Потолок одного героя

Глава 5 Выход

XXI

В трактире «*** надежда».

Третий день шестого месяца двадцатого года.

Двигаясь на радость очень скоро, хозяин вихрем пролетел по кухне. Глянул сверху вниз и поджал гладко выбритый подбородок.

Я мо ргнул.

На краю помоста стояла и светила мне в глаза очень заржавленная лампа. Я отвернулся.

Кобольд был уже внизу. Покинув помост, он рыскал возле шкафа. Низкий дух подпрыгнул. Он и так и этак силился достать до корешка очень толстой книги.

Он расплевался.

«Даже и шанса нет», — не мог я не отметить.

После встречи с духом мне внезапно, как-то очень быстро стало легче… но вот ГОЛОД.

Мне очень-очень СИЛЬНО…

Жутко хотелось Есть.

Сейчас!

Дух подпрыгнул. Встав, он забалансировал на носочках.

— Может вам помочь?

— Не надо! — блеснула пара ярких точек. — И с чего ты взял, что МНЕ вдруг понадобиЛАСЬ помощь⁈.. Раз дух так и справиться САМ не может⁈ Так, что ли, по-твоему⁈

Я отступил.

— Совершенно не ценят опыт… А кружева-то, кружева!.. Дурак и больше ничего! Ни в людях пониманья не имеет, ни… да ни в чём! Посторонись!

Взяв скалку, зажав её под мышкой дух, хозяин попытался сдвинуть лавку. Та не поддалась.

Я не вынес.

Подошёл и с некоторым трудом ухватился за край корешка. Монументальный фолиант больно ударил по грудине. Оттянул мне плечи и даже заставил чуть согнуться.

Дух смотрел.

Он поджал губу:

— И что теперь?

Отобрав толстую книгу, дух упёр её в живот. Он прошествовал так вплоть до помоста и ударил толстой кожей переплёта о камень. Сам поднялся по лесенке, и действие повторилось снова. На кухне, под столешницей неожиданно отыскались довольно старое перо и банка чернил.

— Ты посиди покамест, — бросил дух.

Я сглотнул.

И подчинился.

Два стола, из камня… Несколько скамеек…

— Ты чего застыл?..

— Я… прошу прощенья.

Аромат стоял такой, что мне хотелось плакать.

Где-то очень близко словно бы жарили мясо. Я чувствовал, слышал говядину, баранину и как будто какую-то птицу. Медная посуда звонила.

Здесь, в глубине земли, я не мог понять, откуда это могло доноситься.

— А вы… вы продаёте шерстяные ткани?

Чёрные брови заходили. Дух посмотрел на меня так, словно я оскорбил и его, и его семью (вплоть до десятого коленья). Тонкие губы вытянулись в струну. Пробежавшись, искра ударила от брошенной накидки. Я отдёрнул руку.

Фавоний вздохнул.

Оставив починку пера, он снова наклонился. Скрылся на мгновенье и зашерудил. Он что-то, звеня, отодвинул. Кажется, люк в погреб. Показался дух уже с полным подносом.

Я сглотнул.

С непомерной жадностью впился взглядом в перепёлку… или, возможно, голубя… Неважно! Дух водрузил поднос на специальный выступ.

— О, благодарю! Благодарю Вас господин!..

— Эх… люди! — сквозь плотно, очень плотно сжатые губы.

С наслаждением, почти что с фанатизмом я ухватил руками, вгрызся птице в грудку… Изми-и-ительно!… Я за жизнь, за целую ястребову жизнь не пробовал ничего вкуснее… настолько нежным мне показалось блюдо.

Косясь, дух покачал головой. Он вернулся к письму. Перо сломалось.

«Всё не по-людски у них!» — себе под нос.

— Спасибо!

Давясь, смахивая слёзы, я никак не мог прекратить глотать.

— Ешь-ешь… и выпить не забудь!

Взгляд Червза остановился на графине. Он тяжело вздохнул и полез за другим пером.

Заглотив пирог (чуть горьковатый), я вытер рот салфеткой. Немного поразмыслив вновь вернулся к птице. Кожа сползла, и под резцами ощущались волокна.

Кобольд глянул искоса, прицыкнул. Чёрные брови его опустились.

— Потрясающая кухня!.. У вас тут всё так… удобно… Постояльцы могут прямо из зала смотреть, как готовятся блюда… Этим тоже Вы занимаетесь?

— А кто же ещё!.. За меня никто и ничего не сделает!

