Четвертое утро в николаевской Москве Городецкий провел сначала за столом у Олимпиады Модестовны (они завтракали и дружески пикировались – отчасти по-французски), а затем он приступил к разметке проволоки, опираясь на смутное впечатление от интернетовской картинки: то ли 10, то ли 20 обручей сделать? Или 12–15? Колебания его прекратились после измерения всей длины мотка: получилось 30 аршин, то есть около 20 м. При диаметре нижнего обруча 1,5 м длина его оказалась 4,7 м. Ну а выше 4,2 м, 3,7 м, 3,0 м, 2,4 м, то есть проволоки хватило на 6 обручей. Придется ее докупать. А может тогда сделать просто турнюр на попу и несколько обручей понизу? Ладно, буду пока рисовать эскизы и вымерять. Тем более, что спереди желательно сделать выемку без обручей – проще будет танцевать, да и ходить…
Обедать он пошел в виртхаус, хоть гранддама его и улещивала.
– У меня будет не просто обед, а деловая встреча, – объяснил Макс. – Вы позволите потом заглянуть ко мне Лизе – на полчаса?
– Только без ваших мужских глупостей, – строго сказала Олимпиада, хотя в глазах ее Максу почудились бесенята.
– Мы намереваемся сшить платье нового фасона, – приглушенным голосом сказал Городецкий. – Первый удачный экземпляр презентуем вам, Олимпиада Модестовна.
– Это то, на чем вы будете зарабатывать деньги? – приглушенно спросила и она.
– Да, – шепнул Макс и вышел за дверь.
На обед была в этот раз свиная рулька, с которой он еле управился. Девушки предусмотрительно взяли одну на двоих и тихонько посмеивались, глядя как он отдувается. Хорошо, что он ограничился поллитром пива… Оглядывая зал, Макс вдруг наткнулся на ненавидящий взгляд позавчерашнего приказчика. "Лучшее – враг хорошего, дружок", – подумал он и спросил у Лизы:
– Паренек вас больше не беспокоит?
– Отвадил его герр Дитер, – улыбнулась она.
– А о каких подарочках шла речь?
– Пфф! – презрительно сморщилась Лиза. – Подсунул раз грошовый платок с распродажи, который пришлось взять во избежание ссоры…
В комнате у Макса Лиза с любопытством огляделась и заключила:
– Чистенько у вас, Максим. Диван удобный. И мебель из красного дерева… А это та самая проволока? И как я должна ее перевязывать?
– Вот мой эскиз. Он вам понятен?
– Мы должны сделать такую кольчатую клетку? Ходить в ней, наверно, можно, а как садиться?
– При усаживании кольца легко соберутся вместе и беспокойства не причинят.
– Что-то верится с трудом…
– Сделаем, накинем сверху платье, подвигаетесь в нем и поверите. Но пока надо вас обмерить.
– Это ни к чему: свои размеры я знаю досконально.
– Тогда говорите, а я их проставлю на эскизе… Хорошо. Теперь вот еще что: сооружать платье мы ведь будем здесь, больше негде? Значит, нам надо заинтересовать Олимпиаду Модестовну. Давайте пообещаем ей такое же платье?
– Это можно, – согласилась Лиза. – Но материя пусть будет ее.
– Тогда пойдемте говорить с ней, а потом вы снимете с нее размеры…
Итогом оживленных переговоров с хозяйкой стало ее согласие на воскресную деятельность Макса и Лизы в его комнате – под надзором Маланьи.
После ухода Лизы Городецкий малость полежал на диване, все еще переваривая плотный обед, но вскоре встал и подсел к столу: пора было составлять первую статью о цивилизации будущего. "Начну с железных дорог и конки", – решил он и взял из пачки бумаги первый лист, а также карандаш "Кохинур" и ластик (все купил еще позавчера, когда принялся за кроссворд). Были у него и гусиные перья с чернилами, но писать ими чисто он при первой пробе не научился.
