Похождения поручика Ржевского

Глава шестьдесят первая. Авантюра в Вартбурге

Через неделю Силезская армия покинула окрестности Бауцена и отправилась на северо-запад с намерением перейти Эльбу севернее крепости Торгау. Гусарская дивизия под командованием генерал-лейтенанта Васильчикова (и О…ский полк) шла в авангарде. Ржевскому страсть как неохота было покидать уютную постель Энгельхен (она не отпускала его ни на одну ночь в расположение полка), но…труба зовет! После обмена пылкими заверениями в любви ротмистр взлетел в седло, отдал честь щедрой женщине и поскакал навстречу новым приключениям.

Прибыв скрытно 20 сентября к городку Эльстер, гусары стали наблюдать за противоположным, левым берегом: там в 3 верстах от реки, на высоком берегу находился городок Вартенбург, где по показаниям местных жителей расположилась какая-то часть корпуса Бертрана – то ли батальон, то ли полк… Это следовало уточнить и в любом случае блокировать передвижения этой части, так как именно здесь Блюхер захотел построить два понтонных моста для перехода армии. А это значит, что гусарам и их лошадям придется лезть в холодную сентябрьскую воду. И первым в ночную разведку был отправлен эскадрон Ржевского.

В одежде в воду ротмистр лезть не собирался и потому приказал всем раздеться догола, привязать оружие к седлам, одежду и пороховницы на голову лошадям, взять их в повод и плыть рядом. Впрочем, ширина реки была около 200 м при плавном течении, и все гусары (которых Ржевский постоянно вынуждал учиться плавать) доплыли до берега, а лошади тем более. Ружья, пистолеты и сабли, конечно, намокли, но порох остался сухим, а это главное. Одевшись, гусары расседлали лошадей, обтерли их сухими попонами и заседлали вновь. Гусары одного взвода обмотали копыта коней тряпками, сели в седла и почти беззвучно потрусили в сторону Вартенбурга. Прочие устроили в подножьи невысокой речной террасы (скрывающей их от взоров с более высокого берега) казачьи подземные костерки (с поддувалом и отверстием для дыма) и стали кипятить в котелках воду и заваривать чаем, попивая его затем с сахаром – отогреваясь таким образом от вынужденного купания.

Часа через два взвод возвратился, везя на запасных конях двух пленных французов: рядового и унтера. Ротмистр допрашивал их по отдельности и первым – рядового. Тот не запирался и рассказал, что служит в егерском полку, входящем в состав корпуса под командой генерала Бертрана. Впрочем, в Вартенбурге расположился всего батальон этого полка – прочие части квартируют в соседних городках и деревнях вдоль Эльбы. А больше солдат Мульен ничего не знал.

Унтер поначалу хитрил-мудрил, но Ржевский резко его предупредил, что основные сведения он уже получил от Мульена, а унтер может попасть под расстрел, если будет продолжать врать. После этого Роже Шарден стал отзывчивее и уважительнее и дал более подробные показания, в целом совпавшие с показаниями Мульена. Оказалось, что в корпусе Бертрана осталось не более 15 тыс чел., что он сильно рассредоточен вдоль Эльбы (верст на 30) и ведет, в сущности, наблюдение. Однако между частями корпуса существует примитивная, но круглосуточная оптическая связь, с помощью которой можно передавать сообщения о десантировании союзников на левобережье Эльбы. Благодаря этому части корпуса можно быстро собрать в одном месте. На вопрос, где находится пункт связи в Вартенбурге, унтер опять заюлил, но ротмистр предупредил, что они поедут туда вместе с ним и тогда Роже указал местоположение точно: колокольня церкви. У Ржевского тотчас родился план по дезинформации французских частей – но сначала надо было отправить донесение Васильчикову. На правый берег был отправлен самый хороший пловец (без оружия и лошади, но с рапортом), а ротмистр стал подбирать кандидатуры для вылазки в городок и продумывать ее детали. Наконец он решил, что поскачет туда сам со своим самым проверенным отделением (и неизменными Говоровым и Демидовым), штуцерами, запасом пороха и пуль и несколькими десятками ручных гранат. С эскадроном же останется до утра его заместитель, поручик Корф.

Ночь была темная, но иногда из-за облаков выглядывала луна. Колокольня в такие моменты была видна хорошо и отряд оказался возле нее быстро. Дозор на окраине городка был перебит в предыдущей вылазке (унтер Шарден как раз им командовал), так что гусарам никто не препятствовал. Роже постучал в дверь колокольни и на вопрос охранника сказал условленное:

– Донесение для генерала Бертрана.

В двери открылось оконце, в котором показалась физиономия носатого солдата. Ржевский мигом оттер плечом унтера и всунул указательный и средний пальцы в ноздри солдата, тотчас задрав нос к небу. Солдатик встал, вероятно, на цыпочки, а ротмистр скомандовал по-французски:

– Открой дверь! Иначе я оторву тебе нос от лица!

Внизу звякнула щеколда и дверь открылась. Четверо гусар отделения шустро просунулись внутрь, а оставшиеся стали вводить внутрь нижнего этажа восьмерку лошадей. Когда Ржевский закончил вязать охранника, ему сверху крикнули:

– Все в порядке. Можете подниматься, ваше благородие.