Мельком, но я поймал взгляд хозяина. Он смотрел на графин.

— Я прошу прощения, — голос вышел чуть «сырым». — Съесть ВСЁ в одиночку —это как-то неправильно. Вы не составите мне компанию?

Скрип. Заполняя книгу прямо на столе, дух подался вперёд.

Чёрные брови его изогнулись, а в голубых глазах загорелись яркие точки огней.

— Ты сам-то понял, что сказал?.. Мне и моё же предлагаешь!

Я сглотнул.

— И надолго жена вас оставила?

— Так… — Очень коротко и резко. Обмакнув перо, хозяин отчеркнул: — Твоё имя?

Короткий,обычный опрос. Фавоний уточнил род занятий, возраст и откуда я следую. Спросил ещё что-то навроде, а после отчеркнул. Расписался. Сразу на треть листа!.. Так, чтобы с единственного взгляда было очевидно, что его работа.

Дух вновь посмотрел на шкаф… На меня. На мои жирные руки. Чуть прицыкнув, прижав том к груди, дух отправил его под стол. Захлопнул… и как-то сразу стало тихо.

Прищёлкнув языком, хозяин с заметным раздражением обвёл остекленевшим взглядом дно трактира. Посмотрел на лесенку, люстру «колесо» где-то высоко над нами. И снова на меня. Столб света из окна «бычий глаз» понемногу становился всё заметней.

Монументальные колонны взирали сурово.

Чуть присмотревшись, я неожиданно заметил позабытый кем-то кнут.

Фавоний смотрел на сложного вида скульптуру из многих линий и воздуха по центру, что на постаменте возвышалась по центру «залы».

— Ты выпить хочешь?

— И поесть!

Улыбаясь, демонстрируя ястребову уйму мелких, очень мелких блестящих зубов, дух подмигнул мне.

Закатав рукава, он повёл сравнительно большими кистями.

Начал с бутылки.

— Это на продажу — ясно? Ты ничего не видел… Так вот!.

Дух вновь оказался «на сцене».

И началось волшебство.

Как-то сам собою разгорелся очаг. Застучали сковородки. Дух не стеснялся. Он жадно следил за моим лицом! Он требовал оваций!

Поминутно поправляя белые манжеты, приглаживая брови, Фавоний как бы намекал: «Вот я — настоящий человек!..Ты не смотри на рост, зато какой сюртук!.. Я л-учше человека!»

Зазвонила медная посуда и зашкворчало сало. Смотря исключительно и только сверху вниз, хозяин лёгким движением кисти поднял волну в скворчащем, мелко нарезанном луке. Приправу всыпал, не сгибая локтя!

— Это… это был мой первый выход в поля… Вот я и собрался так… неудачно.

— Чтобы не обобрали!

— Это я сам решил сойти с дороги. Подумал, что своими глазами увидеть местность — это очень хорошая идея… Как бы личный опыт.

— Не для дураков закон писали!

Ухмыляясь, дух с пренебреженьем, почти с превосходством смотрел на пару желтков. После каждой фразы усмешка его становилась только шире. Губы растянулись, обнажая ряд острых зубов.

В нос ударил будоражащий запах.

— А одежду пока не меняй… Да и манеры свои дурацкие.

Хозяин заставил содержимое сковороды подпрыгнуть:

— Кушать!

И непременно на ходу! Вальсируя! В широком, говорящем жесте, чтобы каждый понял: кто здесь мастер.

— Жуй! Ещё рассказывать станешь, что тебя в моём трактире не кормили.

— Бо-божественно,— едва смог я вымолвить.

Сало и белок потекли мне в горло.

— А вот этого не надо, — с широкой, очень широкой улыбкой. — Ты учти… меня не подкупить!

Дух налил себе.

А после повторил и уже с пристрастьем уточнил: куда я шёл и что видел дорогой? Довольно быстро он «раздобрел». По блестящим, выбритым щекам разлился румянец. Глаза его засалились и заблестели.

Как-то легко мне стало на душе. Даже весело. И тёмные стены теперь совсем не давили. И помещенье уже не казалось похожим на дно колодца. Зал кургана с зеленеющей осокой на сводчатой крыше…

Повинуясь внезапному порыву, я обернулся. Проходя сквозь беспорядочные линии скульптуры, белый свет луны проявлял в тенях прелестную, просто прелестную картину. «Какая… линия плеч!»

Дух частил.

