Последний долг

ГЛАВА 7

Нила

— А ну, отпусти её.

И Дэниель отпустил.

Я повернулась лицом к ним. Почему-то я знала, что сейчас произойдёт, и мне следовало спрятаться. Спрятаться глубоко-глубоко внутри. Спрятаться от всего, что они со мной сделают.

Но я предпочла обратное. Я буду предельно сконцентрирована, и буду знать, что я боролась, что обыграла ту гадость, что дал мне Кат. И он не сломал мою волю.

Я не позволю себе подчиниться.

Меня трясло от желания и жажды освобождения.

От жара костра, наркотический угар всё быстрее растекался по венам, вспенивая кровь. Кат отправил меня танцевать. Он перерезал верёвку на моих запястьях, уселся у костра и стал смотреть. Иногда я ловила его на том, как он сжимал рукой свою промежность, а иногда мне казалось, будто я вижу на его лице какие-то другие эмоции. Привязанность? Теплоту?

С каждым шагом я всё больше и больше поддавалась действию наркотика. С каждым ударом барабана лоно сжималось всё сильнее. Если бы Джетро сейчас меня коснулся, я бы упала на четвереньки и умоляла бы его взять меня.

Мне было бы плевать на людей, свет от костра и пристальные взгляды. Я бы полностью отдалась фантазии и пустилась бы во все тяжкие.

Но его здесь не было.

Мозг, жестоко атакованный похотью и постыдством, всё же помнил достаточно, чтобы я испытывала отвращение к поглотившим меня желаниям. Дрожа от сладострастности, я когтями цеплялась за ту мораль, через которую переступить не могла ни в коем случае.

Чем больше я танцевала, тем жарче становилось. Огонь прогонял прохладу ночи, и моя кожа покрывалась испариной.

Влага на теле и жар сыграли на руку.

Пот немного помог избавиться от этой дряни в крови, превратив из дикого животного обратно в женщину, которую я едва узнала.

Я выиграла.

В самом тяжёлом сражении в своей жизни.

И сейчас осталось только желание и знание того, что бежать некуда.

Не в этот раз.

Ни Кестрела, чтобы подыграть. Ни Джетро, чтобы спасти.

В этой тонкой брезентовой палатке только Дэниель, Кат и я.

Снаружи гремели барабаны, изредка раздавались возгласы и какие-то заклинания, брошенные в воздух. Они поднимались вверх и растворялись в ночном небе. Ещё ни разу я не боролась сама с собой так сильно и так жестоко. Никогда ещё граница между правильным и неправильным не была так сильно размыта. И я как никогда хотела сдаться, столкнувшись лицом к лицу с наступающей погибелью.

Секс.

Его они хотят.

И то, что они дали мне, заставляло тоже желать секса. Безумно желать. Отвратительно сильно.

Но я не могу.

Не могу забыть. И не забуду.

Тело будто жило своей жизнью, разрываясь на две половины, дрожа и требуя безоговорочной капитуляции.

Кат подошёл ближе, коснувшись шершавыми ладонями моих щёк. Кожа вспыхнула от его прикосновения, и я возненавидела себя за это, придвинувшись ближе и сосредоточившись на его губах, жаре, исходящем от него, и запахе костра.

Слегка усмехнувшись, он погладил пальцем мою нижнюю губу.

Сколько же сил у меня ушло, чтобы сдержаться и не облизать его.

— Всё ещё сопротивляешься, крошка Уивер. Я предлагаю сдаться.

Ни за что!

Он поцеловал меня, подталкивая капитулировать, и я застонала. Кат больше не играл ни в какие древние обряды, будь они не ладны. Он играл в совершенно другую игру. Подлец казался моложе, мягче… и так схож со своим старшим сыном, что это вызвало во мне замешательство, вплоть до головокружения, будто обрушивая приступ вертиго.

Он не Джетро.

Не Джетро!

Я могла отдаться музыке и танцу. Я могла стать одной из племени, но могла это сделать только на время, пока скакала в бешеном ритме вокруг костра. Но теперь, теперь я буду контролировать себя. Пойду против своего тела, даже если будет больно, и взять они меня смогут только против воли.

Если они изнасилуют меня, прежней я не стану.

Но если я отдамся добровольно… Да лучше умереть тысячу раз на гильотине.

