Похождения поручика Ржевского

Глава шестидесятая. Энгельхен из Бауцена

В середине сентября в Саксонии установилась хорошая солнечная погода – в противовес дождливым дням августа и начала сентября. Всякая тварь божия устремилась погреться на солнце, в том числе и человеки. Тем более, что военные столкновения практически прекратились: союзники ждали подхода армии Беннигсена из Польши (63 тыс. чел), а Наполеон дал отдых своим измученным войскам. Ржевский нашел после обеда уютное местечко под крепостной стеной Бауцена (с южной стороны), на склоне к реке Шпрее, заросшим травой и кустарниками, и там прилег. Солнышко пригревало ласково, и Дмитрий даже уснул. Впрочем, некая часть его сознания за время войны привыкла быть на страже и чутко сортировала внешние звуки, деля их на опасные или пустопорожние.

Вдруг Ржевского будто кто толкнул: он враз приподнял от голову от ментика, положенного на траву, и стал прислушиваться к возне в кустах, происходящей где-то ниже по склону. Спустя пять секунд он стал быстро и ловко обувать сапоги, продолжая слушать подозрительные звуки. Вот помимо возни явно послышался женский вскрик (тотчас приглушенный) и гусар вскочил на ноги, привычно пристегивая саблю и накидывая через плечо ментик. После чего твердым и быстрым шагом направился в сторону предполагаемого безобразия. Через минуту он был уже в эпицентре событий, которые, действительно, были попыткой изнасилования горожанки двумя казаками.

– Отставить! – резко скомандовал ротмистр, и чубатые бородачи отпрянули от наполовину растелешенной молодой женщины. – Кто такие? Какого полка?

Казаки моментом переглянулись, тоже враз вскочили на ноги, выхватили из ножен сабли и, не говоря худого слова, одновременно напали на гусара слева и справа. Дмитрий резко отпрыгнул назад, обнажая саблю, перебросил ее в левую руку и отразил опасный удар левого соперника. А в правого разрядил свой пистолет, выхваченный из поясной кобуры, спрятанной под ментиком. Стрелял он, впрочем, целенаправленно, в бедро – только чтобы вывести правого казака из боя. После чего выронил пистолет и провел стремительную атаку против левого соперника, приведшую к закрутке сабли ворога и удару тыльной частью правой ладони ему в переносицу. Глаза у казака закатились, и он упал на колени, а затем плюхнулся в реку. Там, впрочем, пришел в себя и резво поскакал вниз по течению, стараясь уйти от опознания и возмездия.

Оставшийся казак смотрел на Ржевского зверем и глухо стонал, зажимая рану ладонью, из-под которой толчками пробивалась кровь. В правой руке его по-прежнему была сабля.

– Саблю отбрось, – сказал Дмитрий спокойным голосом. – Я наложу тебе на ногу жгут и сделаю перевязку. Или кость сломана?

– Вроде нет, – пробурчал казак, бросил саблю на траву и лег на землю. Ржевский нарезал лент из казацких штанов, скрутил жгут и перетянул ногу как положено. Однако для перевязки раны чистой ткани не оказалось. Только сейчас Дмитрий посмотрел в сторону потерпевшей, которая пыталась восстановить свою одежду – но она была так разорвана, что ей можно было только кое-как укрыться.

– Уважаемая фрау, – сказал он по-немецки. – Проявите милосердие, оторвите подол своего платья и дайте мне для перевязки раненого.

– Он чуть не убил вас, а вы с ним еще возитесь? – негодующе воскликнула горожанка.

– Что делать, – со вздохом произнес ротмистр. – Офицеры ответственны за поступки своих подчиненных.

– Он казак, а вы гусар! Он не может быть у вас в подчинении!

– С одной стороны – да, но с другой он еще дитя природы, а мы с вами люди цивилизованные. И потому как бы ответственны за людей недостаточно развитых.

– Значит, после того как они бы меня изнасиловали, мне следовало их пожалеть и пожурить? – гневно спросила женщина.

"А молодка-то очень мила, – вдруг осознал заядлый ловелас. – Это знакомство желательно продолжить!". Вслух же сказал:

– Нет, нет, что вы! Мы их, конечно, накажем: и этого, и того. Но этого сначала надо перевязать – иначе он истечет кровью. Вы ведь примерная христианка?