Не следуя чередованью питья и закуски, он почти в одиночку на треть опустошил большую бутылку. До необыкновения живое, лицо его постепенно «просело». И сразу же сделалось много старше: стали видны морщины и седина на висках.

— А ты… хороший малый, — также смотря на тень.

Окончательно стемнело.

— Ты ду-урак! — проговорил хозяин. — Додумался ведь духу… Ду-ху сразу показать, где прячешь. Золото, это не какая-то медянка, чтобы так ей разбрасываться!

— Так договор. Договор же заключить нужно было. Традиция.

— Так-то да, конечно. — Совершенно красное лицо кривилось. — Спрошу лишь раз: ты в курсе, что за подделки нынче вешают?

Дух выпил.

Локоть его соскользнул.

— Знаю, конечно.

Хозяин выпил.

Мелкие зубки застучали по краю кубка.

— А давай-ка меняться!

Дух внезапно встал. Он чуть покачнулся. Оттолкнувшись от стола, Фавоний побрёл в направлении кухни. Снова поднялся «на сцену»… и как-то разом растворился между столешницей и очагом. Метёлка упала с одного конца. Он же внезапно спрыгнул с другого. Я только по звуку и смог уловить это движенье.

— Ну давай!.. Это ведь несложное дело!

Прищурившись, я заметил в его протянутой руке большую жёлтую монету. Швен! Самый обычный золотой, разве засаленный немного.

Поняв задумку, я немного наклонился. Просунул руку в голенище сапога. Достал. Обмен произошёл. Дух повертел мою монету меж пальцев. Присмотрелся. Улыбнулся неожиданно — и укусил. Раздался резкий «треньк»… и круг стал неполным.

Колени спружинили:

— Да эт…

— А ты осел! — оборвал меня Фавоний.

Сплюнув, хозяин достал платок из бокового кармана.

Он вытер рот:

— Смотри!

Я сел.

Осторожно взяв протянутое, сощурился. Дух чуть придвинул лампу… золото внутри монеты отсвечивало белым.

Фавоний пил наливку.

Тишина и сумрак.

И ни единого человека в трактире.

Ни одного… свидетеля.

Никто и ничего не видел. Никто и ничего… не скажет. Никто и ничего.

Холодный пот проступил. В тишине я положил монету на стол. Металл очень ярко клацнул по камню.

Здесь приятно пахло жарящимся мясом… и землёй. Чем-то горьковатым, напоминающим елей. Пол, вместе с утварью был вырезан в породе, а вдоль стены, почти что по спирали тянулась лесенка, что уходила к уровню земли. Туда где светило поле и шелестели кроны чёрных тополей. Я сглотнул.

Я моргнул.

Напевая всё тоже, Фавоний неспешно выпивал, сидя на сцене.

— Я прошу прощенья!.. — прервал я духа посреди припева. — Я прошу… Прощенья… Вы не могли бы взять вместо той… другую монету? Золотую!

Хозяин покосился на меня… Прицыкнул недовольно… Но кивнул. Я достал увесистый швен из рукава. Действие повторилось… от начала и до конца. Лишь звук укуса вроде как стал ярче.

Хозяин налив махнул ещё одну рюмку.

Он проглотил.

— А эта⁈ — достал я из внутреннего кармана.

Всё тоже олово внутри.

— А эта⁈

Из складок нижнего.

На тусклый, довольно старый швен хозяин смотрел довольно долго.

И я точно так же.

Так же как и он, я с напряжением рассматривал рога и вензельный узор.

Наконец, хозяин поморщился. Он поиграл тёплой жидкостью на дне объёмного кубка. И проглотил.

— Этот настоящий!

— Слава богам!

Зубки скрипнули. Налив ещё, дух не стал снова пить. Он посмотрел на монету. На меня… и снова на монету.

— Я тебе ещё одни штаны дам… в дорогу… И не возражай!

Бутылка — опустела. Распластавшись поперёк стола, я поясницей лёг на червлёную, синюю шерсть.

Она приятно шелестела… и покалывала.

Мне было… хорошо.

— Вот вернётся… красавица, — «дышал» дух на сцене, — И всё… Всё будет хорошо…

— Да… всё б-удет.

Я икнул.

«Спать хочется, — всплыла внезапно мысль. — И по малой нужде… а впрочем… можно и попозже».

Я просто смотрел… как, пробиваясь сквозь окошко, лунный свет… Как он гуляет по плетенью.

«Какое… чудо».

— Я видел фею… наверно… Как вы считаете… их ну-ужно опасаться?