Подталкивая связанного Роже, Дмитрий поднялся по винтовой лестнице колокольни до ее верхней площадки, где находилось трое телеграфистов, уже повязанных.

– Кто командир? – спросил ротмистр.

– Я, – неохотно признался еще один унтер.

– Начинай объяснять правила телеграфирования.

– Это воинский секрет, – твердо сказал унтер.

В ответ Ржевский достал засапожный нож и точно рассчитанным движением воткнул его скользом в бок унтеру. Тот вскрикнул и упал на пол без сознания. "Смотри слабенький какой, словно девушка! – удивился Дмитрий. – Но это очень хорошо".

– Кто первым возьмется объяснять правила, останется жив, – сказал он двум другим специалистам.

– Я объясню, – тотчас сказал рядовой субтильного телосложения.

– Начинай, – кивнул ротмистр. И добавил своим по-русски: – Перевяжите унтера, а то еще кровью изойдет.

Через полчаса он вник в устройство аппарата и в перевод его сигналов на французский язык и обратно. И очень вовремя: аппарат вдруг ожил, принимая вспышки с южного направления, где находился штаб корпуса. "Доложите обстановку", – было в сообщении. Ржевский взялся за створки оптической системы и отсемафорил: "У нас все спокойно". "Конец связи" – отсемафорили ему. После этого телеграфистов свели вниз и привязали поодиночке меж лошадей к балкам. Сами же, набравшись терпения, стали ждать рассвета.

Однако часов в пять в дверь колокольни застучали. Ротмистр спустился по лестнице вниз и грубовато спросил:

– Что надо?

– Срочное сообщение в штаб корпуса! – сказали ему. – Через Эльбу наводится переправа! Но кто со мной говорит?

– Унтер-офицер Роже Шарден! – отрапортовал Ржевский.

– Какой-такой Шарден? Где унтер-офицер Вуазен?

– Он ранен.

– Что значит ранен? Открой немедленно!

– Не положено.

– Открывай негодяй!

– А я говорю, что не открою!

– Постой! Шарден? Тот самый, чей дозор найден перебитым?

– Дошло наконец. Да, это сделал я. И телеграфистов ваших здесь перебил.

– Мердэ, мердэ, мердэ! Солдаты! Стреляйте в дверь!

– Вряд ли поможет, – саркастически сказал ротмистр. – Она толстая и дубовая.

В ответ прозвучали три выстрела из мушкетов, не приведшие к образованию дыр в двери.

– Граната! – крикнул ротмистр и через несколько секунд за дверью грохнул взрыв, а за ним – крики французов и стоны.

– Ну и ладушки, – вполголоса сказал Ржевский и полез обратно на верхнюю площадку, послав вниз Демидова.

С вершины колокольни уже было заметно осветление восточной части неба, но внизу все еще царила темнота. На этот счет у гусар была еще одна домашняя заготовка: смоляной факел. Его привязали к длинной веревке, зажгли и бросили вниз: не долетев до земли метра три, этот светоч неплохо озарил местность в полусфере радиусом два десятка метров. Солдаты, обступившие колокольню, поспешили выйти из этой полусферы, но двух недостаточно резвых гусары успели подстрелить. В ответ раздались многочисленные выстрелы снизу – так что пули засвистали вокруг, зацвиркали по каменным выступам и вдруг попали колокол, который отозвался гулким звоном. Вскоре на пол площадки посыпались стекла: это очередной залп задел оптический семафор.

– Надо подкинуть им гранат, – сказал Ржевский, и через минуту железные мячики полетели за пределы освещенной полусферы. Последовали взрывы, а за ними новые крики, стоны и залпы.

– Пушку сюда! – раздалась внизу команда на французском языке.

– Пушку, пушку, – оживились солдаты и на какое-то время прекратили свою бесполезную пальбу. Меж тем утренние сумерки добрались и до левобережья Эльбы, и гусарам стало видно конную упряжку с пушкой, которая довольно быстро приближалась по улице Вартенбурга к колокольне. Ржевский взял штуцер, приложился к нему, поймал в прицел правого коренника и выстрелил. Но сумерки сыграли роль помехи, и упряжка продолжила свой путь.

– Сосредоточенный огонь по упряжке, – распорядился ротмистр. Штуцеры захлопали и лошади рухнули все-таки на дорогу. Артиллеристы попрыгали с зарядных ящиков и стали разворачивать пушку стволом к колокольне, но последовали новые выстрелы, и пушкари сочли за благо броситься под защиту домов. Тогда к пушке побежали пехотинцы, с нетерпением ее ожидавшие, облепили со всех сторон (несмотря на выстрелы с колокольни) и выставили как надо. На колокольню же вновь посыпались пули, заставившие гусар прятаться за ее стены. Последовал первый выстрел из пушки, потрясший колокольню, ибо ядро попало в ее стену. Ржевский зарычал от злости и своего бессилия и вдруг внизу раздалось раскатистое "ур-ра-а!": то к окраине городка выскочил наконец его эскадрон! Под натиском гусар пехотинцы побежали кто куда, забыв о колокольне и о пушке. А верхолазы стали спускаться по лестнице, радостно гогоча."