Джетро
УБЕРИ ОТ НЕЁ свои грязные руки.
Не трогай её.
Отпусти.
Оставь её, чёрт бы тебя побрал!
Мысли, словно торнадо, кружили в голове, без возможности воплотиться в слова, благодаря кляпу.
Мне хотелось прикончить его. Срубить его проклятую голову с плеч.
Каждый сантиметр тела разрывала агония: рана в груди перекликалась с головной болью, и затем всё сползало к возможно сломанным после аварии рёбрам.
И всё же, слушать, как Кат рассказывает историю о Мейбел и Уильяме, было намного больнее. Историю, которую я слышал бессчётное количество раз, отсчитывая минуты до её окончания.
Нила тихо внимала, вовлечённая помимо воли в историю моей семьи. Этот рассказ, несомненно, даст ответы на многие её вопросы, но об Уильяме Хоуке у меня были и собственные. Так же, как и Оуэн, я чувствовал наибольшую связь с ним. У меня были документы о том, как Уильям был введен в Палату лордов во время строительства Хоуксбриджа. И бесчисленные записи о восхождении его к богатству, бухгалтерские книги с его кораблей.
Он был камнем преткновения нашей семьи так же, как и Мейбел. Мой предок сумел обеспечить нам достойную жизнь, не пролив и капли крови Уиверов. Он мне нравился. Но то, что произошло, когда его время кончилось, я ненавидел.
― Я заплатила Четвёртый Долг в Холле, ― Нила попыталась воспротивиться Кату.
― Ты заплатила лишь малую часть. ― Рассмеялся тот в ответ. ― А это основная, и чтобы Долг был закрыт, её нужно реализовать.
Схватив Нилу за связанные запястья, он потёр татуированные подушечки её пальцев.
― На тебе всего две отметины. Нужно ещё две, прежде чем мы перейдём к Последнему Долгу.
― Я не позволю написать тебе своё имя на моей коже, ― прошипела Нила. ― Там может быть только имя Джетро. Только он может поставить метку и претендовать на меня в соответствии с правилами наследования.
Кат отпустил её, бормоча под нос:
― Вы должны уже были понять, мисс Уивер, что я больше не играю по этим правилам.
Их голоса заглушил новый приступ пронзительной головной боли, тут же агония охватила плечи, а глазные яблоки внутри глазниц словно сдавила чья-то невидимая рука.
Сквозь туман я слышал, как они продолжали спорить.
И мысленно приказал им продолжать, ведь каждая минута могла помочь оттянуть что-то ужасное.
Стиснув зубы, с новой силой стал бороться с путами, хотя за последние полчаса я сделал всё возможное, чтобы освободиться.
Вцепившись в верёвку ногтями, языком пытался вытолкнуть кляп. Но Кат добротно связал меня, никаких полумер.
Все мои попытки привели только к ещё большей боли и усталости. Удивительно, но злоба и ненависть совсем не предавали сил ― я был беспомощен. Мог только сидеть как придурок, пока мой папаша мучил мою любимую женщину ожиданием…
…Четвёртого долга.
Первоначально процесс выплаты был очень мучительным и быстро подводил к Последнему Долгу, ибо долго там протянуть было сложно, особенно пару столетий назад ― в век отсутствия анестетиков и дезинфектантов. В общем, Четвёртый Долг был последним и самым варварским.
И требовал потери конечностей.
Меня передёрнуло, и я тяжело вдохнул через нос. В животе грузно и неприятно заворочалось чувство от мысли о том, что может случиться с Нилой, и свидетелем чего я могу стать.
Нужно как-то остановить это.
К счастью Кат не подвергнет Нилу своим хирургическим навыкам. Не в наши дни. С тех времён Долг немного изменился, но всё же остался так же болезнен и жесток.
Я крутился, пытаясь хоть немного ослабить верёвки, этого было бы достаточно, но они, словно змеи, только сильнее сжимали свои кольца. От моих тщетных попыток стул ходил ходуном, скрепя ножками по полу и привлекая ненужное внимание.