— Тебе нужны подробности, Нила? — Кат провёл носом вдоль моей скулы, вдыхая запах. — Ты знаешь, что случилось с нашим родоначальником. Его трахали с часу ночи до часа дня. Его пустили «по кругу», и не было никаких правил и ограничений о том, что можно сделать, или чего нельзя, с его телом. Его просто отдали за долги.

Я тяжело сглотнула.

Ужасная участь, выпавшая на долю его родственника, только укрепила мою решимость.

— Нет, не нужно. Я помню. — Отстранилась я.

Джетро…

Господи, как бы я хотела, чтобы он был здесь.

Кестрел…

Он так спас меня тогда. Оставался верным и честным, и таким самоотверженным. И в тот момент я его тоже желала.

И я бы хотела, чтобы он был сейчас здесь.

Наркотик делал меня похотливым животным и заставлял хотеть любого до тех пор, пока мне было хорошо. Заставлял стремиться к непрерывному высвобождению.

— Чем бы вы меня не опоили, я не поддамся, — сжав кулаки, продолжила упорствовать.

И проследив взглядом, как Кат сжал через штаны свой напряжённый член, услышала в ответ:

— Ты уверена?

Животные примитивные желания перевешивали мою человеческую сущность. Я больна. Больна! Больна, раз хотела этого убийцу. Человека, который, словно овцу, зарезал мою мать. Человека, что убил любовь моей жизни и его брата — своих сыновей.

Нет!

И вдруг накатила ясность, позволившая выстоять.

— Отстаньте! Уходите! — закричала я. — Не хочу. Мне не понравится! Не важно, что вы сделаете, я не приму этого. Хотите, чтобы я отдалась добровольно? Хотите, чтобы я любила вас так же, как люблю вашего сына? Но я не люблю вас. И никогда не буду. Вы просто больной ублюдок, который заслуживает сдохнуть, как собака.

После моего маленького нервного срыва, под пологом палатки опустилась тишина.

— Ну, блядь, Уивер, — проведя по лицу ладонью, сказал, Дэниель. — Ты добилась своего.

Кат не проронил ни слова, но удовольствие на его лице моментально сменилось гневом. Он набросился на меня, схватив за волосы, запрокидывая назад мою голову.

— Любишь, говоришь? А, может, вернее будет сказать любила, дорогая? Он ведь мёртв.

Вот чёрт!

Правда таилась там, в глубине моих глаз, и я старательно укрыла её скорбью.

Взгляд Ката встретился с моим, ища сокрытое.

— Ты сильная, отдаю тебе должное. Сильнее, чем твоя мать. Хочешь, расскажу, как она умоляла трахнуть её? Как необузданна была? Как призналась, что любит и умрёт счастливой после той ночи, что мы провели вместе?

Ложь. Всё до последнего слова.

От его колкостей уже не было больно, словно сердце обрастало мозолью, которая только становилась толще с каждым разом.

— Я не верю. — Кат сильнее дёрнул меня, и бриллианты на шее сдавили горло.

— Думаешь переиграть нас? Не получится. Как только я коснусь твоей мокрой киски, ты будешь кричать: «Ещё, ещё». — Он отпустил, и я отшатнулась.

Кат подошёл к маленькому столику, на котором стоял графинчик с коньяком. Его белая рубашка, почти прозрачная от пота после церемонии, прилипла к долговязому телу. Он налил выпивки и повернулся. Кожа его покрылась испариной, а глаза, казалось, болезненно воспалены.

Хоть бы он заболел. Подцепил бы какую-нибудь заразу и умер.

Подняв бокал, он провозгласил тост:

— За Третий Долг, Нила. — Сделав большой глоток, отбросил стакан и шагнул ближе. Затем потянулся к карману и извлёк оттуда монету стоимостью в один фунт. — Орёл или решка, Дэн?

В груди заклокотало.

Страшно засосало под ложечкой.

Возбуждение боролось с ненавистью, уговаривая поддаться мнимой эйфории. Но я не пойду на поводу и не польщусь на обман.

Я убью тебя, Кат Хоук. Убью.

— Ох, чёрт, — почесав затылок, ответил Хоук-младший. — Ну-у… Орёл. Пусть выпадет королева.

