынь, третьи гоняются за индейками, но я обожаю только лебедушек. Вы, гнедиге пани, именно из породы лебедей.
– Вы отъявленный льстец! И я больше не могу вас слушать, потому что слуги мужа доносят о каждом мужчине, с которым я разговариваю.
– Еще два слова: у вас есть в городе женщина, у которой вы бываете в гостях или по делу и без соглядатаев?
– Разве только портниха…
– Портниха подойдет. Сегодня вы сможете к ней пойти?
– Я не собиралась…
– Надо обязательно пойти! Это в ваших интересах! Я буду вас там ожидать. Во сколько часов?
– Ну, после обедни…
– Адрес?
– Замковая, 12.
– Благодарю вас, белая лебедь. Ауфвидерзеен.
С портнихой Ржевский тоже не разводил турусы на колесах.
– К вам сегодня придет Марта фон Риттих, по моей просьбе.
– Вы русский гусар? Сумели ее улестить?
– Да. Но я хочу дать ей не только удовольствие, но и оплодотворить ее. Ведь она молит деву Марию именно об этом?
– Да-а… Вот это гусары в русской армии! Наши попользовались девушкой и бежать, а вы вот как! Я вашу связь благословлю и сейчас же предоставлю комнату для свиданья.
– Очень вам благодарен, фрау Розенбаум. Пусть ваша жизнь будет долгой и счастливой.
Через полчаса в комнату, где маялся Ржевский, вошла вожделенная дама.
– Как вы посмели склонить Амалию к сводничеству? Она буквально умолила меня вас выслушать!
– Мое имя Дмитрий Ржевский и я никогда не делаю неприятности женщинам. В вас я влюбился с первого взгляда, а когда узнал от соседей про ваше бесплодие, то возмутился. "Разве может такая цветущая женщина быть бесплодной? – сказал я себе. – Дело вовсе не в ней, а в этом отжившем сухом стручке! Да, у него были дети от двух предыдущих жен, но теперь он безнадежно стар и его мужское семя стало пустым! Я знаю, что вы молите деву Марию по-мочь понести дитя. Считайте, что она услышала вашу молитву и послала вам встречу со мной, 24-летним молодым человеком, признающим на свете только два удовольствия: схватку с умелыми врагами на поле боя и плотскую любовь с прекрасными дамами. Я падаю сейчас перед вами на колени и заклинаю: не отвергайте подарок судьбы!
Митя, и правда, упал на колени и обхватил страстными руками полные бедра Марты Рашке. Она попыталась вырваться из этих рук, но он только перехватился повыше, поднялся с колен и впился в ее свежий рот. Она упорно вырывалась и вырывалась, но без криков, только со стонами и вдруг обмякла и закрыла глаза. Ротмистр яростно ворвался внутрь и вскоре, совершенно не сдерживаясь, оросил ее лоно. Лишь после этого он посмотрел на женщину и увидел, что по ее щекам текут слезы.
– Боже мой! – сказал он. – Я вас изнасиловал? Вы совсем не испытали страстного удовольствия?
– Нет, – сказала дама. – Дайте мне одеться.
– Ни за что! – замотал головой растерянный любовник. – Я прошу вас, побудьте здесь и дайте мне еще один шанс. Я буду с вами совсем другим: нежным, разнообразным в ласках и по-слушным. Вы сами определите тот момент, когда нам можно будет стать единым целым. И тогда ваш давно запуганный организм, наконец, отзовется на зов природы. Позвольте мне пока целовать ваши руки, лицо и шею и говорить все ласковые слова, придуманные за тысячи лет…
– Вы знаете так много ласковых слов? – против воли удивилась дама. – Начинайте…
– Я начну с восхищения вашими руками, – пообещал Ржевский и придвинулся поближе к по-луобнаженной женской плоти.
Второй приступ оказался удачнее: дама, которую ловелас заговорил, а также изнежил своими поцелуями, поглаживаниями и потискиваниями, приняла его в себя с заметным удовольствием, и он добился от нее чего-то похожего на оргазм. Он и тут ее не отпустил (благо, что Амалия их не торопила) и в третьей схватке забросил даму на себя, предоставив полную инициативу. И угадал: теперь она его терзала и это вызвало у нее взрыв энтузиазма. Она подлетала и подлетала к потолку, сверкая глазами и восклицая: вот так, вот так! И забилась в конце в сладких судорогах уже без всяких дураков."