Кат посмотрел на меня, прищурившись.
― На твоём месте я поберёг бы силы, Джетро. У тебя новые вводные, ты разве забыл?
Взглядом я попытался передать всю свою ненависть, и если бы им можно было убить, Кат, несомненно, уже лежал бы замертво.
― Смерть больше не твоя судьба. ― Кат подошёл ко мне, собранный и совершенно спокойный. Вёл себя, словно это была обыденная деловая встреча, на которой обсуждались новые условия наследства. ― Твоя судьба ― жить дальше, скучая по ней, когда она уйдёт. Вечное одиночество в обнимку с воспоминаниями об её кончине.
Нила всхлипнула, метнув взгляд к выходу.
― Но ведь всё не обязательно должно быть так. Он же твой сын. Я люблю его. Отпусти нас. Стань отцом, а не мучителем. ― Она могла бежать, но со связанными руками мало вероятно открыть дверь, да и защищаться не было никакой возможности. Моя любимая была в такой же ловушке, что и я.
Кат наклонился на уровень моих глаз. Он так много прятал от окружающих, но на протяжении всего моего детства я видел кусочки другого человека, нежели стоящего сейчас передо мной. Осталась в нём хоть капля доброты? Или же он был всего лишь чёрной тенью, мрачным жнецом душ Уиверов?
Не причиняй ей вреда!
Не смей.
Не было нужды что-то говорить, чтобы отец меня понял. И если бы меня не связали по рукам и ногам верёвками, я бы бросился на колени и молил бы. Отдал бы ему всё ― жизнь, будущее, ― только чтобы спасти Нилу от задуманного Катом.
Улыбнувшись, он погладил меня по голове.
— Смотри внимательно. Нила согласилась сделать для меня кое-что в Хоуксбридже. И теперь пришло время увидеть, будет ли она послушной. — Приблизившись так, чтобы Нила не смогла услышать, он зашептал: — Дилемма: если она будет послушной, то твоё сердце разобьётся в дребезги, но зато Нила останется невредимой. А если воспротивится, останется верной тебе — заплатит болью. Так посмотрим, что выберет, ага? ― отступив назад, спросил Кат.
Я перевёл взгляд на Нилу. Как сказать, чтобы подчинилась и делала так, как попросит Кат? Как сказать, чтобы выбрала меньшее из двух зол?
В глазах любимой появилось удивление, на лице замешательство от прочитанного на моём лице.
«Успокойся», ― попытался я мысленно послать ей сообщение. ― «Делай, как тебя просят».
«Ни за что», ― моргнула она в ответ.
«Прошу».
«Не проси меня об этом».
Её эмоции наполнили пространство, пачкая и без того уже загаженные стены и воздух. Я не мог отключиться от происходящего, и я попросту не переживу страдания Нилы.
Сильнее стал бороться с верёвками, напрягая каждый мускул. Кляп пропитался слюной, и она, мерзкая от грязной тряпки, текла в горло, заставляя давиться от отвращения.
Кат встал ко мне спиной, отгородив от Нилы.
Я не видел.
Не видел Нилу.
Нагнувшись в сторону, попытался подсмотреть, но крупное туловище папаши мешало.
― Итак, ты слышала предысторию, теперь вернёмся в наши дни. ― Голос Ката разнёсся по пещере. ― Но сначала… ты задолжала мне за игру в кости в Хоуксридже. Я не скажу тебе, чего сможешь избежать, если подчинишься, но я расскажу, что, если воспротивишься, будет больно. Так больно, как тебе ещё не было.
Он коснулся её щеки, убирая в сторону чёрную блестящую прядь. Меня бесило, что он лапал её. Бесило, что не видел реакции Нилы, не видел лица. Меня бесило! Бесило, что он уже так много забрал: её длинные волосы, счастье… её улыбку.
Она уже не была похожа на ту молодую портниху, что я видел на подиуме, или на застенчивую сексуальную монахиню из сообщений.
Вместе с моим папашей мы лишили её всего, что у неё было, и создали вот это существо. Овцу, которую вели на заклание.