— Этих-то?.. (Словно бы над ухом). Да где ты их видел⁈ У нас тут лисицы да волки… Ф-ею!

— Вол-ки, — повторил я тихо.

Кобольд сидел рядом со мной и писал. Он попросил меня передать записку его знакомому в Заливе… и я сог-ласился.

Лёгкий скрип пера. Он отдавался эхом… Успокаивал.

Фавоний «дёргал»; он улыбался своему, но в целом продвигался ровно. Точно, каждая мысль уже давно была обласкана… И теперь оставалось только записать.

Чёрные брови хозяина плясали.

— Ясно…

Закрыв глаза, я завалил голову набок.

Дух сидел за соседним столом.

Он царапал.

Просмотрев написанное, Фавоний осторожно, точно боясь спугнуть, присыпал текст мелким песком. Нечто лукавое как будто на мгновенье отразилось на его лице… Или мне лишь показалось?

«Словно… гадость какую выдумал и ждёт теперь результата, — подумал я недовольно. — Надо будет… глянуть».

Фавоний спиной прислонялся к колонне в отдаленье. Он кивнул и завернул исписанный лист. Неожиданная мысль прошлась по его бровям. Те опустились, а сразу после поднялись к торчащим, начёсанным белым локонам. Дух разулыбался. Он вновь развернул бумагу и приписал несколько строк. Кажется, что-то исправил.

Я открыл глаза.

Фавоний заворачивал бумагу, сидя рядом.

— Ты прости, — проговорил он, заметив движенье. — если что… там. Всякое в жизни бывает… Ты ведь знаешь… В Залив не забудь только зайти!

«Ер-унда ка-кая…»

— Не забу-уду!

— Вот и ла-адно.

Глянув на письмо, я постарался сделать в памяти «зарубку».

— Люди! — процедил дух через зубы. — Об адресе ты лучше у пастухов спроси… там их вечно много… Или у дежурных на воротах…

Как человек разумный, как человек осознающий, что и зачем происходит, я предпочёл не спорить. Кивнул. И закрыл глаза. Затылок сам собою опустился на шерстяную, шершавую ткань. Загривок защипало.

Переплетенье высилось всё там же. Пока мы говорили, «дева» тени будто бы немного распрямилась. Показала скат пологих плеч… и немного…

Кажется, Фавоний снова выронил бумагу. Он расплевался; нырнул под стол и принялся «ходить».

Под потолком зависло колесо… и обод из желтоватого металла сверкал подобно глазу… Очень странное сравненье.

В какой-то момент я понял… что засыпаю. И реальность перестаёт быть такой непоколебимой. Столешница под тканью как будто начала ходить… рассыпаться мелкой крошкой…

С треском и шуршанием прибоя.

Я услышал… как шелестит шерстяная ткань… вместе с моими волосами.

Они как будто тоже начали трещать.

«Это, ничего… Ведь… корни ведь никуда не денутся… Кор… ни…».

Веки совсем отяжелели. Лицо матери вдруг вспомнилось… не знаю почему.

Я увидел, как она смеётся. Как плачет радуясь…

«…при дворе…»

Лишь я один на целом острове добился… такого места… Это финал любой дороги.

«Только слова».

До необыкновенного живо в памяти всплыла улыбка. Слёзы.

Я рыгнул.

— Не спи!

Письмо «Ударило» в грудину.

— И почему Вам вечно мало⁈

— … нам?

Пуча глаза, я моргнул.

Хозяин изобразил нечто сложное:

— Ну… то есть всем «вам»… Ты меня понял.

— Н-нет.

Я ничего не видел.

И не слышал.

Должно быть, уже во сне я моргнул.

Мне чудилось что грубая ткань искрит и горит бездымно. Что на мне уже нет штанов… и волос тоже нет.

Кажется… я видел круговорот песка… Скульптуру, которая неспешно вращалась.

Тихо… Тихо…

Треск огня. Звон комара над самым ухом.

Я видел, как медная ложка, медленно летя, распалась яркой белой вспышкой, от края и до конца. На это было больно смотреть.

Заблестело стекло.

Зеленоватый и лиловый свет закручивал похрустывающий песок.

В животе моём дрожало… а из лёгких вышел воздух. Просто вышел. Это был долгий, очень долгий выдох, который я никак не мог остановить. Мне снилось, что я пытаюсь зажать свой рот… Но воздух всё равно выходит… Золотистая руда, целые глыбы обнажились. Они почти текли.

Я чувствовал бумагу.

Я видел в глазе смерча… небо.