Кат подбросил монету, почти сразу поймав её, и, со шлепком положив её на тыльную сторону другой руки, раскрыл, разочарованно выругавшись:

— Вот блядь.

— Да, ёпта. — Дэниель победно вскинул руку к небу. Бросившись вперёд, он обнял меня за талию. — Думаю, это значит, что первый раунд за мной, Нила. — И я почувствовала исходящую от него одержимость, которая словно просачивалась с по́том через поры.

Нет!

Захотелось кричать.

Указав на откидную створку палатки, Дэниель прорычал:

— Приходи, когда стихнут крики, папуля. Я позабочусь о том, чтобы она ещё дышала, когда дойдёт твоя очередь.

Я почувствовала, как внутри меня что-то умирает. Медленно, словно постепенно увядающий осенью цветок.

— Сукин сын, — пробормотал Кат, потерев лицо рукой. Взгляд его золотистых глаз потемнел, и пусть с неохотой, но он всё же прорычал: — Прекрасно. — Направившись к выходу, он оглянулся напоследок, сказав: — Увидимся чуть позже, Нила. Запомни, что я сказал, как только я коснусь тебя, ты будешь на коленях умолять меня трахнуть тебя. И не отдавай Дэниелю всё. Прибереги немного своей выдержки и мне.

И он ушёл.

Оставив меня наедине с неадекватным Хоуком, которого и следовало что разорвать на куски и скормить волкам.

Будь сильной. Ты можешь.

Дыхание перехватило, лёгкие отказывались работать. Хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

— Ну что, готова повеселиться, шлюшка-Уивер?

Я стиснула зубы, отказываясь на него смотреть.

Дэниель приблизился, схватив за подбородок, заставляя поднять взгляд и всё же посмотреть ему в глаза. Мне понравилось его прикосновение, и стало так мерзко. Тело жило своей жизнью и жаждало большего. Какое бы зелье не отравляло мою кровь, оно лишало стойкости, лишало страха… заставляя ждать, когда же, наконец, я ослабну и просто сдамся.

— Не трогай. — Я постаралась вырваться, но только побудила ублюдка ещё сильнее сжать пальцы.

— Ой-ой, ну не стесняйся. Сейчас не время для этого. Особенно, когда я, наконец, могу узнать, что же так свело с ума моего брата. — И проведя рукой по моему декольте, пробормотал: — Вряд ли твои маленькие сиськи. Может твоя маленькая киска, а? — И, оттолкнув меня, рассмеялся. — Ну так давай выясним. Приступим?

Я взвизгнула, когда ублюдок толкнул меня к кровати.

Без пыток или игр. Без уроков истории.

Он меня хочет. И возьмёт. А потом это же сделает и его отец. И я буду морально и физически сломлена.

Слёзы накатили словно шторм, сдавливая грудную клетку.

Не сдаваться.

Время ускорилось, мне стало дурно. По коже поползли мурашки, а кровь вскипела от совершенно неуместной и отвратительной похоти.

В этом чужом и ужасном месте я была в заточении много хуже, чем в Хоукскридже.

Я совсем одна.

Даже моё собственное тело предало. Игнорируя посылы мозга сопротивляться и быть холодной, против моей воли оно дрожало и таяло.

— На кровать, сука. — Злобно хихикнув, толкнул меня на матрац Дэниель. Его глаза маслянисто сверкали от выпитого алкоголя, а прикосновения стали небрежными и жестокими.

Подпрыгнув на мягком, я замотала головой, пытаясь справиться с резкой сменой положения. Полог палатки закачался и стал танцевать, отказываясь стоять на одном месте.

Дэниель взобрался на меня, разом выдавив весь воздух своим весом.

И тут меня словно ошпарило. Я заорала:

— Слезь с меня!

— О, да. Кричи сколько влезет. Всем плевать. — Потянувшись к поясу моих джинс, мерзавец завозился с молнией, разрывая её.

— Нет! — громко крикнула я, сорвав голос.

— Ох, бля, как же это заводит, — сказал Дэниель, облизнув мою щёку, оставляя мерзкую влагу слюны. — Поверь, ты предпочтёшь меня моему папаше, я уж позабочусь. — Просунув руку в горловину кофты, он вцепился в мою грудь.

Я брыкалась, извивалась, билась и кричала.

— Чёрт возьми, да ты просто дикарка.