Нет!
Я зарычал.
Кат обернулся через плечо и закатил глаза.
― Рычишь? Это всё, что ты можешь сказать? ― Его взгляд упал на скотч, заклеивающий мой рот. ― Как я уже сказал, Джет, побереги силы. Тебе нужно только смотреть.
Конечно, я посмотрю.
Посмотрю, как волки рвут твою тушу на куски.
Посмотрю, как черти тащат твою душу в преисподнюю.
Дыхание участилось до боли в рёбрах и головокружения.
Нила задрожала. Её эмоции больше не били наотмашь, они постепенно угасали, поскольку она замкнулась в себе. Я чувствовал, как это происходило со многими людьми. Когда стресс и паника перегружали нервную систему, то было естественной реакцией организма. Это позволяло сосредоточиться, отсечь лишние чувства, убрать все отвлекающие факторы.
Я с тобой, милая.
Следую по пятам.
― Если я откажусь, ты накажешь Джетро? ― голос Нилы острым лезвием разрезал воздух.
― Не-ет, мой сын не будет участвовать в следующей части.
― В таком случае, ты не сможешь сделать мне больнее того, что я уже перенесла, ― фыркнула Нила в ответ. ― Мысль о его смерти ― вот самая настоящая агония, а ещё совсем недавно я думала, что он мёртв. ― В тоне её голоса послышались стальные нотки. ― Так что, давай, Кат Хоук, я смогу это вынести.
Ничего не ответив, Кат протянул руку, приобняв её за талию.
— Что ж, посмотрим. — Дёрнув Нилу за локоть, он резко развернул её спиной к себе. — Сама так решила. — Отпустил, вытянув из заднего кармана выкидной нож.
Сердце ушло в пятки.
Стой!
Я зарычал, пытаясь порвать путы, но всё было тщетно.
Вот чёрт!
Возможно, я ошибся. Возможно, Четвёртый Долг всё же предполагает отсечение какой-то части тела. Я должен остановить его!
Не смей!
Не трогай её, мать твою!
Одним движением руки Кат разрезал верёвки на запястьях Нилы и снова развернул её лицом к себе.
Меня окатила волна облегчения — без крови, это хорошо. Ссутулившись, тяжело задышал, пытаясь перебороть стучащую боль в висках.
Спасибо, бля.
— У тебя было время подумать, Нила, — сунув нож обратно в карман, произнёс Кат. — Давай попробуем ещё раз. Где Дэниель?
— Я уже говорила, что не знаю, — ответила она, покачав головой, отчего чёрная, как смоль прядь, упала на глаза.
― Знаешь.
― Нет.
Кат притянул её к себе, вжав в своё тело.
— Когда я выясню правду, ты узнаешь, что я могу и выйти за рамки текущих «Долгов». — Он провёл пальцем по подбородку Нилы. — И если я вдруг выясню, что ты ранила или каким-то невероятным образом убила моего младшего сына, ты будешь молить Бога и жалеть, что не погибла в сегодняшней аварии.
Кат развернулся, и, шаркая ботинками по земляному полу, зашагал прочь. Казалось, он смог взять себя в руки.
Наши с Нилой взгляды незамедлительно встретились. Теперь никто и ничто не отгораживало от меня мою любимую. Глазами я попытался сказать, как сильно я люблю её, и как сильно горжусь.
«Я так тебя люблю».
«Знаю». ― Грустно улыбнулась она в ответ.
«Мы пройдём через это».
Она напряглась, глаза опустели.
Кат подошёл к ней сзади, и, заключив в ядовитые объятия, посмотрев мне прямо в глаза, зашептал ей на ухо.
Я не мог слышать, но почувствовал, как сердце Нилы пропустило удар.
Боже, как же я хотел остановить это безумие. Неужели ему всё мало?
Языком упираясь в кляп, я пытался материться и кричать.
Она содрогнулась и побледнела, сжимая и разжимая ладони. А когда он закончил «секретничать», прикусив губу, закачала головой.
