Последний долг

ГЛАВА 35

Джетро

МОЕ СЕРДЦЕ БОЛЬШЕ не могло выдерживать импульсов.

Не после вчерашнего всплеска ужасных взлетов и болезненных падений. И все же у меня не было выбора, кроме как терпеть дальше.

В правой руке я держал руку сестры. В левой руку невесты, неосознанно передавая эмоциональные сообщения так же естественно, как дыхание.

Прошлой ночью мы стали не просто двумя людьми. Мы стали единым целым.

Между нами все изменилось.

Наша связь вышла на новый уровень. Более глубокая, неразрывная связь ― неописуемая дружба.

И как бы мне ни хотелось это отрицать, сегодня я больше всего на свете нуждался в дружбе и поддержке Нилы.

Сегодня.

Я с трудом сглотнул, ненавидя это слово.

Я навсегда запомню этот день. Я буду вечно презирать этот день.

Утро выдалось блаженным. После умопомрачительного секса с Нилой я погрузился в очень глубокий сон, провалился в бездну усталости. Проснулся я только к позднему обеду, и то только потому, что захотел есть и мне нужно было удовлетворить другие свои потребности, теперь мой мозг не был подавлен вялостью.

Как только мы с Нилой совершили набег на кухню за сэндвичами с жареной курицей и чипсами, нас обнаружил Фло и потребовал следовать за ним в недавно созданный им пункт оказания медицинской помощи в восточном крыле.

Там он заново наложил гипс Ниле и зашил рану на моем боку. Он также проверил мои показатели и дал антибиотики. После этого строго наказал отправиться на осмотр к моему врачу в больницу и заверил, что позаботился о пострадавших из бального зала и хорошо подготовился к ликвидации последствий.

Обычно я не оказывал сотрудникам такого доверия. Но сейчас Фло был больше чем сотрудник. Он доказал свои способности и преданность. Если он говорит, что все под контролем, я верю, и могу сосредоточиться на более важных вещах.

Таких, как исцеление и избавление от воспоминаний о том, что произошло между мной и Катом. Каждый раз, когда я вспоминал об отце, мое сердце разрывалось от боли. Правильно ли я поступил? Я был не прав, когда сожалел о том, что сделал после всего, что он совершил?

Я вздохнул, сжал руки сестры и Нилы. У меня не было сил об этом думать.

Не здесь.

Не сейчас.

Не тогда, когда здание, в котором я находился, лишало меня всех сил, отравляя тоской, горем и непреодолимой беспомощностью.

Кестрел.

Будь ты проклят, братец.

Мои глаза горели, когда я сосредоточился на своем лучшем друге.

Желание Фло исполнилось. Я вернулся в больницу. Однако я стоял в подвале учреждения, предназначенного для лечения и поддержания жизни раненых, и вдыхал смрад смерти. Наверху живые еще сохраняли надежду. Но здесь… здесь, внизу, был морг.

Склеп, где бездушные тела морозились в холодильных камерах, ожидая, когда близкие определят их судьбу. Страшное, жуткое место, где прощались опечаленные родственники и влюбленные с разбитыми сердцами.

Я не хочу прощаться.

Нила сжала мою руку, пока я сглатывал рык, рычание, проклятие… всхлип. Я не знал, как реагировать. Я не мог отделить свои мысли от мыслей Жасмин или Нилы.

Когда мы ехали сюда, мне пришлось с визгом затормозить, выскочить из машины и ударить ни в чем не повинное дерево на обочине.

Жасмин.

Она мне не сказала.

После того как Фло подлатал меня, я искал Нилу. Утолив голод и немного подлечившись, я хотел лишь вернуться в постель и проводить дни, прячась от других, наслаждаясь любовью, которую Нила питала ко мне.

Но это было до того, как зазвонил телефон.

Это было до того, как позвонила Жасмин и попросила меня присоединиться к ней в больнице.

Гребаная больница.

Там, где я чуть не погиб, а мой брат…

Сжав переносицу, я отдернул руку от Жасмин и склонил голову.