Я не сдавалась. Постепенно угасающее мужество наложилось на оцепенение и страх.

— Продолжай, ты только устанешь. — Смеялся Дэниель. — Вот так, сучка. — Положив руки мне на плечи, он прижал меня к матрацу, оседлав ноги. — Я несколько месяцев ждал этого, крошка-Уивер.

Он ущипнул за сосок, и мерзкое удовольствие волной прокатилось по всему телу.

Похоть.

Желание.

Наслаждение.

Нет.

Я могу бороться. Я могу биться и сражаться за свою жизнь. Но не могу справиться со своим телом. Оно должно быть на моей стороне. На моей. Не на его.

На моей.

Всплеск силы и энергии загасил действие наркотика, и я очнулась. Резко выбросив колено вверх, почувствовала через ткань джинс мягкость яичек и твёрдость члена.

Словно в замедленной съёмке, Дэниель рухнул на пол, гортанно простонав. На лбу у него выступил пот, а лицо побелело от боли. Хватая ртом воздух, он скатился на бок, отпустив меня при этом, и накрыл руками своё покалеченное достоинство.

Я извернулась, подобрала колени и скатилась с кровати.

— Ненавижу тебя! Ненавижу!

Каким-то образом, Дэниель преодолел боль, рванул за мной и схватил за ноги.

Мы сцепились на брезентовом полу палатки.

— Блядская ты сука! — покраснев от натуги и злости, проорал Дэниель.

Он ударил меня в бок, вышибая из лёгких весь воздух. Я извивалась и брыкалась, стараясь дать сдачи, но алкоголь в его крови, видимо, притуплял боль от моих тщетных попыток.

Поднявшись на ноги, ублюдок, пнув меня в живот, прошипел:

— Это за мой член, тварь.

Боль накрыла со скоростью света. Я застонала от накрывшей тошноты. Свернувшись калачиком, прижала руки к животу, проклиная Дэниеля всеми известными мне богами. Но вдруг собралась, преодолев агонию, и ударила подонка ногой. Получилась подсечка. Дэниель упал на колени.

Он застонал, но снова ударил, теперь в бедро.

— Каков привет, таков ответ. Что? Нравится? Нравится, когда тебя бьют, как последнюю суку, коей ты и являешься?

Я болезненно застонала, когда Дэниель перевернул меня на спину.

— Никуда не денешься, шлюха. Не в этот раз точно.

Стало жарко, от накотившего вновь дурмана, и потолок палатки поплыл. А ещё, я была слаба от недоедания. Я не смогу выиграть этот бой.

Ты сможешь.

Зарычав, я вцепилась ему в нос.

Но он просто смахнул мою руку, будто это было ничто.

Не смогу.

Я попыталась снова. Ударила по щеке, почувствовав горячую кожу под пальцами.

Могу!

Дэниель зашипел, возясь со своим ремнём.

— Это последний раз, когда ты ударила меня. — И врезал мне с головы.

Боль прострелила, лишая способности двигаться и ориентироваться в пространстве. Но приложив все усилия, я отползла назад, пнув ублюдка.

— Отвали! — Выбравшись невероятным образом из его железной хватки, всхлипнула от мимолётно испытанного триумфа.

— Блядь! — выругался он, схватив меня за лодыжку.

— Нет! — закричала я, почувствовав волну мурашек, побежавших по коже. Наркотик, выпитый у костра, снова попытался взять верх. Я застонала от нового прилива жара и ненависти. Последняя, к слову, стала постоянной спутницей первого. Я была одним средоточием желания. Никогда ещё я не хотела секса так сильно и никогда ещё так сильно не старалась его избежать.

Этот диссонанс лишал последних сил.

Он дёрнул меня обратно, нездорово усмехнувшись.

— Что, притомилась?

— Ещё чего.

Не надейся.

Слёзы потекли против воли. Включился режим самосохранения.

— Я тебя убью. Ты ничтожество. Ничтожество!

— Это я ничтожество?! Сейчас я покажу тебе ничтожество! — Дэниель выпрямился, замахнулся и ударил меня по лицу. Кулаком.

Звёзды.

Галактики.

Львы, тигры, медведи.

Я потеряла сознание.

На сколько не знаю. Дрейфуя в океане боли, где-то на границе небытия, я ощущала лёгкое касание холодного воздуха к коже: задница, бёдра, колени, пальцы ног.