Он снова зашептал ей на ухо, беспокоя пряди чёрных волос своим дыханием.
Она снова закачала головой, сжав зубы, явно испытывая приступ тошноты от отвращения.
Что он ей сказал?
Что произошло тогда в Хоукскридже за игрой в кости?
Кат зашептал настойчивей, став похожим на шипящую змею. Слов разобрать я не мог, но он явно давил, ткнув в меня пальцем, угрожая ей на ухо.
Не слушай его.
Что бы он ни сделал со мной, пусть так.
Если это спасёт тебя… пусть так.
Бледная как полотно, Нила подняла взгляд и изучающе посмотрела на меня. Я увидел назревающее решение в её глазах, но затем она с отвращением его отбросила.
Я практически осязал её внутреннюю борьбу, и когда она, наконец, кивнула, взвыл.
Не нужно… нет…
Что бы он ни говорил… не делай этого.
― Ладно.
― Хорошая девочка, ― улыбнувшись, похвалил Кат.
Нила развернулась в его объятиях, закованная, словно в клетке. За её напряжённой спиной я не мог видеть, что делали её руки.
Она глубоко вздохнула и потянулась к пряжке ремня моего ебанутого папаши.
Нет. Твою мать, нет. У меня засосало под ложечкой
В голове шумело, рёбра ныли, но я утроил усилия.
Рычал, мычал и стонал. Бился, словно зверь, попавший в капкан.
Нет!
Она суетливо завозилась, расстёгивая проворными пальцами сначала ремень, затем и змейку. Я знал, как она умело справлялась и с тем, и с другим, и в данный момент ненавидел в ней эту способность. Скользнула руками в штаны Ката, и стало совсем невыносимо.
Пытаясь прокричать через кляп, я сыпал проклятиями, когда Нила, проглотив стон, коснулась моего отца там, где никогда не должна была касаться.
Она взяла в руку его член, и глаза Ката масляно блеснули.
Затошнило. Даже мой желудок запротестовал от понимания неправильности всего этого.
Нила работала рукой, а Кат поощрительно нашёптывал:
― Молодец, хорошая девочка.
И мне не нужно было видеть всей картины происходящего, чтобы понимать. Она его ласкает. Она дрочит моему отцу.
Стул возмущённо заскрипел и надломился, когда я снова рванулся в своих путах.
Кат опять зашептал, в этот раз достаточно громко, чтобы и я мог расслышать, и Нила застыла:
— Да, вот так. Сильнее. Возможно наркотик с прошлой ночи уже перестал действовать, но я заставлю тебя кричать во время уплаты моей части Третьего Долга.
Он, блядь, что, хочет изнасиловать её у меня на глазах?
Он буквально кастрирует меня и убьёт ещё раз этим поступком.
Не позволю.
Не позволю так с ней поступить.
Дёрнулся в сторону, и ножки стула надломились. Гравитация взяла свое, и я грохнулся набок. Боль прошила плечо, но мне было плевать. Брыкаясь, я попытался распутать лодыжки. Потянулся, стаскивая путы с ножек стула.
Изо всех сил.
Игнорируя головную боль, так напряг воспалённые мышцы, что казалось, они вот-вот порвутся. Нила продолжала своё дело, а я стал неуправляем.
Хватит!
Прекрати.
Кат улыбался, командуя моей женщиной, и, по-хозяйски обернув вокруг неё руку, отец смотрел мне прямо в глаза. Торжество читалось в его взгляде ― он знал, что причиняет мне невыносимую боль.
Пачкая лицо в пыли, я катался по полу, стараясь освободиться.
Тебе не сойдёт это с рук, ублюдок!
В сознании вспыхнули и перемешались с настоящим воспоминания ― Эмма, вот так же, в объятиях Ката. Она его терпела. Играла с ним, а он даже не подозревал об этом. Но я знал все её потаённые мысли. И даже через её ласковую улыбку, адресованную ему, я чувствовал отвращение этой женщины.
