Последний долг

ГЛАВА 14

Мейбел

Так много лет прошло с тех пор, как моя семья практически перестала существовать благодаря Перси Уиверу. Так много лет прошло с тех пор, как он в последний раз меня коснулся. Столько мучительных лет с тех пор, как я обеспечила продолжение нашего рода и позаботилась о том, чтобы наследие моего сына перешло к другому.

Дочь умерла из-за грязной клеветы в колдовстве. Сын — изнасилован и психологически раздавлен, вслед за ней покинул этот мир. И мой драгоценный муж так же оставил меня защищать наше будущее в одиночку.

Ненависть к семье, которая забрала у меня всё самое дорогое, стала моим постоянным спутником. Словно самостоятельная сущность она росла и ширилась, страстно желая реванша.

И теперь я могла отомстить.

До того, как мы стали работать на Уиверов, я была полной надежд девушкой, мечтающей о любви. Познакомившись с молодым Френком, я влюбилась и через несколько месяцев забеременела. В течение нескольких лет я думала, что жизнь на улицах, попрошайничество и воровство и есть самое дно.

И думала я так до тех пор, пока мы не встретили Уиверов и не стали работать на них. До того момента мы и предположить не могли, насколько всё может быть плохо.

Я хотела отдохнуть. Мне это было нужно. Но я не могла.

Какое-то время с графом Уейвингхерстом всё было вполне неплохо, но потом я устала играть в роковую соблазнительницу. А ещё граф любил распускать руки, и хотя я вполне охотно платила тумаками за свободу от Уиверов, предел настал.

В тот день, когда он попросил меня уйти, я была готова.

С собой ничего не взяла, да у меня и не было ничего, кроме моего драгоценного внука. Вот так я променяла комнаты для прислуги в поместье на городские, наполненные нищетой трущобы Лондона.

Уиверы были мертвы.

Соня родила мальчика, а полтора года спустя двойняшек ― мальчика и девочку. Итак, у нас появилась первая девочка, которую можно было «унаследовать» и, наконец, уравновесить чашу справедливости, но мне нужно было больше власти, больше богатства, чтобы Уильям мог заявить права на то, что ему принадлежало по праву.

А пока мне следовало позаботиться о том, на что кормить внука. И как бы мне не хотелось, а пришлось заниматься тем, чем я занималась с графом ― продавать своё тело. Ведь это единственное, что у меня осталось, а нам нужно было выжить.

Мать Уильяма ― шлюха, что я выбрала для сына, а потом выкупила у неё своего внука, помогла устроиться на работу в бордель к её «мадам». И я была благодарна за это. Уильям быстро взрослел. Он рос крепким и здоровым мальчиком ― истинным Хоуком. И чтобы он обеспечил мне достойную старость, нужно было вложиться в его юность сейчас.

Мы много переезжали в первый год, оправдывая свою фамилию (прим. пер.: Hawk ― в переводе с анг. ― ястреб). Ястреб ― хищник. Падальщик, всегда готовый к броску. И до сего момента мне никогда не нравилась наша фамилия. Но теперь я гордилась ею и воспитывала эту гордость в своём внуке. Изо дня в день я неустанно рассказывала ему о том, что сделали Уиверы. Водила его гулять в парк по соседству, куда приходила на прогулки Соня с детьми, показывая девочку, которая вскоре станет его собственностью.

С несказанным интересом он наблюдал за ней, просил познакомить, хотел поиграть. Я с трудом игнорировала его пожелания, ибо не знала наиболее подходящего момента для знакомства.

Шли годы, я стала работать на кухнях и рынках, иногда обслуживая случайных клиентов в тёмных переулках. Мы выкрутились. Справились. Уильям подрастал, и его интерес к истории нашей семьи и выходкам Уиверов усиливался с каждым годом.

И встретив однажды дочь Сони, парень взял дело в свои руки. На его четырнадцатилетие я дала ему пару монет и отправила в местный магазинчик, наказав выбрать подарок по душе.

Однако мой драгоценный внук вернулся с деньгами обратно, рассказав историю о том, как повстречал девочку Уивер, которая попросила называть себя Коттон (прим. пер.: Cotton в переводе с анг. ― хло́пок), хотя настоящее её имя было Мэрион.

Время летело неумолимо, приближая обоих первенцев ко дню икс. Между тем я заметила странности в поведении Уильяма. Он был силён, несомненно! Красноречив, добродушен, трудолюбив, но было в нём что-то, чего я не могла объяснить.