Сознание вернулось стремительно, как только я почувствовала прикосновение его мерзких пальцев к своему естеству.

Очнулась я по пояс раздетая. Джинсы сорваны, трусики спущены до колен.

Скула заныла, а комната закачалась.

— Нет…

— Да, — ухмыльнулся в ответ Дэниель. — Я накажу тебя. Преподам тебе урок, который ты уже не забудешь.

Железный звон пряжки ремня и звук расстегиваемой молнии быстро привёл меня в чувство.

Борись, Нила.

Времени больше нет.

Дэниель изнасилует меня на брезентовом полу палатки, в самом сердце их бриллиантовой империи. А я здесь совсем одна. И если не смогу побороть ублюдка, следующим это сделает Кат, и далее мне останется только страстно желать, чтобы поскорей наступил Последний Долг, ибо я не смогу жить в ладу с собой.

Пожалуйста…

Хотелось рыдать, а не драться. Я выгорела.

Как можно победить, если ничего не осталось?

Дэниель заёрзал, торопливо стаскивая трусы, освобождая налитый кровью член.

— Мы же, блядь, в Африке, — сказал он, тяжело дыша и обдавая меня парами алкоголя. — А знаешь, что происходит в Африке?

Я не ответила. Терпеть не могла его вопросов. Ненавижу их. Вместо этого, всячески извиваясь, постаралась выбраться.

У меня больше нет сил.

Всё.

Нет, ни всё!

И тут я вспомнила о старательно замаскированном в одежде оружии. Как же я могла забыть?

Взгляд торопливо заметался по пространству палатки, ища.

Джинсы.

Они лежали недалеко, всего лишь дотянуться. В брючине притаился скальпель.

Скальпель!

Сердце подскочило в груди от ликования. Моё тайное оружие станет мне защитой. Моим спасением. Кряхтя, я вытянула руку, пытаясь кончиками пальцев подцепить, ухватить ткань.

Дэниель даже не обратил внимания на мои попытки достать снятую одежду. Лишь в бешеном припадке встряхивал меня, вцепившись в бриллиантовый ошейник.

— Знаешь, было бы намного веселее, если бы ты чуточку подыграла мне. Так что происходит в Африке, Уивер?

Рот наполнился я слюной: отчасти из-за накатившей тошноты, отчасти из-за отвращения. Я потянулась сильнее.

Не дотянуться.

— Отвечай же, бля!

— Отвечу, раз настаиваешь. — Я развернулась и смачно плюнула ему в лицо. — Заткнись. Устраивает такой ответ, козёл?

Его перекосило от гнева, но с места он не сдвинулся.

— Это, блядь, была последняя капля. Ты напросилась. Сделаю то, что хотел уже давно. — Он часто и прерывисто задышал. — Пожалуй, я не смогу сдержать обещания.

Сердце дало сбой.

Что?

Я разрывалась между двумя желаниями: достать джинсы и внимательно слушать.

Нужно добраться до штанов. Пока не стало слишком поздно.

— Я обещал Кату, что сохраню тебе жизнь. Но после такого… — Он жутко ухмыльнулся, и взгляд его потемнел, обещая недоброе. — После такого вопиющего пренебрежения я затрахаю тебя до смерти, слышишь? Ты будешь кричать и плакать, а ещё молиться и умолять меня о смерти.

Он улыбнулся, показав идеальные зубы, несомненно, полученные ношением брекетов в детстве.

— А ну на колени, сука.

И не дав мне времени ответить, сильнее схватил за колье. Тонкая, но крепкая филигрань и плотно вплетённые бриллианты стали отличным лассо, чтобы управлять мной: дёрнуть и перевернуть.

Нет!

Джинсы остались вне досягаемости.

Как только я оказалась на коленях, Дэниель развёл мне ноги, ухватившись за бёдра.

— Ох, да.

Почувствовав, как ногти впиваются в нежную кожу, разрывая её до крови, я закричала.

Мне не достать до одежды, в которой спрятано спасительное оружие. И не остаться человеком. К чему эти тщетные попытки. Дурманящее пойло пьянило кровь, заставляя меня маяться одновременно от ужаса и жажды. Но жажда эта не была связана с сексом. Ох, нет. То была жажда убийства.