Она сделала тоже, что и Нила, только вот её дочь влюбилась в меня, а Эмма никогда не любила Ката. И это стало основополагающей проблемой.
Никто никогда не любил его. Не заботился.
Боятся ― значит уважают, но это совсем другое, это не преданность через привязанность. И он это прекрасно знал.
Работая рукой усерднее, Нила тихо заплакала. Чем он угрожал ей? Почему она согласилась?
Я знал мою девочку. Он не угрожал конкретно ей, нет, свою боль она бы приняла с лёгкостью. Скорее всего, угрожал мне, хотя и говорил, что я не буду участвовать в этом Долге. Ублюдок. Больной на всю голову.
Нила!
Я закричал, когда Кат уткнулся лицом в изгиб её шеи и вдохнул её запах, но проклятый кляп заглушил мой крик.
Нила всхлипнула и задрожала.
Сейчас я был готов убить бессчётное количество невинных лишь за возможность подняться и вонзить кинжал в сердце отца.
От беспомощности на глаза навернулись слёзы.
Кат убрал непослушные пряди с её шеи и поцеловал бриллиантовый ошейник.
― Хорошо. Как же хорошо. Надеюсь, ты уже мокрая, Уивер. Поскольку я уже не могу терпеть.
И тут всё изменилось.
Нила остановилась и даже перестала дрожать. Воздух в помещении вмиг загустел.
― Я… Я не могу. ― Выдернув руку из штанов Ката, она с силой оттолкнула его. ― Не буду!
Кат пошатнулся, явно застигнутый врасплох. Очертания его эрегированного члена просматривались сквозь ткань джинс.
― Подумай ещё раз, дорогая. Ты уверена? ― угрожающе переспросил он.
Нила кивнула, яростно вытирая правую руку о леггинсы.
― Уверена. Я не доставлю тебе удовольствия, что бы ты ни говорил. Этого не будет!
По лицу Ката пробежали тени. Он наклонил голову, глядя на Нилу исподлобья.
― Будь по-твоему. ― Шагнув к ней, схватил мою любимую за запястье. ― Сюда, пожалуйста.
Нила обернулась. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и явно заметив смену мной положения. Её прекрасное лицо исказило горе и, несомненно, вина. Мне жаль.
Я покачал головой. Не нужно. Здесь нет твоей ви…
Кат дёрнул её, заставив отвернуться и разорвав наш момент.
Нила споткнулась, когда Кат толкнул её к столу, стоящему посередине комнаты, и, подтащив рывком стул, пихнул, заставив сесть.
― Сядь.
Она тяжело дышала, покрывшись пятнами от страха и гнева.
― Кат… прошу, чтобы ты ни собирался сделать ― не нужно. Пожалуйста.
― Вы повторяетесь, мисс Уивер, ― зло смахнув с грязного стола принадлежности, явно оставленные рабочими, прошипел Кат.
Заправив своё хозяйство трясущимися руками, он застегнул молнию на джинсах, и звяканье пряжки отдалось эхом.
― Ты могла бы заплатить Третий Долг по-хорошему. И я даже не причинил бы тебе вреда. Я бы даже доставил тебе удовольствие.
― Удовольствие? ― сплюнув на пол, парировала она. ― Когда это у нас изнасилование стало удовольствием? Твои прикосновения противоестественны.
Вдохнув гнилого и совершенно бесполезного воздуха через нос, я напрягся. Дерзость Нилы одновременно поражала меня и невероятно бесила. Нельзя пререкаться с моим отцом ― только хуже будет. Не важно, свидетелем чего я могу стать, и как бы мне больно не было видеть любовь всей моей жизни во власти моего больного папаши… наблюдать за этим ― может быть всё гораздо хуже.
По-крайней мере, Нила останется цела и невредима.
Ты сам-то в это веришь?
Её сила и заключалась в дерзости ― она умела ответить и постоять за себя. И если она позволит Кату взять себя добровольно… сомневаюсь, что после этого моя девочка сохранит свой мятежный дух.
Ох, боже, мне так жаль, милая.