– Я лютеранка, а это натуральный варвар!

– И все же я прошу вас пожертвовать мне ваш подол.

– Нате, рвите, – раздраженно воскликнула немка. – Это платье все равно безнадежно испорчено!

Перевязав угрюмо молчащего казака, Ржевский сказал ему вполголоса:

– Мы сейчас уйдем, ковыляй отсюда и ты. Я никому жаловаться не буду. Но ваше нападение на меня запомню и, если вы снова мне попадетесь на дороге, уже не пощажу.

Казак ничего ему не ответил, только зыркнул глазами, а ротмистр обратился к горожанке по-немецки, намеренно искажая слова:

– Мадам, позвольте я "вы провожайт" во избежание "новый дорога неприятности".

– Как смешно вы говорите, – засмеялась молодка. – Но проводить разрешаю: новые неприятности мне не нужны.

– Боюсь только, что ваш муж "быть очень недовольство", – продолжил Ржевский.

– Моего мужа убили год назад в России ваши солдаты, – резковато сказала дама. – Поэтому я вынуждена ходить по делам везде сама и вот нарвалась в переулке на ваших же казаков!

– Я глубоко вам сочувствую, гнедиге фрау. На войне рано или поздно большинство воинов подворачиваются под удар. Мне пока везет, но основные битвы с Наполеоном еще впереди. Кстати, позвольте представиться: ротмистр О…ского гусарского полка Дмитрий Ржевский. Не женат и потому мечтаю о любви с прекрасной женщиной – пусть даже и лютеранского вероисповедования.

– Это вы на меня намекаете? – искренне удивилась горожанка. – Меня только что валяли по земле два негодяя, мое платье разорвано, прическа взлохмачена, все лицо в грязных разводах слез – и я кажусь вам прекрасной?

– Гм… – изобразил сомнение ловелас. – Может я и вправду ошибаюсь? А давайте проверим: дома вы приведете себя в порядок, переоденетесь в другое платье и предстанете передо мной снова. И если я по-прежнему выражу вам свое восхищение, то вы согласитесь сходить со мной в лучший ресторан Бауцена и там поужинать и потанцевать. Я заходил вчера в него: музыка мне понравилась, вот только дамы со мной не было, а отбивать ее у товарища, согласитесь, неблагородно.

– Ну… – замялась фрау, покраснела и призналась: – Я боюсь пересудов соседей и родственников мужа.

– В таком случае вам до старости придется сидеть дома и бояться. А жизнь, я подозреваю, дается богом один раз и каждым ее днем лучше наслаждаться – особенно в молодости. Вы ведь любите танцевать?

– Любила…

– И я люблю, но только с азартной к танцам женщиной. В том ресторане оркестр исполняет огневые народные танцы: польки, вальсы и даже чардаш. Мои ноги сами норовили пуститься в пляс, но я стоял у стены или сидел на стуле. А сегодня господь бог послал мне случай отличиться и заодно познакомиться с красавицей, любящей танцы…

– Хорошо, – сказала молодка. – Я пойду в этот ресторан и буду там веселиться напропалую – раз моему спасителю так угодно. А о завтрашнем дне думать не буду…

– А звать меня вы можете… – завуалированно подсказал Ржевский.

– …Ангелиной, – завершила его фразу вдова.

– Может лучше Энгельхен? – снова подсказал ловелас.

– Можно и Энгельхен, – заулыбалась уже молодка.

Натанцевались и наплясались Дмитрий и Энгельхен вволю – под взорами очень многих поощрительных, а иногда завистливых лиц. По выходе из ресторана в черную сентябрьскую ночь пара почти наткнулась на коляску с фонарем и поднятым кожаным верхом, на козлах которой сидел гусар: то расстарался Сашка Арцимович, которому Ржевский рассказал о намечающемся приключении (коляску же эскадрон добыл в одном из боев). Оказавшись на мягком сиденье под навесом, ограждающем от нескромных глаз, молодые люди тотчас обнялись и стали исступленно целоваться. Кучер же (денщик Ржевского) молча улыбался в усы – пока командир к нему не подсел и стал показывать дорогу к дому своей новой подруги.