Жасмин позвонили раньше. Никто не хочет сообщать подобные новости по телефону. Она попросила Вона отвезти ее в больницу.

Она поехала без меня.

Она намеренно оставила меня в неведении, что мой чертов брат мертв.

Рука Жасмин легла мне на локоть, она тихо, но отчетливо всхлипывала.

― Прости, Джет. Мне очень жаль. Я пришла за тобой. Правда. Я вошла в комнату Нилы и наблюдала, как ты спишь в ее объятиях.

Убрав руку, она смотрела на Кеса, ее слова были обращены наполовину к нему, наполовину ко мне.

― Ты выглядел таким счастливым, таким спокойным. После всего, что ты пережил, я не могла. Я не могла разбудить тебя.

Нила отпустила мою руку, подошла к Жасмин и прижалась к ней так, что Вон продолжал едва заметно касаться плеча моей сестры. Нила улыбнулась своему близнецу и обняла Жасмин.

― Мы понимаем. Джетро нездоров. Ему нужно было отдохнуть. Ты поступила правильно…

Я резко повернулся в их сторону.

― Правильно? Как вы смеете решать, что правильно, когда мой гребаный брат мертв! Я должен был быть здесь, рядом с ним. Я должен был держать его за руку и прощаться с ним. У меня должна была быть свобода выбора, чтобы сказать ему, как сильно я его люблю. Как сильно он мне помогал. Как я ценил его дружбу, даже когда отталкивал его.

Его смерть разбила мне сердце.

― Я должен был быть с ним.

Жасмин побледнела от горя.

― Он был мертв, Кайт. Он умер, когда ты был с Катом. ― Ее глаза широко раскрылись. ― Забудь об этом. Я не собиралась тебе говорить. Забудь…

― Что? ― Я выпрямился. Ударил себя кулаком в грудь, ища облегчения от медленно распространяющейся агонии. ― Хочешь сказать, что пока я мучил нашего отца, пока делал то, что считал правильным, мой брат умер! Это что, насмешка судьбы? Я забрал жизнь. Значит, взамен они забрали его?!

Я повернулся лицом к брату, схватив его ледяную руку.

― Это моя вина?

Раздался скрип колес кресла Жасмин, когда она подкатила ближе. Нила следовала за ней, придвинулась ко мне, окутывая меня своей печалью и отчаянием.

― Он был и моим братом, Джет. Неужели ты думаешь, что я не хотела попрощаться? Я бы все отдала, чтобы быть рядом с ним. Но нас не было. ― Ее голос стал свирепым. ― И это не твоя вина.

Вон молчал, отступив немного назад, не сводя глаз с Кестрела.

― Кес знал, как мы к нему относимся. Он знал, что любим и желанен. Он умер, зная, как нам будет его не хватать.

Жасмин не могла продолжать, ее слезы перешли в рыдания, и мое сердце разрывалось от ее боли.

Я сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, желая пустить кровь. Мне нужно было причинить себе боль, чтобы я мог сосредоточиться на единственном дискомфорте, а не на комнате, полной горя. Мне нужен был мой клинок. Мне нужно было изранить ступни и активировать вековые спасительные средства, чтобы преодолеть все это.

Но у меня с собой ничего не было.

И я не мог бросить Кестрела.

Нила прижалась ко мне, обхватив меня за талию и прижавшись головой к моему плечу. Она не произнесла ни слова, но ей и не нужно было.

Каким-то образом она отодвинула на второй план свое горе по поводу смерти Кеса и сосредоточилась на своей любви ко мне. Находясь в комнате, наполненной ужасающим несчастьем, она предоставила мне кокон единения.

Неосознанно мое тело немного расслабилось. Я наклонился к ней и поцеловал в макушку.

― Спасибо.

Она не подняла глаз, но кивнула.

Наступила минута покоя, я тяжело вздохнул и повернулся, чтобы обнять сестру. Нагнувшись, я поднял ее плачущую фигуру из инвалидного кресла и прошептал на ухо:

― Прости, Жас. Я не имел права кричать на тебя.

Она прижалась ко мне, плача еще сильнее.