Часто, лёжа ночью в кровати без сна, я всё думала об этом. Почему он такой… другой. Почему много знает о чужих бедах, почему отдаёт порой с трудом нажитые деньги тем, кто в них нуждается больше, или проявляет сочувствие к случайным знакомым на улице.

По мере его взросления, Уильм всё труднее переносил людные места. Он начинал дрожать, покрывался испариной, заставляя меня с ужасом думать о болезни, от которой умер его отец.

И я сделала всё возможное, чтобы сберечь его. Экономила каждый цент, чтобы обеспечить ему лучшую жизнь.

И, наконец, она наступила.

Наша новая жизнь началась одним вечером в местном борделе, где заплесневелая кровать обеспечивала долю прибыли моей ночной халтуры. После работы я, как обычно, направилась в наше временное жильё, которое любезно предоставил мне местный пекарь, несомненно ― добрый человек.

Уильям посмотрел на меня ― он как обычно был перепачкан мукой. Парень работал весь день напролёт у пекаря, выпекая хлеб и обслуживая его клиентов. Он предпочитал трудиться вдали от людей, прячась на кухне наедине с мыслями. Мой внук превратился в очаровательного, невероятно красивого мужчину.

Глядя на него, я никак не могла поверить, что в следующем месяце ему исполнится двадцать один год.

Я гордилась им. И я гордилась собой. Гордилась за то, что не сломалась, даже когда жизнь нещадно била.

Бросив шаль на слегка припорошенное мукой кресло, сказала:

― Я тут кое-что услышала, Уилл. Мы можем уехать далеко отсюда, к лучшей жизни.

Мой драгоценный внук посмотрел на меня, замешивая тесто, и одарил улыбкой. Его светло-карие глаза цвета спелого мёда, доставшиеся ему от отца, сияли на перепачканном глазурью лице.

Каждый раз глядя на него, сердце щемило от воспоминаний моих дорогих детей. Отчаяние и ярость никогда не покидали меня, вскармливая, словно мать младенца, и я не умру, не получив отмщения.

Вытерев руки о кухонное полотенце, мой мальчик сел на грубо сколоченный табурет, стоящий у печи. Подойдя к ведру с водой, я зачерпнула пригоршню и ополоснула руки, а затем шею, жалея, что не могу отмыться от отвратительной вони мужчин, что им пользовались.

Да, у меня есть внук, но содержала я себя сама. И выглядела лучше, чем большинство шлюх в этом городе.

― И что же ты слышала, ба?

― Слышала от зазывал, что человек из Генуи, некий Христофор Колумб, отправился в своё второе путешествие, ― сказала я, улыбнувшись. ― Говорят, со времён викингов не рождался такой храбрец, готовый отправиться через моря к новым мирам, рискнув жизнью. ― Голос дрогнул от нетерпения. ― Невероятный успех его первого плавания вдохновил многих кораблеторговцев последовать его примеру. За первооткрывателями будущее, Уильм. Ибо рискнувшие вернутся с богатствами и новыми знаниями.

Сердце стучало, как сумасшедшее, пока я рассказывала об услышанном на улицах этим утром. Новости из Европы распространялись быстро, словно заразная болезнь, поражая услышавших.

― В прошлый раз он взял три корабля. В этот раз ― семнадцать. Ты можешь только представить, Уильям? Семнадцать кораблей с храбрецами, чтобы узнать, что скрывает горизонт. Они ушли утром, ― сказала я, подумав о том, как бы хотела увидеть всю эту армаду, отходящую от порта где-то в Испании, махая им вслед белым платком.

Уильям снисходительно улыбнулся в ответ.

― Бабушка, тебе нужно оставить эти фантазии. Наша жизнь здесь. ― Он поднялся, взял кухонное полотенце и начал доставать из печи подрумянившийся хлеб. ― Я знаю, что тебе это не нравится. И я знаю, что ни ты, ни твоя семья не обрели здесь счастья, но так же я знаю только такую жизнь.

Уильям весь пошёл в отца ― был таким же добряком. Предпочитал добиваться всего мягкостью и добротой, нежели драться и рвать за то, что принадлежало тебе по праву.

― Может и так, но умирать здесь я не собираюсь, ― скрестив руки на груди, парировала я. ― Так или иначе, я уеду из этой страны, и ты поедешь со мной.