Извиваясь на полу, я пытался подобраться ближе, не оставляя попыток освободиться. Но тело работало против меня, слабея слишком быстро.
Тяжело дыша, Кат смахнул назад волосы, явно пытаясь сосредоточиться.
― Дай руку.
Нила застыла.
― Что? Зачем? Я больше к тебе не прикоснусь.
― Не ладонь, Нила. Руку.
Она медленно покачала головой, демонстративно скрестив руки на груди.
― Ты спросил, я отказалась. Я не дам тебе руку.
― Нет, не так. Я не спрашивал. Я сказал. ― В голосе отца послышались гневные нотки. Я удивлён, что он позволил Ниле перечить ему так долго. Как бы он не отрицал ― у него к ней чувства. Чувства, которые он до сих пор питал к её матери. Кат хотел её. Хотел её удержать. Но его убивал тот факт, что дочь влюбилась в его сына, тогда как мать проклинала его в день, когда он лишил её жизни.
Он дал ей выбор…
В памяти всплыл разговор между Катом и Эммой. Разговор, который я не должен был услышать. За неделю до уплаты Последнего Долга отец пришёл к своей пленнице и признался, что слишком сильно любит её, чтобы привести приговор в исполнение. Он хотел большего. Больше времени. Больше близости. Он был готов отложить выплату, если она согласится полностью принадлежать ему.
Выйдет за него.
Будет его, когда бы он того ни пожелал.
Единственное условие ― она больше никогда не увидит ни Текса, ни детей.
Но Эмма слишком сильно любила свою семью, и свидетельством тому стал её выбор ― смерть.
— Да ёб твою мать, дай сюда руку! — заорал Кат, бросившись на Нилу, хватая её за руки. Моя девочка боролась, но что она могла противопоставить его силе?
Прижав её запястье к грязном столу, Кат прорычал:
― Ты же слышала ту часть рассказа, где говорилось о контрабанде?
Нила извивалась, пытаясь вырваться из его хватки.
— Да, я слышала.
— Тогда ты понимаешь, каким будет Четвёртый Долг.
Она задержала дыхание.
― Нет… не понимаю…
Он усмехнулся, без особых усилий прижимая её руку к столу.
― Нет, понимаешь, ― сказал Кат и, удерживая Нилу одной рукой, второй потянулся к боку. Вытащил тонкую палочку из её пристанища и прижал к губам моей женщины. ― Открой рот пошире.
― Что? Нет. ― Замотала головой она.
Кат сильно сжал её предплечье, и от боли Нила непроизвольно ахнула, раскрыв рот. Воспользовавшись преимуществом, он без промедлений сунул палку между зубов, так, что кончики остались торчать по уголкам губ, словно удило. Мою девочку обуздали.
Она было отвела голову в сторону, намереваясь выплюнуть, но Кат удержал нехитрое устройство на месте, предостерегающе прошипев:
― Ай-яй. На твоём месте я бы не стал делать этого.
Её взгляд стал острее кинжала.
― Прикуси. ― Кат медленно убрал руку.
Нила замерла, удерживая странную палку между зубов. Вопросительно подняв брови, она посмотрела на Ката, когда тот взял в руки чёрный резиновый молоток. Молоток, который использовали для выколачивания засевшего дерева или забивания гвоздей. Молоток, который принесёт невыразимую боль.
Она шумно вдохнула, возобновив попытки вырваться.
― Нет! ― закричала она, и крик исказил своеобразный кляп.
― Я сказал тебе ― прикуси, ― рыкнул Кат, сильнее сжав молоток.
Нет!
Я с новой силой завозился на полу, сердце загрохотало в ушах.
― Фто-о-ой! ― Так стыдно, что не мог двигаться, говорить, кричать и помочь. ― Ннне-еф!
Нила.
Блядь, мне так жаль.
― Сто… сто… ― Она не могла отвести взгляд от страшного орудия. Нила словно превратилась в камень. ― Ках… инаа. ― Из-за помехи во рту слова звучали не разборчиво.
