Похождения поручика Ржевского

Глава девятнадцатая. Бал в Гродно

Желая избавиться от неприятного осадка на душе, Городецкий сел по возвращении до-мой за стол и решил написать перед сном еще главку о хитроумном поручике.

"Разместив в отведенной комнате свое малое имущество, Митя Ржевский пошел в биб-лиотеку, показанную ему хозяином, и стал рыться в ее стеллажах. Книги были на трех язы-ках: польском, латинском и французском (по нисходящей) и потому выбор оказался невелик, томов в 50. Откладывая в сторону Вольтера, Монтеня, Монтескье и эциклопедистов (их Дмитрий читал в библиотеке Эрмитажа, хоть и не полностью, конечно), он вдруг наткнулся на мемуары графа де Сегюра (1 и 2 тома) под названием "Notes sur le sejour en Russie sous le regne de Catherine 2" (Записки о пребывании в России в царствование Екатерины 2). Стал их пролистывать и всерьез увлекся: автор был послан ко двору императрицы в 1785 г в качестве посланника Людовика 16 – го, пробыл там до взятия Бастилии и приметил очень много осо-бенностей русской жизни. Кроме того, он описал свои впечатления о Польше, на которых Ржевский и сосредоточился.

– Так вот вы где! – сказал хозяин по-французски, внезапно появившись перед ним. – Что из-волите читать? Сегюра? Интересный выбор, необычный. Впрочем, чудо, что вы вообще чи-таете по-французски: наши мелкопоместные шляхтичи на нем читать, как правило, не умеют.

– Почему вы решили, что я мелкопоместный? – осклабился Ржевский.

– По всему, – просто ответил Грудзинский. – По малому имуществу, качеству мундира, а также по выражению лица: у знатных шляхтичей оно совсем другое.

– Мда, – усмехнулся поручик. – Как же я появлюсь на бал, где будут ваши знатные красави-цы?

– Знатные почти все поуезжали в Варшаву или Вильно, – усмехнулся в ответ пан. – Оставши-еся просто на бал не явятся из-за гонора, так что не переживайте понапрасну.

– Они осмелятся вызвать неудовольствие губернатора?

– Василий Сергеевич – милейший человек. К тому же в Гродно много красавиц среднего раз-бора. С другой стороны, вы ведь не жену явились себе здесь приискивать? Знатную да бога-тую?

– Нет, нет, – засмеялся Ржевский. – Указом Павла Петровича офицерам запрещено до 30 лет жениться – чтобы не оставлять вдов без пенсиона.

– Ну и ладно. Лучше ответьте: вы полонез, мазурку и кадриль уверенно танцуете?

– Уже да, в том числе вальс.

– Тогда бояться нечего: наши дамы и паненки более всего ценят у кавалеров ловкость в тан-цах. Иначе зачем бы им было так любить балы?

– Но я для чего пришел? – продолжил хозяин. – В столовой прислуга уже накрыла стол. При-глашаю вас со мной отобедать.

– Тогда позвольте отдать вам деньги, выданные мне на кормление, – встрепенулся Дмитрий.

– Не позволю, пан, – с утрированной суровостью возразил Грудзинский. – То не позволяет наш кодекс чести!

– А мне честь не позволяет оказаться в долгу, – встречно возразил Ржевский.

– Судьба непременно сравняет наши долги, – слегка улыбнулся потертый жизнью мужчина. – Не в этом году, так через десять лет.

Бал был объявлен на третий день по прибытии полка. С утра все офицеры начистили до блеска парадные ботики (короткие сапожки), отпарили доломаны и чакчиры, начистили пуговицы и галуны (не сами конечно, а руками денщиков), одели свежие рубашки и преис-полнились радужными надеждами, после чего чинно отправились в обширный дворец Радзи-виллов, стоящий на центральной площади Старого города – одноэтажный, но высокий, с дву-мя подъездами в колоннах и протяженной мансардой. Внутри дворца, за входом, гостей встречали пан Радзивилл (склонный к полноте мужчина лет под сорок) и его жена (статная дама второй свежести, то есть за 30 лет), а также губернатор Ланской (еще статный, но седой человек лет 55) с супругой (лет 45), полковник Новосельцев (бравый, высокий, большеглазый и кудрявый несмотря на свои 35 лет) и атаман Платов (какой-то невзрачный, 60-летний, с жиденьким волосиками на почти плешивой голове).

Когда Ржевский вошел во дворец, он был полон гостей, толпившихся (как это было видно из вестибюля) уже в бальной зале. Чеканя шаг, поручик подошел к чете Радзивиллов, представился и приложился к надушенной ручке дамы. Тотчас он полуобернулся к губерна-тору, отдал честь и поцеловал руку уже подусталой Варвары Матвеевны. Скосив глаз на полковника, получил от него яростный взгляд и даже краешек сжатого кулака из-за спины, после чего, оставив кивер на попечение ливрейного слуги, направился в зал. Там он мигом сориентировался и подошел к своей братии, прибывшей на бал в полном составе, то есть всемером.

– Где тебя носило, Ржевский? – спросил командир его эскадрона ротмистр Епанчин. – Мы тут уже полчаса толкаемся, а ты тянешься? Вот-вот начнут полонез играть…

– Так все ждали меня? – вполголоса, но форсированно спросил Ржевский и чуть еще прибавил звука: – Я пришел господа, можно начинать!