Он покачал головой, мягко улыбнувшись. Он привык к моему нытью о поисках лучшей жизни и лучшего мира. Я бы всё отдала за то, чтобы переехать. Найти то, что нам причиталось после всех невзгод.

― Идея не плохая, но это наша жизнь. ― Он поморщился, садясь на стул ― его тело ныло от тяжкого труда. Не хотелось бы, чтобы он рано сошёл в могилу, когда я нашла способ обеспечить нам жизнь высшего класса.

Встав, я пошарилась в юбках. Я горбатилась десятилетиями, чтобы скопить такую сумму. И выходя из дома, всегда брала с собой, пряча в одежде.

Деньги.

Достаточно для двоих, чтобы сесть на следующий корабль, уходящий из порта.

Обогнув стол, я протянула ему потрёпанный кошелёк, который предлагал так много.

― Мы уезжаем, Уильям. И никаких разговоров. И вернёмся мы только когда разбогатеем.

***

По моим подсчётам шла восьмая неделя.

Почти половина пассажиров, поднявшихся на борт «Куртизан Куин» и заплативших за жалкий гамак в трюме, наполненном крысами, умерли. Из дёсен сочилась кровь, а желудок, попади в него сейчас еда, вернул бы всё обратно. Перед глазами плыли пятна, и всё было в сером цвете.

Но Англия осталась далеко-далеко позади.

Корабль шёл в неизвестность. Никакой информации о пункте высадки. Но мне было плевать. Я глубоко веровала в судьбу и лучше бы умерла в погоне за мечтой, чем заживо сгнила в трущобах Лондона, так и не попытавшись чего-то добиться.

Верная своему слову, я купила нам билеты на первый уходящий из порта корабль. Видя триумф Христофора Колумба, мореплаватели ринулись за ним вдогонку, и когда я предложила капитану деньги и своё тело в обмен на покровительство в пути, он согласился.

Мы отплыли на следующий день. Налегке. Прихватив с собой только надежду.

Либо мы сгинем в море, либо обретём свободу и светлое будущее.

И я надеялась, что морская болезнь не слишком его омрачит.

Очередная волна качнула скрипучее судно, и, застонав, я схватила ведро, чтобы вырвать.

Двенадцать недель.

Люди умирали, штормы изрядно потрепали экипаж и корабль, но мы продолжали странствовать среди волн.

Солнце пробилось из-за туч, подпитывая тёплыми лучами. Уильям сильно исхудал, став похожим на ходячий скелет, да и я выглядела не лучше. Рёбра выпирали из-под кожи так сильно, что она покрывалась синяками. Зубы выпадали из-за цинги, которая началась от недоедания, а зрение стремительно падало.

Но надежда ещё теплилась.

Судьба задолжала нам счастья, и, без сомнения, она нам его выплатит.

Через четырнадцать недель после оставления родных земель, на нас, наконец, снизошла благодать.

Долгожданная земля.

Земля, дарующая жизнь.

Следующие несколько дней у корабля словно открылось второе дыхание, ровно как и у его обитателей. Мы бурно радовались, и уровень возбуждения послужил дополнительным толчком к достижению цели.

Первые шаги по суше глубоко отозвались в моём сердце. Я это сделала. Покинула ад и обрела рай. Здесь мой внук заживёт лучшей жизнью, я задолжала ему её.

Единственное было неизвестно, насколько это будет трудно.

Три долгих года мы жили в нищете и лишениях. Наш новообретённый дом на поверку оказался ничем не лучше Англии. Вместо зданий ― хижины, вместо улиц ― грязные тропы, на которых поджидали опасности. Еду приходилось добывать охотой.

С каждым днём Уильям мужал. Из застенчивого пекаря он превратился в воина, в храбрости не уступающего чернокожим соседям нашего нового дома. Они научили его выслеживать добычу и ставить манки, обучили моего мальчика своему языку и приняли нас в своё племя.

Получив приглашение присоединиться к их семье, мы не стали долго раздумывать. В припортовом городке нас не держало ровным счётом ничего, и мы решились на паломничество в деревню. Мы добирались пешком несколько недель. Возраст давал о себе знать, а приёмы пищи превратились в рутинный труд из-за потери зубов. Тело отказывало, но я ещё не достигла цели.

Ещё пока.

Нужно обеспечить Уильяма. Он должен вернуться и истребовать долг, пока ему позволяет возраст. Да уж, мой длинный список дел не давал задумываться о старости.