Общую часть о перспективах железнодорожных перевозок в мире и России Макс накатал за час. Но вот перешел на прокладку конок в Москве и призадумался: ее холмистый рельеф для них не очень-то подходит. Где же тогда их прокладывать? А, пожалуй, вдоль Москвы-реки получится, по бережку: ровненько и уклон совсем небольшой. Но там фактически нет оживленного движения… Хм, нет так будет: если проложить конку от устья Яузы по Москворецкой, Кремлевской и Пречистенской набережным. Там мигом и магазины возникнут и увеселительные заведения! А на краю пустующих Лужников можно многолюдную ярмарку устроить и уж тогда конка эта будет через каждые пять минут вагоны подвозить! Решено, так и опишу и красок не пожалею…
Вечером он как штык был на традиционной "спевке" у Надеждина и получил неожиданный втык:
– Где вы прочли про этот "стриптиз"? – сверкнул глазами Белинский. – Ни в Лондоне, ни в Париже нет такого развратного публичного танца!
– Публичного нет, а нелегальный есть, – парировал Макс. – В борделях Парижа девицы его танцуют: под музыку и у шеста. Очень будоражит, знаете ли!
– Вы что же там бывали?
– Бывал, – бодро соврал Городецкий. – С одним татарским мурзой, из Нижнего Новгорода.
– Где же подобный бордель находится? – спросил Надеждин.
– Прямо в Пале-Рояле, при ресторане "Провансальские братья", – сказал попаданец, интересовавшийся проституцией Парижа в 19 веке, когда писал своего "Петербургского пленника".
– Все равно, придется этот вопрос из крестословицы убрать, – скривился Надеждин. – Ценсор может придраться.
– Мамма мия! – воскликнул Городецкий. – Это же мне полтаблицы переделывать!
– Мы пошли вам навстречу, – улыбнулся Надеждин. – У нас в штате нашелся тот самый педант, которому в сласть подобное занятие. Думаю, он справится. Вы же первое время будете ему помогать.
– Это ж другое дело! – расцвел Макс. – Я сосредоточусь на своих рассказах о будущих чудесах и возможных московских прожектах. Вот, кстати, принес первый рассказ, о железных дорогах.
– Дайте сюда, почитаем. А почему написано карандашом? К тому же безграмотно, без ятей и еров?
– Уверяю вас, в будущем от этих архаизмов люди откажутся. Вам же все понятно в моем тексте?
– Понятно, но непривычно. Так почему карандашом?
– Мой почерк гусиным пером ужаснее карандашного, – совсем повесил голову Городецкий. – Потому я и привык писать карандашом.
– Все у вас не слава богу, – пробурчал Белинский.
– На самом деле ничего ужасного, – сказал вдруг Надеждин. – Зато идеи ваши очень интересны. Надо же, создать связку "конка-ярмарка"! Одно будет тянуть за собой другое, а в итоге все будут в выигрыше: купцы, промышленники и обыватели. Хоть к генерал-губернатору с такой идеей идти!
– Вот и сходите, – сказал Макс. – Соберите группу профессоров МГУ соответствующих факультетов, изложите проект более основательно, с цифрами расходов и возможных доходов, и добейтесь личной встречи у Голицына.
– А что? – задумался Надеждин. – Дмитрий Владимирович основной целью жизни своей принял обустройство Москвы после пожара и сделал уже очень много. Данный прожект может принести в казну много денег, да и удобств у горожан прибавится. Тем более что конки можно проложить и по главным улицам, пристегивая, где надо дополнительных лошадей. Я завтра же поговорю с профессорами физико-математического факультета Перевощиковым, Ловецким и Павловым: они у нас известные универсалы и неоднократно консультировали чиновников генерал-губернатора по использованию земель столицы. Что-то они мне скажут?
– Только мое имя лучше не упоминать, – спохватился Макс. – Сошлитесь на опыт Англии.