Потолок одного героя

XV (+ рис.)

В посёлке ничего не переменилось. Ни в тот вечер, ни в последующий.

Всё как будто было нормально.

Нас будил далёкий, но очень резкий и с неприятной хрипотцою петушиный голос. Очень тучная женщина приходила за сеном для телёнка, а где-то спустя полчаса, она же приносила «заф-страк».

Целые сутки мы (то есть мы с бывшим стражником) всё больше спали, пили много воды и ели. Стражник постоянно, постоянно курил. Поселили нас в сарае, так что это было довольно опасно.

Пришёл новый день — и снова наступило утро.

Меня разбудил петух, а я уже разбудил Гратца. Ещё до завтрака я отправил его «разбираться с народом». Я довольно долго стоял, а после сидел у входа, наблюдая за его растерянной фигурой. Наконец, мужчина куда-то ушёл.

Я лёг на сено.

И сразу же уснул.

Женщина дёрнула меня за плечо. Пошлёпала вопросительно губами и указала на кашу.

Почему-то есть мне не хотелось. Я проглотил, но через силу. Прожевал и вышел во двор. Посмотрел на своё новое жилище. Удивился в который раз щедрости Дива: это был его личный сарай и «пока ещё» его личное сено.

Плечо моё дёрнулось.

«…»

Было тихо, и вокруг решительно никого не было видно. Смотреть мне было не на что. И думать совсем не хотелось.

Вдохнув звонко носом, я руки упёр в бока. Попытался сделать пару «смешных» шагов, которыми наёмница дорогой развлекала ребятишек. Спустя всего мгновенье, я оказался на земле.

Я встал. И попробовал снова. В этот раз у меня получилось. Необычно бодро, почти с воодушевленьем я «доприседал» до конца двора. Развернулся… и заметил Эль.

Наёмница стояла между слив и наблюдала за каждым моим движеньем. (Тепло разлилось по ногам и пояснице). Я распрямился. И поздоровался кивком, как это требовал придворный этикет.

Эль ушла. От старосты тем же вечером я узнал, что наёмница посетила кузницу. Она очень долго препиралась, а после собрала с десяток мужчин и начала рыть большую яму у переправы. Никто не понимал, на что она рассчитывала, но никто и не спорил. Никто уже ни на что не надеялся.

Вернулась Эль очень поздно. Она обмыла в озере лицо. Сразу поела и заснула.

На следующий день она ушла уже с великаном.

Дождавшись, пока тяжёлые шаги умолкнут, убедившись, что Гратц ушёл, я набил один из мешков чуть сыроватым сеном. Соорудив из мешковины «руки», я попытался припомнить, как наёмница повалила меня в лесу. Я заломил край мешка ему «за спину», и попытался подставить подножку.

Увы, я так и не понял, получилось ли что или нет… Я несколько раз упал и довольно больно расшибся. Сидя сверху на мешке, я вытер проступивший пот.

Голоса совсем неподалёку. Кажется, кто-то кричал… мужчина. Это кричал мужчина. Чуть приподнявшись, я действительно заметил его… а также низенькую старушку, с трясущейся головой.

Я оттащил мешок подальше, вглубь сарая.

Резкий голос летел через двор и над забором: «… на улице посплю!» — «Да… как же это?..» — «Да так!.. — переступил мужчина, палкой подпирая подмышку. — Как люди спят!.. Лето теперь, на улице даже и лучше будет!» — «Но…» — «Да не говори ты глупости! Как будто я помру. Поночую здесь пару дней, ничего не случится!.. Проживём».

Ещё два дня прошло.

Два раза я дожидался, пока все разойдутся, и два раза взваливал мешок на спину. Во двор я с ним выходить не решился, а потому достаточно скоро посреди сарая образовался вытоптанный круг из соломы и сора.

Я не чувствовал никаких перемен.

Гуляя, пройдя мимо большого камня, но остановившись у начала стока, я издали видел, как работает Век. Лопаты его размера не нашлось, так что великан был вынужден обходиться пластиной от сохи.

Век поднимал большую стальную пластину над головой. Опускал и своих ног. И, через пару мгновений, я слышал глухой, необыкновенно тяжёлый удар. Словно кто-то бил по барабану.

Из раза в раз до меня доносились мерные, очень глухие удары.

Рондель скользнул в ладонь.

Я постоял ещё некоторое время. А после вернулся в сарай.