Мой внук, словно богом посланный, помогал мне всегда и во всём: держал за руку и нёс, когда идти я уже не могла. Помогал шаманам унять жар, когда я заболела. И так же, как и я, никогда не переставал верить, что мы обретём искомое ― достаток.

И однажды, спустя пять лет и четыре месяца, как мы покинули Англию, это случилось.

Зрение моё заметно село, но каждый день, когда вечерело и на нашу приёмную деревню опускались сумерки, Уильям выводил меня на прогулку. Провожал к реке, и пока я мылась и отдыхала, охранял от хищников.

Но в ту ночь всё было по-другому. Откуда ни возьмись, появилась голодная гиена, нарушая тишину своим нервным смехом, и Уильям погнал её, угрожая копьём. Я стояла посреди воды, не смея выйти на берег, и не видя моего драгоценного внука.

Он не отвечал на мой зов, и не было слышно ни единого звука. Кто победил, а кто проиграл? На глаза моментально накатили слёзы от мысли потерять его. Если он погиб, нет больше смысла цепляться за жизнь, игнорируя старость. Зачем? Глупая надежда и слепая вера больше не помогут.

Однако беспокойство было напрасным, ибо мой мальчик вернулся целым и невредимым. Весь перепачканный коровью гиены, он тащил за собой её тушу, и ничего, кроме цвета кожи, не отличало его от наших спасителей ― такой же дикий и свирепый. Бросил добычу и вошёл в воду ко мне. Моя юбка, сделанная из шкуры животного, трепыхалась на волнах, облепив сверху бёдра. Уильям подошёл ко мне, протягивая что-то блестящее и большое, чёрного цвета ― цвета ночного кошмара и одновременно воплотившейся в жизнь мечты.

― Что это? ― прошептала я, чувствуя, как в груди чаще заколотилось сердце. Я не знала, что у меня в руках, но казалось, этому самое место в моих ладонях. Таково искупление на ощупь?

― Не знаю, но похоже, что истории, рассказываемые нам у костра, правдивы. Помнишь песни о волшебном чёрном камне? Думаю, это он, ― ответил внук, поцеловав меня в щёку, и я внезапно ощутила тяжесть нагретого теплом тела камня. ― Мне кажется, он чего-то стоит, бабушка. Думаю, это начало чего-то хорошего.

Хотела бы я сказать, что дожила до хороших времён, но, похоже, все свои силы я отдала моему дорогому внуку. Несколько месяцев спустя я заболела и слегла, в то время как Уильям копал землю. Копал чем приходилось: копьями или тазовыми костями львов, специально приспособленными для этого, медленно просеивая землю и выуживая другие чёрные камни. Чёрные камни сменились прозрачными ― красивыми и блестящими.

Наше племя собирало их и складывало в бушели, которые впоследствии надёжно закапывали, чтобы другие племена не ограбили нас. Уильям собрал группу из охотников, чтобы отправиться в порт и обменять свои волшебные камни.

Я осталась дома, изо всех сил цепляясь за жизнь.

Тело израсходовало свой ресурс, но душа пока уходить была не готова. Я пока была не готова…

Мы слышали рассказы о торговце золотом, сколотившем состояние на шафране и слитках. Тот же самый торговец отвел Уильяма в сторону и прошептал ему на ухо, что тот, возможно, нашел очень редкий алмаз.

Алмаз.

Так близко я ещё ни одного не видела.

В ту ночь, когда внук вернулся из порта, он рассказал мне, что продал достаточно камней на обратную дорогу до Англии. И тогда я поняла, что отлив сменился приливом. Время Уиверов закончилось.

Пришёл наш черёд.

Вечером, при свете свечи, мы обсудили план по его возвращению в Великобританию. С высоты прожитых лет я старалась дать дельные советы, основанные на моём горьком опыте. Он должен стать неприкасаемым, а значит купить тех, кто будет его защищать. Должен заручиться поддержкой короля, даже если придётся отдать ему всё. Но ведь это долгосрочное вложение, а не мимолётные траты.

Теперь оставалось надеяться, что мой мальчик прислушается к старухе.

К сожалению, мне не суждено было узнать.

За две недели до того, как Уильям назвал горстку доверенных воинов «Блэк Даймонд» и купил билет на первый же корабль до Англии, я умерла.

Я не увидела уничтожения наших врагов.

Не смогла вкусить плодов победы.

Но было не важно.

Я любила внука всем своим существом.

Я отдала ему всё.

Я, наконец, освободила его.