В ответ он услышал смешки из другой группы офицеров, а также из кучки русских, видимо, девушек. Ротмистр вновь открыл рот, чтобы обрушиться на авантюриста, но тут в зал вошли распорядители бала, образовали три пары (Новосельцев с Анной, старшей дочерью Ланско-го, а Платов, видать, танцором не был) и под торжественные звуки полонеза двинулись с лег-кой присядью вдоль длинного-длинного зала. За ними тотчас стали выстраиваться все новые и новые пары, к которым смогли присоединиться и гусары 1 эскадрона, наскоро пригласив стоящих у стен польско-литовских паненок и дам. Был среди них и Ржевский.

Танцевал он со своей дамой механически, скользя взглядом по другим парам и отмечая выдающихся красотой паненок, Таких было, разумеется, немного, но одна (статная, полно-грудая, надменная blond лет около 18–19) ему очень приглянулась. "Ее и буду арканить", – сказал он себе и стал поджидать "цепочки" – прохода дам вдоль строя мужчин с обменом рукопожатиями (в перчатках, конечно). Вот вожделенная блондина приближается, вот каса-ется его руки и…

– Мильпардон! – негромко воскликнул он и засеменил за паненкой, зацепившись рукавом до-ломана за ее рукав (посредством незаметного крючка, им самим нашитого) – Мой доломан опять сошел с ума!

– Что? – также негромко воскликнула она по-французски, дернула рукой, но только еще крепче нанизалась на крючок. – При чем тут доломан? Отцепитесь от меня!

– Прошу, не подавайте виду, – шепнул негодник. – Для окружающих будем делать вид что ничего особенного не происходит. Я постараюсь нас расцепить, иначе сумасшествие моего доломана, влюбившегося в ваше платье, может перекинуться на нас. А нам нельзя влюбляться!

– Почему это? – машинально спросила блондина и тут вгляделась в статного гусара.

– Поздно, – трагическим тоном сказал Ржевский. – Ваш взгляд меня уже пронзил, сердце мое забилось лихорадочно, руки запылали, а дыханье перехватило. Можете потрогать меня в лю-бом месте, и вы убедитесь, как сильно треплет меня страстное чувство к вам!

– Вы смеетесь надо мной, поручик! – воскликнула девушка.

– Я бы не осмелился, – со всей возможной серьезностью заверил Митя. – Обозревая этот зал, я неизбежно наткнулся взглядом на вас и в самом деле затрепетал. А тут случай свел нас вместе и мой трепет достиг апогея. Я, Дмитрий Ржевский, умоляю, ма шери, скажите мне свое имя, чтобы я отныне повторял его изо дня в день, из ночи в ночь!

– Что? Вы Ржевский?! – почти вскричала паненка и вдруг заулыбалась. – Значит, вы хотите знать мое имя? Я – Каролина Ржевуская! Быть может, ваша сестра в каком-нибудь колене!

Дмитрий ошалело на нее посмотрел и тоже заулыбался, все больше и больше.

Расстались Ржевский и Ржевуская по-дружески, но без обещаний. В ходе последующих танцев (кадрили, вальса, мазурки и снова кадрили) Дмитрий танцевал с разнообразными женщинами и все с большим воодушевлением. Ибо следил за Каролиной и заметил, что она посматривает в его сторону. Но вот был объявлен последний танец перед ужином (вальс), и Ржевский стремительно оказался возле прекрасной полячки.

– Я могу пригласить вас на вальс? – спросил он с наигранным спокойствием. Каролина сме-рила его тем самым надменным взглядом и вдруг сказала: – Только в том случае, если от своего права на вальс откажется пан Михал.

И обернувшись к уже подошедшему молодому польскому "шпаку", посмотрела ему вырази-тельно в глаза.

– Ну, раз этот бал устроен для приветствия гусарского полка, – неохотно промямлил пан, – то мне придется так и поступить.

Каролина повернулась к поручику, победительно улыбнулась и протянула ему свои руки. Дмитрий ощутил такой подъем чувств, что понесся с желанной Кралей сквозь ряды танцующих с удвоенной быстротой, умудряясь искусно лавировать и властно вращать деву то влево, то вправо, то волчком, а также падать на колено и пускать ее вкруг себя, похлопы-вая в ладоши. Их танец так всех заворожил, что большинство пар остановилось для того, чтобы увидеть в деталях эту блестящую импровизацию. В его конце им захлопали как пан Радзивилл с женой, так и губернатор Ланской, (бывший уже без жены), а следом и прочие гости.

– A teraz prosze kavalerow i ich panie do mojego stolu – odgryzc, co Bog poslal – звучно произ-нес пан Разивилл, что было понято русскими без перевода.

За столом Каролина отбросила приличия и оказалась рядом со Ржевским. Кому-то из-за этого пришлось пересесть, но ее это ничуть не обеспокоило. Между ними завязался ожив-ленный разговор: фактически ни о чем, но для них он был полон затаенного смысла. Она будто бы его спрашивала: – "Откуда ты свалился на мою голову?", а он ей отвечал: "Меня вела сюда путеводная звезда – та, что сияет сейчас в твоих глазах!". Она поднимала голову, окидывала его тем самым сияющим взглядом и спрашивала: "И что, коханый, мы теперь бу-дем делать?". "То, чего захочешь ты, моя милая! Но поцеловаться нам нужно обязательно – иначе мое сердце лопнет!".

После ужина гостям настала пора расходиться и тут вдруг пошел дождь – летний, сильный! Ржевский, намеревавшийся напроситься на прогулку с Каролиной, в отчаяньи на нее посмотрел.

– У меня недалеко стоит карета, – шепнула она: – Бежим!

Они выскочили под дождь и через минуту оказались внутри уютной, сухой и абсолютно тем-ной клетушки.

– Поезжай! – крикнула паненка кучеру, после чего припала к груди своего избранника, предо-ставив его горячим губам и настойчивым рукам взращивать пыл ее стремящегося к насла-ждению существа".