'Прошло два дня. А после ещё день, хотя я так и не понял, когда и на что ушло время. На раздумья?

Внешне в селе всё выглядело нормально. На заборах всё так же вешалось бельё, а по утрам нас будил далёкий, но резкий и с нагловатой хрипотцою петушиный голос. А после очень тучная приходила за сеном для телёнка. Она же, спустя час, приносила подгоревшую кашу'.

— Ты чего здесь сидишь?

Девичий. Очень яркий и полный жизни голос заставил меня вздрогнуть, поднять голову. И сощуриться на солнце.

Было тихо. Яблони напоминали об озере и куры клевали мои ноги. Я сидел на пне, а передо мной стояла беленькая, ещё совсем молоденькая девушка.

С повязанными льняными волосами, глазами цвета неба и хитрой, лёгкой улыбкой. С рядом едва заметных морщинок в уголках её глаз.

— О чём задумался?

Она посмотрела на медальон.

Я несколько опешил, заметив былую курочку в её руках. И округлый живот.

— О чём… Я думал… что нужно заточить кинжал.

— Вот этот? — указала белёсая головка. — Да, наверно нужно.

Я опустил взгляд.

— Да… Так вышло, что моя рапира сломалась… Она сослужила свою роль при битве с вепрем.

— Ого! Так ты с ним бился! И как это было?

Я резко встал. Уступив ей место, я сразу почувствовал себя несколько лучше.

— Это было… Это было сложно. Я думаю… Я сделал всё, что смог, но чудовище ушло почти что невредимым.

Неудобно было вот так стоять, а потому я решил присесть на сено. Это оказалось ещё неудобней. Ноги я скрестил, упёрся в колени ладонями, но всё равно постоянно приходилось смотреть снизу вверх.

— Да, человеку с ними справиться непросто… С такими большими… — Отпустив белёсую курочку, девушка разгладила простое льняное платье: — Придётся искать решенье. Мы ведь люди, мы его всегда находим.

Я прищурился. Словно на заказ головка оказалась точно перед солнцем. Пришлось оставить попытки. «Босая», — заметил я несколько поздно.

— Я видела, как ты в сарае стараешься… Это было очень смешно.

— Да… спасибо.

Лёгкая беседа с человеком, который был не в курсе моего положенья. Возможно это именно то, что и было нужно. Я и сам не заметил, как прошло чуть больше часа, а после Эльва ушла.

Мне одному принесли обед. Всё ту же кашу. Я проглотил. Поставил горшок у крыльца и, немного ещё подумав, вновь поднялся. Посмотрел на яблони, на озеро и соседский двор, где уже сооружался навес. Я спросил у случайного прохожего дорогу до кузницы. Поблагодарил и побрёл вверх по улице, вдоль покосившегося забора.

Голос Эль был слышан издали. Даже через звон она не говорила, а требовала: «Вы поймите, что это не мне, а Вам всё нужно!»

Обойдя репейник, я увидел девушку. Раскрасневшаяся и неумытая, посреди заросшего двора она спорила с почти совершенно лысым мужчиной.

«Н-нет ничего… — повернулся он спиной. — Я говорю: уже В-с-ё забрали! Это вы себе в голову… что-то вбили!»

Эль не отставала. Она прошла за кузнецом под навес. Заметив, что мужчина что-то ищет, девушка указала ему на молот.

— Нет столько металла! — щурясь и все больше раздражаясь. — Копья Ваши закончу, а щиты… Ну нет металла!

— Значит, нужно по посёлку собра-ть.

— Да кто отдаст-то! — со взмахом. — И что отдаст⁈

Парень, который всё это время беспощадно бил по железу, ухмыльнулся. Щипцами он поднял алеющий прут и сунул его в воду. Раздалось оглушающее «Шш-ш-ш-ш-ш-ш!»

Рондель оказался зажат в ладони. Я не мог с уверенностью припомнить момент появления… но теперь он был в моей руке. Я посмотрел — и спрятал в голенище сапога.

Разговор продолжал ещё не меньше четверти часа. Эль наступала, а кузнец, затянув на затылке узел от косынки, старался её не слушать. Наконец, речь зашла о подковах и прочей мелочи. Железо это было «мягким болотным», однако девушка всё равно попросила «сделать Всё что только возможно». Кузнец согласился просто чтобы отвязаться.

Наёмница ушла, и из-за невысокой рябины вышел я.

Кузнец наградил меня крайне, крайне радостным взглядом.