― Я не должна была принимать за тебя решение, чтобы дать тебе отдохнуть. Я должна была разбудить тебя. Никогда себе этого не прощу. Но я не отходила от него, Кайт. Я оставалась с ним до твоего приезда. Я была рядом с нашим братом.

Отстранившись, я вытер ее слезы.

― Спасибо.

Как только я отпустил Жас, чтобы прикоснуться к Ниле, Вон снова положил ладонь на плечо моей сестры.

Прищурившись, я посмотрел на него.

Он смотрел на меня, не отведя взгляда.

Я не хотел чувствовать то же, что и он, но он не оставил мне выбора.

Она ему нравилась.

Он желал ее.

Он понимал, что ей больно, и был готов помочь, нравится мне это или нет.

Осложнение, связанное с тем, что у Вона появились чувства к моей сестре, выводило меня из себя, но было слишком много поводов для беспокойства. К тому же был еще один человек, гораздо более важный для меня.

Проигнорировав его, я снова сосредоточился на Кестреле.

Он неподвижно лежал на металлическом столе. Его кожа выглядела ненатуральной, волосы ― тусклыми, тело ― лишним. Его руки лежали неестественно прямо, татуировка сокола на его плоти выделялась под искусственным светом, белая простыня прикрывала его наготу.

Он по-прежнему был похож на моего брата, но в то же время был совершенно другим. Его кожа уже не теплая и розовая, а безжизненная и холодная. Чистое сердце и огромная способность прощать, исцелять и защищать перешли в другую форму, покинув нас, но не забыв о нас.

Он был очень сильным. Храбрым. Я воспринимал его как должное, ожидая, что он до самой старости будет рядом со мной.

Теперь мой брат навсегда останется молодым. Застывший во времени, бессмертный до конца.

Мне хотелось упасть на колени и признаться ему во всем. Я хотел рассказать ему, что я сделал с Катом. Хотел рассказать ему о своих грехах, чтобы он разделил их со мной.

Но не мог.

Я больше никогда не смогу с ним поговорить.

И я не мог скорбеть.

Не сейчас.

Не после вчерашних разрушительных событий.

И каким-то странным образом мне казалось, что Кес уже знает, что произошло в сарае. Словно он умер не потому, что я забрал жизнь, и другой Хоук должен был заплатить за мои действия. А потому, что он понял, что ему больше не придется противостоять нашему отцу.

Он был свободен и мог уйти.

Свободно быть счастливым.

У тебя всегда будет моя благодарность и дружба, Кес. Где бы ты ни был.

В горле образовался ком, но я не сломался. Все силы ушли на то, чтобы посмотреть сухими глазами на брата и прошептать «Прощай».

― Он умер, не мучаясь, ― пробормотала Жасмин. ― Доктор сказал, что у него не выдержало сердце. Он был в коме… он ничего не почувствовал. ― Жас переплела свои пальцы с безжизненными пальцами Кеса. ― Теперь он покоится с миром.

Я застыл, как и Кес. Его татуировка в виде птицы не двигалась, перья не трепетали над его мышцами. Я ждал, что его веки дрогнут, губы изогнутся в ухмылке. Он разразится смехом, и изощренная мистификация будет раскрыта.

Но, в отличие от его детских проказ, это не было обманом.

Это реальность.

Он мертв.

Он на самом деле покинул нас.

Я крепче обнял Нилу.

― Он умер не в одиночестве. Ты никогда не бываешь по-настоящему одинок, когда знаешь, что тебя любят.

Слезы Жас не прекращались, и я не заставлял ее вытирать глаза, пока она не будет готова. Я очистился и снова собрал себя воедино после того, как распался на части после смерти отца. Сегодня я помогу сестре сделать то же самое.

Нила тихо плакала рядом со мной. Она была переполнена воспоминаниями, сложностями, хотя знала Кеса совсем недолго. Они сблизились. Они любили друг друга. Их навсегда свяжут собственные отношения, а также семейные узы, которые Нила создаст, выйдя за меня замуж.

Прости, брат.

Я смотрел на его лицо, холодное тело и пустую оболочку и произносил про себя надгробную речь.