И эта жажда уничтожит меня.

Ублюдок подтянул меня назад, сжав в кулаке свой член и приготовившись войти. Сознание прояснилось, дыхание замедлилось. Всё стало чистым и чётким. Руки перестали трястись от накатившего мужества и сами потянулись к низу моей толстовки.

Я забыла.

А теперь вспомнила.

Вязальная спица.

Инвентарь, который я берега и беспрестанно оглаживала в кармане с самого отъезда из Хоукскриджа. Мне не нужен скальпель. У меня есть кое-что получше.

Тридцатипятисантиметровое острое металлическое жало.

Закрыв глаза, я вспомнила всё, что любила, и всех, кого любила: причины, по которым я буду жить, а Дэниель умрёт.

Джетро.

Вон.

Отец.

Я буду жить ради них.

И не важно, какой ценой.

И отдалась жажде, что мучила меня. Жажде крови.

Я сделала то, для чего была рождена.

Исполнила обещание, данное моим предкам.

Словно острыми лезвиями, я ногтями разодрала слабый шов, освобождая своё оружие. Моя жизнь может закончиться. Я, может, и останусь одна. Но не умру, не прихватив хотя бы одного Хоука с собой.

Дэниель застонал, устраиваясь поудобнее за моей спиной.

Руки похолодели. Сердце застыло. Я сильнее сжала спицу.

— Готова, Уивер? Готова к тому, что я сейчас трахну тебя?

Я не ответила, когда его колени коснулись моих подколенных ямок.

Не шелохнулась, когда его бёдра прижались к моим.

И даже не вздрогнула, когда головка его члена слегка проникла в меня.

Я выжидала.

Охотилась.

Сглотнула слёзы и страхи.

Ещё на сантиметр внутрь.

Его внимание рассеялось, сосредоточившись лишь на сексе.

Спокойствие… только спокойствие.

Ещё пока рано.

Враг проник ещё на сантиметр глубже.

Я ждала идеального момента.

Пора.

И я бросилась в атаку.

Гнев перекрасил мир в красный.

Я не боялась последствий.

Пусть меня накажут или убьют — мне не страшно.

Сейчас меня заботило только одно — покончить с этим чудовищем, пока он не забрал мою душу.

— Пошёл ты! — крикнула я и упала на бок. Его член выскользнул, и Дэниель неловко схватил его. Клацнув зубами и ударившись плечом о жёсткий пол палатки, я перекатилась на спину, оказавшись под Хоуком.

Мгновение я наслаждалась представшим передо мной зрелищем: Дэниель на коленях, член его возбуждён и голоден, а на лице мерзавца злость смешалась с возбуждением. Обычный человек, ставший жалким существом. Да и не человек он вовсе. Простая ошибка. Случайность.

Я оказала миру услугу.

Я сделала единственное, что могла.

— Прощай, Дэниель.

Сев прямо, я обняла его рукой за плечи, для более удобной траектории. Сжала спицу покрепче и уткнулась лицом в его шею. Энергия внутри меня забурлила. Да восторжествует справедливость! Оскалилась, укусив, одновременно занося руку всё быстрее и быстрее, будто ведомую какой-то божественной силой, или призраками моих почивших предков, или самим провидением, чтобы поразить моего смертельного врага.

Острое жало вязальной спицы вошло в плоть так же легко, как острый нож в кусок дорогой говядины. Глубже и глубже, проколов грудную клетку, проткнув лёгкое и наконец… наконец добралась до сердца.

Время замерло.

Земля остановилась.

Из возбуждённого животного Дэниель превратился в безмолвную куклу.

Глаза его удивлённо раскрылись, а с губ сорвался еле слышный вскрик. Наши взгляды встретились, и он потянулся к боку, в который вонзилась спица. Он больше не был моим противником. Он был ниткой, вдетой в иглу умелой швеи, готовившейся завершить свой шедевр.

И потом он рухнул.

Завалился на бок.

Смерть пронеслась над Алмаси Кипанга, ворвавшись в палатку, вызвав вертиго. Я изогнула кисть, падая вместе с Дэниелем, не смея отпустить моё оружие. Перекатилась, оседлав его, вонзая жало ещё глубже в его гнилое сердце, и чуть не ослабила хватку, когда ублюдок дёрнулся, но всё же не отпустила. Двумя руками нажала сильнее, толкая глубже и глубже.