— Добрый день. Вы не могли бы сделать с ним… что-нибудь?

… Особого смысла дожидаться на самом деле не было, но по какой-то причине я не хотел, не желал выходить при Эль с этой просьбой. Не снова.

Подмастерье, парень криво усмехнулся. Он только глянул — и снова принялся долбить. Тяжёлый взгляд мужчины заставил меня немного отступить.

Лицо его вместе с макушкой были совершенно черны, а от бровей остались лишь полосы.

— У меня есть деньги! — после мгновения заминки. — Я заплачу за вашу работу, в этом можете не сомневаться.

Худой и долговязый, в прожжённом фартуке, кузнец меня явно не слышал. Он больше по губам прочёл, чем среагировал на голос. Но на слове «заплачу» изодранная скула его заметно дёрнулась. Рукав, чёрный от сажи, прошёлся по щеке.

Жестом хозяин попросил кинжал:

— … Только поточнуть, что ли, надо?

Я… кивнул… И только после понял.

— Что?.. О нет-нет. Спасибо! Этого не нужно.

Я попытался отобрать… Но мужчина уже отвернулся. Он меня не слышал. Или просто не хотел услышать.

— Это будет стоить три кондора.

— Как Тран, я приказываю Вам: ОТДАЙТЕ!

Что-то насвистывая, хозяин плесканул мутной воды на камень. Он всем весом налёг на скрипучую педаль.

— А ну, отдайте!

Ухватив грубый рукав, я, что было сил, нажал плечом. Я дёрнул. Завязалась борьба. Удача это или опыт, но соперник сразу стал крениться. Он упал между вращающимся камнем и большой наковальней.

Локоть его с поражающей лёгкостью свернул мне челюсть…

«…»

Чуть позже Ремус разобрался. А после и извинился, так что жаловаться мне, в общем-то, было не на что. Но осадок остался. Потирая подборок, я обошёл крапивой заросшую ограду — пуганул большого жирного селезня.

Выйдя, я сразу же наткнулся на Гратца — тот курил. Брёл по улице. И очень мило беседовал с некой юной особой… В общем-то, выполнял именно то, что ему поручили.

Но легче от этого не стало.

Прося бывшего стражника успокоить людей, я совершенно был уверен, что тот очень долго будет готовить речь. После созовёт селян и скажет… то, что собирался.

Признаюсь, в какой-то момент я даже выдумал вступительные слова: «Дорогие жители Элиса».

Я даже прикинул, как разместить столы на площади и откуда взять столько стульев.

Но Гратцу ничего из этого было не нужно!

Все эти дни Подлец просто гулял туда-сюда. Разговаривал с людьми и… смеялся. Он вроде как погоду обсуждал или ещё что-то такое. Не знаю!

— … четыре кондора за колбасу! Ну не грабёж ли! — долетел до меня обрывок каркающей речи.

— Ну а она мне: «пироги твои никакие!» Ты представляешь? Это мои-то пироги!…

«…»

Я просто прошёл вдоль покосившейся, совершенно заросшей ограды. Церковь. Площадь. Замшелый валун попался на глаза.

Растрёпанный мальчишка… он по-прежнему плёл волокуши.

Я остановился. Всмотревшись в белобрысую, очень упорную фигурку, я подметил коготь на месте инструмента. Попытался представить животное, у которого могли расти такие… У меня не получилось.

— Это коготь, — подсказал ребёнок.

— Понятно.

— Линвогмы, — пояснил он, щурясь. — Их на болоте много.

— Я знаю.

Время подошло к обеду. Солнце полило, так что рубашка на моей спине очень скоро прилипла. Потирая подбородок, я довольно долго из тени смотрел на прохожих. Я пытался понять: кто из них местный, а кто переселенец.

На удивленье это оказалось несложно.

Развязав вещевой мешок, я достал хрустящий свёрток из плотной ткани и вощёной бумаги. После стольких дней за чтеньем отыскать заголовок оказалось не настолько сложно.

'…ЛИНДВОРМЫ…

Вел**ие змеи болот и зато*ленных зем…

дракон…

кож…

Впад*ют в спячку…

ав…'

Этот крайне познавательный текст я прочитал не меньше дюжины раз, пока в глазах не начало рябить. Я отложил толстую книгу. Но уже через пару минут снова открыл. Из другой статьи я знал, что «Горный дракон» — единственная разновидность «Высшего». Из этого следовало, что линдворм — это не высший дракон.

… Я почесал скулу.