Прости, что меня не было рядом, чтобы попрощаться, но это не прощание, а лишь отсрочка. Мне будет тебя не хватать, но я не буду тебя оплакивать, потому что ты был слишком хорошим другом и братом, чтобы вспоминать о тебе с грустью.

Время потеряло смысл, когда мы в последний раз стояли рядом с Кесом.

Как только мы уедем, мы больше никогда его не увидим. Единственный способ взглянуть на него ― посмотреть фотографии более счастливых времен или видеоролики, навсегда запечатлевшие его душу.

Никто из нас не хотел уходить.

Поэтому мы остались.

В комнате воцарилась тишина от эмоционального напряжения, мы все погрузились в одни и те же мысли. Мы заново пережили то особенное время с Кестрелом. Мы предавались воспоминаниям, улыбались, вспоминая его выходки, и детство.

― Что ты здесь делаешь?

Я поднял глаза, когда запертая дверь тюремной камеры распахнулась. Я провел в психиатрической клинике двое суток и не мог выдержать больше ни одной чертовой минуты.

Кес прокрался в темноту.

― Вытаскиваю тебя. ― Протянув руку, он усмехнулся: ― Пора уходить, старший брат. Пора бежать.

Он пытался помочь мне сбежать той ночью, как помогал сбежать много раз в нашем детстве.

― А теперь, что ты делаешь?

― Пытаюсь сосредоточиться.

Кес сидел, скрестив ноги, на полу в своей спальне, положив руки на бедра в позе йога.

Бросившись рядом с ним, я закатил глаза.

― Это не работает. Твои мысли такие возбуждающие.

В семнадцать и четырнадцать лет наши гормоны вступили в силу, и Кес постоянно флиртовал.

Его смех разнесся по комнате.

― По крайней мере, я могу разговаривать с девушками.

― Да, но я могу их чувствовать.

― Но не в провокационном смысле. ― Он подмигнул. ― Ты чувствуешь их глупые заботы, а я… ― Он пошевелил пальцами: ― Я чувствую их сиськи.

Я ударил его по руке, чертовски благодарный за то, что он мой брат.

Боже, как мне его не хватает.

Он ушел.

Пришло время и нам уходить.

Впервые за несколько часов я пошевелился и провел кончиками пальцев по ледяному лбу Кеса. Его кожа пропиталась моим теплом, и чем дольше я к нему прикасался, тем больше моего тепла он забирал.

Отстраняясь, я испытывал невероятное желание прикоснуться к жизни после прикосновения к смерти. Удержать что-то реальное. Прижав Нилу к себе, обнял сестру и кивнул Вону. Завтра Фло придет отдать дань уважения. Он был близок с Кесом, его смерть тяжела для всех нас.

Каким-то образом два Хоука и два Уивера объединились в общей скорби, оплакивая человека, который умер слишком молодым.

Но такова жизнь.

Она была сурова. Несправедлива. Жестока. И опасна.

Хорошие люди умирали. Плохие жили. А остальные должны были продолжать выживать.

***

Прошла неделя.

За неделю многое изменилось, а может, и вовсе ничего.

Лихорадка наконец спала, рана затянулась, и ко мне постепенно возвращались силы. Тело все еще было истощено, и каждый день я собирал себя по кусочкам.

Благодаря Ниле.

На следующий день после того, как увидел тело Кестрела, я вернулся в больницу один. Я разыскал медсестру, которая принесла мне сотовый телефон, пока я лечился, и заплатил ей тысячу фунтов за помощь. Она приложила все усилия, чтобы дать мне возможность связаться с Нилой. Самое меньшее, что я мог сделать, ― это компенсировать ее труд.

Я прошел полное обследование и получил от врача рекомендации не напрягаться. У меня не было ни сотрясения мозга, ни хронических заболеваний. Я также в одиночку организовал перевозку тела Кеса в крематорий. В соответствии со скрупулезным воспитанием Ката у всех его детей были последние воли и завещания.

Кес не исключение.

