Похождения поручика Ржевского

Глава тридцать девятая. Совращение монашки

Томиться за ризницей ему пришлось с полчаса, так что сумерки уже хорошо сгустились и на небе высветились яркие августовские звезды. Впрочем, тут была скамейка, на которой подуставший за день поручик даже задремал.

– Вы спите? – раздался рядом удивленный нежный голосок.

– Простите, ваше сиятельство, – вскочил на ноги Ржевский. – Здесь такая удобная скамья, а я устал сегодня махать саблей.

– Это вы меня простите, – защебетала девушка. – Но меня задержала сестра – келарь. Так вы отбивали атаки французов? Во главе эскадрона?

– Я – поручик и эскадроном командовать не вправе. Но мне обещали дать ротмистра – после того, как на моем счету будет сто выведенных из строя мусью. Пока я насчитал сорок пять.

– У вас сорок пять побед в боях? Невероятно! Вы подшучиваете надо мной, поручик!

– Шутить над прекрасной девой? Это не в моих правилах! Да я и над обычными девушками не шучу, а тут вы!

– С чего вы взяли, что я прекрасна? Под этой рясой красота скрывается напрочь!

– Но остается завораживающий голос и проникающие в душу глаза – этого достаточно, что-бы сказать: вы прекрасны Мария!

– Вы знаете мое имя? Впрочем, у вас же послание моей матушки. Дайте же его сюда.

– Послание это устное. Я видел вашу матушку десять минут, на дороге, под рукой ни у Ека-терины Павловны, ни у меня не было пера, чернил и бумаги, поэтому она просто сказала мне: "Вы, Дмитрий, будете ехать мимо Успенского монастыря? Найдите там мою дочь и скажите ей: вернись домой, милая, твой грех надо забыть, а любовь к родным оставить. Умо-ляю тебя!".

– Моя матушка так сказала? – недоверчиво спросила послушница. – После того как прокляла меня?

"Опа! – спохватился Ржевский. – Как бы впросак не попасть!". А в ответ сказал:

– Сгоряча люди многое способны наговорить. Но через два-три месяца их мнение часто ме-няется на противоположное.

– Матушка может меня и простила, но я сама себе простить не могу! – нервно воскликнула Мария.

– Значит, вам нужно побольше времени для трезвой оценки произошедшего: с полгода или год, – тихо и ласково сказал Митя. – Только не после безвозвратного поступления в монахи-ни.

– Что вы можете знать о моем грехе?! – вскричала послушница. – Явились тут и ведете уте-шительную беседу!

– Можно я выскажу предположения? Вы молоды, прекрасны, а это значит, что грех ваш лю-бовный. Так? Молчание – знак согласия. Дальше: раз и матушка ваша и вы решили, что грех тяжкий, то вы, быть может, избавились от последствия вашего греха, то есть от ребенка…

– Нет! – воскликнула Маша. – Не было никакого ребенка!

– Ладно, не было. Тогда остается одно: ваш избранник является вашим родственником: кузе-ном, сводным братом или даже родным…

– Никаким не родным!! – почти заорала княжна и сразу сбавила тон: – Это мой брат по предыдущему браку матери…

– Всего-то? – заулыбался Ржевский. – История знает множество случаев, когда такие род-ственники вступали в брак и жили вполне счастливо.

– Не можем мы жить счастливо, – глухо сказала Маша. – Он женат.

– И живет рядом с вами?

– Нет, только приезжает погостить…

– Думаю, что теперь мать сама будет его навещать, а его ноги в вашем доме больше не бу-дет.

– А если я постоянно хочу его видеть?! Он даже во снах ко мне регулярно является!

– Тоже обычное явление при сильной любви. Но от любви есть только одно средство, Мария Владимировна…

– Какое же?

– Другая любовь. Причем не платоническая, бестелесная, а полная страсти, всеобъемлющего трепета – до самозабвения. Она может быть короткой, но яркой, бурной, пронизывающей все ваше существо от волос на голове до кончиков пальцев на ногах…

– Разве такая любовь бывает? – изумилась княжна.

– Только такой она и должна быть, – убежденно сказал Ржевский. – Я узнал это не из книжек маркиза де Сада, а на собственном опыте. И я трепетал, и мои чудесные подруги трепетали, а иногда, по их внезапному признанию, летали в небесах…

– Это удивительно, – тихо и потрясенно молвила послушница, готовая превратиться в ослуш-ницу.

– Машенька, – так же тихо сказал Дмитрий. – Когда я узнал, что в этих стенах вот-вот будет навсегда заточена прекрасная княжна, мое сердце заныло в груди и я себе сказал: "Митя, ты не должен этого допустить!". А когда ваши печальные очи посмотрели на меня, я уже затре-петал и трепещу сейчас снова. Умоляю, доверьтесь мне, полюбите меня хоть на одну эту ночь и наутро мы оба предстанем солнцу обновленными существами!

– Я почему-то верю вам, Митя, – сказала княжна. – Можете меня поцеловать…

Когда утром Ржевский явился на гусарский бивак, корнеты уже не спали.

– Да ты просто изможден до полной бледноты! – воскликнул Сашка. – Она тебя заездила! Вот тебе и монашка!

– Уже не монашка, – улыбнулся поручик. – Сегодня Маша уйдет из монастыря.

– Отговорил? Молодца! – сказал Алексей. – Ну, давай подробности свидания…

– Ее отец – князь, – веско сказал Ржевский. – Если он узнает, что я рассказал двум обормотам, как огуливал его доченьку, он и меня в порошок сотрет и до вас доберется. И потому что?

– Что?

– И потому я буду сейчас досыпать пару часов, а вы всяческими средствами меня перед Епанчиным выгораживать.

– Почему это?

– Потому что эту кашу именно вы заварили. А я был просто исполнителем ваших причуд.