И посмотрел на солнце.

Эль с великаном снова вернулись поздно. Они поели и сразу же легли. Век практически тут же задремал.

Пропел петух. И где-то через четверть часа женщина пришла за сеном.Великан помог ей в этот раз. Мы все поели.

И я снова остался один. Поднявшись, солнце обозначило множество пятен на ещё недавно новом мундире. На шитье. Пришлось хорошенько всё это почистить. Я умылся и всмотрелся в отраженье. «Побриться, что ли?»

К сожаленью, нож наш куда-то запропастился.

Я как смог привёл сапоги в порядок. Оделся и вышел. Обошёл не побелённую церковь.

Мальчишка больше не плёл — это была неожиданная новость. Он, вероятнее всего, закончил ещё накануне и занимался теперь совсем иными вещами. Никого из прохожих видно не было, и только солнце грело мне макушку.

… От длинного меча на косяке осталась различимая зарубина. Корыто лежало перевёрнутым у нижней ступеньки, а на окнах были задёрнуты шторы.

Немного поколебавшись, я присел. Заметил несколько поломанных лозинок. Спустя четверть часа, я подобрал одну. Покрутил. И сломал между пальцами. Я всмотрелся в небо.

Скрип и треск…

Даже отсюда мне было видно, как шатается мельница. (Я привстал. Но почти сразу же сел обратно). Это Век плечом упёрся в сруб стены и в раскачку пытался вернуть ей прежнее положенье. С десяток фигур поменьше суетились в его ногах и старались подставить опоры.

Солнце палило.

«А что, если речка пересохнет? — посетила меня неожиданная идея. — Это, конечно, редкость, но всё же… Ров опустеет, и… Что будет тогда?»

Подумав с минуту, я решил, что селяне смогут переселиться на крыши. Не скажу, что это была блестящая идея, но всё же… куда как лучше, нежели житьё в укреплённой церкви.

«…».

Скрип петель. Круглое и загорелое, со ссадиной на переносице, очень мальчишечье лицо заморгало на меня и небо. Я привстал — а юнец как будто вздрогнул. Он отстранился. Посмотрел поражённо на шитьё. Кивнул, словно вспомнил о чём-то и заспешил. Он зачем-то зашарил в большом, грубо сколоченном ящике.

— Я прошу прощенье! — кашлянул я сколь было возможно строго. — На болотах… На них ведь обитают линдвормы?

Юнец кивнул.

Глянул искоса, и снова сощурился морщась:

— Их там много.

— Хорошо… Проживать при таком соседстве. Вы не боитесь, что однажды они могут войти в посёлок?

— Так… А зачем им?

— … А чей это был коготь?

— … Линговры.

— Спасибо.

Коротко. Чётко. Понятно. Всё прошло именно так, как я и задумывал.

Не найдя, что искал, юнец скрылся в доме. А я вновь зачем-то глянул на первую ступеньку… Чуть послушав тишину, перевернул носком корыто.

Я уже собирался идти, когда дверь неожиданно открылась.

— Да подождите! — крикнул мальчишка.

И, не дожидаясь, сам выбежал на улицу. Довольно увесистый свёрток он уткнул мне в живот.

— Это сердце!

Я вздрогнул.

— Конечно.

— У нас кое-что оставалось в подвале… Эль у Мика просила сердце, — нашёлся наконец мальчишка… — Это за… за поцелуй… — заговорщицки добавил он. — Мне Мик так сказал… Вы только не рассказывайте… И не разворачивайте свёрток! Это опасно.

— Ну, разумеется.

Я как раз намерен был развернуть, но поймав серьёзный, осуждающий взгляд, передумал.

«Мик — это который из них?»

Сапог голенищем очень неприятно упирался в кожу…

И солнце пекло…

Чуть отойдя, я снова, в последний раз оглянулся. Взглянул на самый обыкновенный дом. На корыто.

«Волокуш нигде не видно, — пришла не имеющая смысла мысль. — Это хороший признак. Что их довязали».

Мельница ещё раскачивалась. Это мужчины подбивали колья, пока Век (этот дурак) хребтом удерживал расходящиеся брёвна.

Эль пришла довольно поздно. Она вся была в сырой земле, так что сложно было разобрать, где заканчивались волосы и начиналась накидка. Я встал с пенька. Хотел что-то сказать, но девушка первой заметила свёрток. Она взяла его. И сразу же ушла. Спала наёмница этой ночью не в сарае.