Я нашел его дело среди других в кабинете Ката. Кости его собаки, Ратбоуна, лежали на журнальном столике, пока я разбрасывал бумаги и бегло просматривал последние пожелания Кестрела.

Мне было известно, что он хотел, чтобы его кремировали, а прах развеяли на территории Хоуксбриджа. В юности, по вечерам, мы не раз обсуждали, что не хотим быть погребенными под землей и съеденными долгоносиками и червями. У нас двоих была легкая клаустрофобия, и я понимал его желание быть рассыпанным, словно пыль, плененным ветром и невесомым как небо.

Я хотел такой же финал.

Однако чего я никак не ожидал, так это письма, адресованного мне и написанного почти пять лет назад. От странного ощущения, что я держу в руках письмо с того света, у меня скрутило живот.

Кроме того, Жасмин и Дэниель тоже получили по письму.

Мое сердце сжалось при мысли об останках Дэниеля. Его не похоронят и не кремируют, но, возможно, он будет счастливее вдали от Хоуксбриджа, сам по себе, без деликатных замечаний о нежелательной принадлежности.

Уважая личную жизнь Кестрела, я сжег письмо Дэниеля. Его никогда не прочтут. Это навсегда останется между двумя мертвыми братьями.

Я отнес конверт Жасмин в ее комнату, оставив ее наедине с письмом. А со своим конвертом я отправился на балкон Джульетты в своем кабинете, откуда подглядывал за Кесом и Нилой, когда они скакали галопом по лугу.

Прищурившись в лучах зимнего солнца, я развернул пергамент и прочитал напутственные слова брата.

Привет, Джет.

Полагаю, если ты читаешь это, значит, случилось что-то плохое.

Должен признаться, я не ожидал, что умру раньше тебя. В конце концов, это ты старый ублюдок, а не я. Но если я погиб, защищая тебя или помогая тебе, то я рад. Если я умер от болезни или совершил какую-нибудь глупость, то пусть будет так. По крайней мере, я избавился от боли, которую испытывал.

Хочу попросить тебя кое о чем. И мне нужно, чтобы ты это сделал, Джет. Не просто кивнул и притворился, что сделаешь. Мне на самом деле нужно, чтобы ты это сделал.

Не оплакивай меня.

Не думай, что я умер, представляй, что я с тобой, ведь так и есть. Мы братья, и я не намерен тебя бросать. Я слишком долго был твоей опорой, чтобы оставить тебя в беде.

Поэтому, даже если меня физически уже нет, я клянусь, что не уйду духовно. Развей мои останки по поместью, и когда бы ни подул ветер, я буду рассказывать тебе анекдоты. Когда пойдет снег, я буду укрывать тебя от мороза. Когда будет светить солнце, я согрею твою беспорядочную душу.

И когда ты, наконец, встретишь девушку, достойную твоей любви, я буду существовать в ней. Я научу ее, как помочь тебе. Подскажу ей, как защитить тебя, так же как ты защитишь ее. Потому что ты ― лучший друг, о котором только может мечтать брат, и кем бы ни была девушка, укравшая твое сердце, я знаю, что она того стоит.

Я уже люблю ее. Так же, как люблю тебя.

Никогда не забывай, что дружба ― навсегда.

До новых встреч, Кайт.

Я всегда буду рядом.

Я не плакал, хотя душа бушевала от несправедливости и потери. Руки дрожали, когда я складывал письмо и аккуратно вкладывал его в конверт. Кес написал письмо до того, как мы забрали Нилу. Он сидел один ночью и писал письмо, которое я должен был получить после его смерти.

Как ему удалось вместить столько всего в несколько коротких абзацев? Откуда он знал, что именно нужно написать?

Если бы он написал его после того, как встретил Нилу.

Он бы знал, что предсказанное им сбылось.

Нила была всем для меня.

Она заменила Кеса в качестве моей опоры, и я никогда не буду воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся, как воспринимал его.

Никогда.

Дул легкий ветерок, приятно пахло сеном из конюшни.

Я закрыл глаза и просто наслаждался моментом. Никаких мыслей. Никаких забот. Я позволил жизни существовать вокруг меня и выкроил несколько коротких секунд, чтобы соединиться с моим мертвым братом.