Глаза Ката недобро блеснули.
― Когда по городу разнёсся слушок о драгоценных камнях Уильяма, появилось много желающих ограбить его. Различные приспособленцы и пираты жаждали получить частичку его счастья, несмотря на то, что Уильям заплатил огромную цену за него. Воры. Халявщики. Они все заслужили виселицу.
Нила захныкала, борясь с хваткой Ката, а тот, расставив ноги для большего удобства, приготовился исполнить Четвёртый Долг.
Сердце стучало о сломанные рёбра, с неимоверной скоростью прокачивая кровь, отдаваясь пульсацией в висках. Лёжа на боку, я видел всё наискось, стремясь мыслями к Ниле, тщетно пытаясь найти выход из этого дерьма.
― Уильям постоянно искал новые способы контрабанды камней. И начал он с самого тривиального ― внутри человека. Потом были многочисленные способы с подменами, провоз под видом различных товаров, но рано или поздно обман вскрывался.
― Мы и сами терпели неудачи. Наши маленькие «мулы» глотали алмазы, приматывали их вокруг талии, вокруг ног, и летели. Летели, обтекая потом от вины и ужаса, а это гарантия быть пойманными по прилёте. Иногда камни запихивали в различные отверстия, но такой способ стал слишком широко применяться наркоторговцами, а пограничная служба стала слишком бдительна. Как итог ― не практично. Так что… мы придумали новую схему. И знаешь, какую? ― повысив голос, спросил он.
Нила покачала головой. Чёрные пряди налипли на мокрые от слёз щёки.
― Камни зашивали в плоть.
В ужасе она глубоко и шумно вздохнула.
― Но этот способ был довольно таки жесток, и не слишком результативен, ― нахмурившись, продолжил свой монолог отец. ― Доктор разрезал «мула» в наиболее безопасном месте на теле, помещал туда пару пакетиков с алмазами и зашивал. Как только наш путешественник прибывал в пункт назначения, рана открывалась, камни извлекались, контрабандист получал своё вознаграждение. Но всё же, риск заражения и госпитализации был слишком велик. Так что… мы придумали кое-что получше.
Он размял запястье, привлекая внимание Нилы к молотку, зажатому в его руке.
― Мы больше никого не режем. Мы ломаем кости. Человек реально покалечен, и перелом ― идеальное алиби, ― он усмехнулся. ― Понимаешь, о чём я, Нила?
Чёрт.
Сил на борьбу у меня больше не было. Запястья я разодрал до крови верёвкой, спина болела при каждом движении. Я не мог этого видеть. Так же как и не мог предотвратить то, что готовился сделать Кат. Он сломает ей руку, тут я бессилен.
Я пытался кричать сквозь кляп, но матерные слова глушила грязная тряпка. Хотел поговорить с ней. Успокоить. И так не хотел потерять её снова.
Она была в шоке.
― Ты же не серьёзно, ― выплюнув палку, нужную, чтобы облегчить боль, недоверчиво сказала она.
― Совершенно серьёзно, ― ответил Кат и жутко улыбнулся. ― Что ж, у тебя был выбор доставить мне удовольствие. Можно сказать, что ты держала будущее в своей руке, и всё же сделала другой выбор. Тебе придётся расплатиться. Своей правой рукой, Нила. Теперь у неё другая задача.
Нила усилила борьбу, царапаясь, как кошка, свободной рукой.
― Нет, пусти. Пусти меня…
― Тебе следовало послушать меня и прикусить палку. Теперь уже поздно. ― Без малейшего колебания Кат поднял молоток над головой. ― Каешься? Берёшь на себя ответственность за грехи своей семьи и согласна оплатить долг?
― Нет! Нет, чёрт возьми!
― Ответ неверный. ― Кат приготовился нанести удар.
― Нет! Стой!
Он сжал челюсти.
― Стой, прошу!
― С твоего согласия, или без него, я ударю.
Его глаза недобро сверкнули.
Он опустил руку.
Чёрный молот устремился к своей добыче.
― Будет больно.