Умри, Дэниель. Умри.

Находясь в Хоукскридже, я подробно изучила вопрос о том, как отнять жизнь. Я читала статьи, смотрела примеры и планировала идеальное убийство. Прокол сердца вовсе не гарантировал смерть. С такой раной можно выжить.

Но я не собиралась оставлять мерзавцу и шанса.

Сжав ноги по обе стороны его грудной клетки, я вытащила огромную иглу.

Мучительный стон сорвался с его губ, когда кровь хлынула из раны.

Замешательство Дэниеля прошло. Трясущимися и ослабшими руками он потянулся к моему горлу. И чем дольше кровь покидала его тело, тем больше его мозг страдал от кислородного голодания. У него остались лишь секунды до того, как один из самых важных органов его организма остановится.

Он замолотил руками, ладонью задев мою щёку, отчаянно желая ранить.

От боли брызнули слёзы, но я не отступила. Я бы не смогла побороть его, если бы не его слабость, которая обернулась против подонка, погубив. И прямо сейчас я была непобедима.

— Ты, ёбаная пиз… — закашлялся Дэниель. Он попытался схватить меня за шею, но пальцы соскользнули, зацепившись за бриллиантовый воротник. Плотное сплетение алмазов не дало удушить меня, и я вновь занесла руку, чтобы нанести свой последний удар.

— Умри! — Сверкнув алой каплей, игла, направляемая мной, прорезала воздух, вновь поцеловав его грудь. Зловещее остриё прогрызло плоть и жир, чтобы обрести приют в его чёрном сердце.

Дэниель взвыл и дёрнулся, на лице застыла напряжённая гримаса. Он пытался драться, пытался скинуть меня, но я крепко держалась за якорь — за огромную иглу, толкая её всё сильнее и глубже, яростно желая довести начатое до конца.

— Тебе меня не остановить.

Он стонал в то время, как острый конец моего оружия вгрызался всё глубже и глубже, ловко обходя хрящи и кости, миллиметр за миллиметром пронзая мою жертву. Дэниель дёргался и брыкался, не в силах ничего изменить, ибо его нервная система почти отключилась.

Хлюпающий звук, снова дырявящей его сердце иглы, вызывал тошноту, но я не дрогнула. Любой непревзойдённый убийца знал — чтобы добиться успеха, нужно подходить к делу со всей самоотверженностью и страстью.

Я была самоотверженна.

И я страстно желала свободы.

Я закончу начатое.

Удерживая спицу за рукоять, я прокрутила её, словно штопор.

— Ах! — дёрнувшись, простонал Дэниель. Он начал шарить руками, пытаясь нащупать иглу, но было уже слишком поздно. Адреналин, может, и продлит его жалкую жизнь ещё на несколько секунд, но по факту всё уже было кончено.

Без ужаса или сожаления я забрала её. Без пощады и с полным принятием.

Жизнь за жизнь.

Он задолжал мне одну.

С леденящим кровь ужасом, я наблюдала его агонию, чувствуя себя палачом. Взгляд его светло-карих глаз встретился с моим. В нём была надежда и мольба о помощи. Движения его стали вялые и заторможенные — пешка, навсегда сброшенная с шахматной доски.

— Ну как, Дэниель? Как это? Знать, что ты проиграл? — прохрипела я, хотя внутри была абсолютно спокойна. — Как это? Знать, что Уивер забрала твою мерзкую душонку?

Шанса ответить ему не представилось. Лицо его свело предсмертной судорогой, из груди вырвались хрипы, сердце подонка остановилось. И в эти последние секунды, прежде чем душа его покинула бренное тело, он зловеще зарычал, исторгая наполнявшую его ненависть.

А затем… пустота.

В палатке теперь был только один человек, не два.

Лишь я.

И я убила его.

Где-то в предрассветных сумерках взревел лев. Будто сама вселенная радовалась тому, что на одно чудовище, дышащее её воздухом, стало меньше. Кровь медленно сочилась из раны, растекаясь ещё тёплым пятном вокруг спицы, словно нечаянно пролитое на грудь вино.

Он дёрнулся.

И я возликовала.

Я убила своего первого Хоука.

Дэниель…

…

был мёртв.