Ты еще здесь, Кестрел.

Я чувствую твое присутствие.

***

Прошло еще несколько дней, и жизнь обрела новый ритм.

Братья «Блэк Даймонд» сами определили свою иерархию. Я назначил Фло временным президентом, и он отсеял тех, кто не хотел жить в ладу с законом. Ушедшим мы прилично заплатили, заставляли подписать соглашение о неразглашении, гарантирующее суровое наказание, если они проболтаются, и позволили им покинуть клуб.

Поскольку основная деятельность клуба всегда была связана с бриллиантами, никого не приходилось выгонять из клуба или отлучать от братства. Это были просто сотрудники, ищущие новую работу.

Однажды вечером, после ужина ― Уивер и Хоук за одним столом в красной столовой, стены которой помнили огромное количество боли, ― я взял Нилу за руку и повел в наше крыло. Когда-то мои комнаты назывались холостяцким крылом, но теперь это наши супружеские апартаменты. Медовый месяц перед тем, как я сделаю ее своей женой.

Мы подошли к своему крылу. Однако вместо того, чтобы отвести ее к кровати, я дал ей ключ.

Стоя у подножия небольшой лестницы, ведущей в кладовую этажом выше, она в замешательстве посмотрела мне в глаза.

― Что это?

Я нежно улыбнулся, обхватив пальцами ключ.

― За последнюю неделю мне удалось оставить кое-что из своего прошлого позади. Пришло время и тебе сделать то же самое. ― Обняв ее, я прошептал: ― Пора отпустить прошлое, чтобы мы могли двигаться дальше к исцелению.

Я не хотел думать о том, что она там найдет. Она должна столкнуться с этим лицом к лицу. Так же, как я с Катом.

Она позволила мне обнять себя, и чем дольше мы соприкасались, тем сильнее становилось ее желание. Я больше не мог откладывать это. Я и так слишком затянул.

Отстранившись, я отпустил ее, проведя рукой по волосам.

Она нахмурилась, вертя ключ в пальцах.

― Что он открывает?

То, что ты не захочешь увидеть.

Поднявшись на первые несколько ступенек, я протянул ей руку.

― Я покажу.

Она молча следовала за мной по извилистой каменной лестнице, и чем выше мы поднимались, тем нервознее становились ее эмоции.

Мы никого не встретили. Мы не боялись попасть под камеры наблюдения или наткнуться на сумасшедших, угрожающих смертью. Обычный дом и обычный вечер. Мы собирались совершить очень необычный поступок.

Чем выше мы поднимались, тем медленнее становилась Нила.

― Куда мы идем?

Я не оглядывался. Если бы я это сделал, то усомнился бы в разумности того, что делаю. Не мне решать, что правильно, а что нет. Это выбор Нилы.

― Почти пришли.

Когда мы оказались на третьем этаже, этаже Ката, она запнулась.

― Скажи мне.

Схватив за руку, я потащил ее по устланному коврами коридору. Здесь, наверху, пространство не украшали ни картины, ни вышивки. Эти комнаты были невидимой частью поместья. Место, где хранились секреты и навечно прятались долги.

― Скоро увидишь.

Я повел Нилу дальше по коридору, остановившись перед комнатой, в которую ей не разрешалось входить. Это была не просто комната, а гробница воспоминаний. В поместье было очень много неизведанных уголков. Она посетила лишь малую часть моего дома, большинство комнат были гостеприимными и такими же, как все остальные.

Но не эта.

В ней жили кошмары.

Мекка хранения всех извлеченных долгов.

На резной двери были изображены розы и тюльпаны, похожие на те ужасные цветочные композиции, которыми наслаждалась Бонни. Как только содержимое будет убрано, я уничтожу и дверь.

Взяв ключ из дрожащих пальцев Нилы, я вставил его в замок и открыл дверь. Тихий щелчок механизма заставил меня тяжело сглотнуть. Мне показалось, что я вторгся туда, куда не следовало, попал в непредназначенную для меня сферу.

― После тебя.

Мое сердце бешено заколотилось от серьезности на ее лице.

― Что… что там внутри?

Я мельком взглянул на ковер, заставляя себя не утонуть в ее внезапном страхе.

― Своего рода конец или начало, в зависимости от того, как ты на это смотришь. В любом случае ты должна увидеть и решить для себя.

Расправляя плечи, сохраняя несуществующее спокойствие, она пронеслась мимо меня.

Ее глаза расширились, когда я включил свет, осветив стоящие вдоль стен шкафы с документами. В центре стоял большой стол, телевизор, видеомагнитофон и DVD-плеер.

Все, что ей нужно было прочитать и стать свидетельницей десятилетий лишений.

Нила прикрыла рот рукой, когда пришло осознание.

― Все здесь. Да?

Я кивнул, стараясь не поддаваться ее внезапному приступу ярости.

― Да.

― Я не могу, я не… ― Она отступила. ― Зачем ты привел меня сюда?

Пройдя вперед, я открыл единственный шкаф, в котором, по моим наблюдениям, Кат хранил все вещи, связанные с Эммой.

Нила шагнула ко мне и пошатнулась от внезапно нахлынувшего головокружения. Я бросился к ней, но она оттолкнула меня, удерживая равновесие с привычной легкостью.

― Джетро… Я не могу. Не думаю, что смогу смотреть.

― Я не говорю, что ты должна это делать. Я даю тебе возможность, если хочешь, вот и все. ― Я отошел к картотеке и взял самую большую папку. Осторожно положил ее на стол. ― Это твой выбор, Нила. ― Направляясь к двери, я прошептал: ― Я люблю тебя. Помни об этом. Приходи ко мне, когда будешь готова.

― Куда ты?

Я грустно улыбнулся, не желая оставлять ее, но понимая, что она должна сделать это в одиночку. Ей нужно попрощаться, пережить ужас от того, что сделал мой отец, перебороть свою ненависть и вернуться ко мне.

― Завтра похороны Кеса. Сегодня вечером мы должны устроить похороны твоих предков. Отослать всех мертвых разом, искоренить в поместье призраков, живущих в его стенах.

На долгий миг она замерла. Не произносила ни слова. Казалось, она вот-вот бросится бежать или выпрыгнет в окно. Потом, наконец, по ее щеке скатилась слеза.

― Хорошо.

Я кивнул.

― Хорошо.

Это было самое трудное, что я когда-либо делал, но я повернулся и закрыл за собой дверь.

Спустившись по лестнице и удалившись от поместья, я скрылся в лесу, собирая ветки, хворост и сучья для самого большого костра в истории Хоуксбриджа, если не считать амбара, стершего Ката с лица земли.

Я заручился помощью братьев «Блэк Даймонд» и вывез все пыточное оборудование и мерзкие предметы причинения боли, чтобы сжечь их.

Стул ведьмы (прим. пер.: Стул ведьмы ― стул, оснащённый шипами и наручниками, с блоками для фиксации положения жертвы и с железным сиденьем, которое могло раскаляться огнём), Маска позора (прим. пер.: Маска позора ― представляет собой металлическую конструкцию, надевавшуюся и закреплявшуюся на голове. В лицевой части конструкции находился острый металлический кляп, который при попытке говорить серьёзно ранил язык и губы), Вилка еретика (прим. пер.: Вилка еретика ― кожаный ремень, плотно застегивающийся на шее. К нему прикреплены два острых штыря, один из которых упирается в горло владельца, а другой ― чуть выше грудины), Позорный стул (прим. пер.: Позорный (утиный) стул ― неудобный деревянный стул с фиксаторами, который прикрепляли к шкиву и опускали в реку), плети, винты для больших пальцев ― все приспособления смерти.

Я не хотел, чтобы такие отвратительные предметы находились рядом с нами.

Хоуксбридж будет развиваться вместе с нами, он будет приносить счастье и научится принимать солнечный свет, а не тьму.

Возможно, Нила находится в комнате, полной призраков.

Но я намеревался очистить их огнем.