Потолок одного героя

II

«Расстояние! Расстояние мерить временем!» — смеялся в голос совершенно пьяный Гратц. «Да, полагаю, это, и в самом деле, звучит не слишком разум…» — «Город назвать „Заливом“, а порт „Твердыней“… Это же… это же бр-ед, — вытягивая шею, с выпученными невидящими глазами поделился стражник. — А Тран!» — вскрикнул он вдруг. «Да. Тран, это…» — «Детей! Детей называть в честь тарана!..» — «В честь Бессмертного, ты хотел сказать», — «Это бре-е-е-ед!»

Бледный и потный, с ногою задранною выше головы, мужчина схватил меня за лацканы, повис, грозя сползти с лежанки: ' Ты! Ястребу под зад! Ты… где людей таких видел⁈.. У кого полроста, а у кого аж два. Разве люди это⁈'

Огромных усилий стоило мне разжать скрючившиеся фаланги.

Лишившись опоры, мужчина грудью встретил край сундука. Но не расстроился вовсе, а вдруг захихикал.

Прищурившись очень хитро, он жестом подманил меня.

— Я… тебя ненавижу! — поделился Гратц почти что шёпотом.

Колени спружинили. Я резко встал — и затылок пренеприятно столкнулся с чем-то пыльным. Сор посыпался из-за рамы.

«Спокойствие», — проговорил я про себя. Очень вкрадчиво.

— И дер…деревья все в три обхвата… — страдая, приподнялся стражник на локтях. — И всё в воде растёт!

— Да, мы на краю континента…

— … Да! — брызжа слюной.

И так до самого рассвета. Лишь с первыми лучами Гратц, наконец, заснул.Уже по пояс голый, потный и липкий. Интеллигентно лоснящиеся, форменные штанины его прилипли к лодыжкам. Живот удобно разместился на моих вещах.

Поразмыслив немного, на правах предводителя «отряда», я отобрал у бывшего стражника последние деньги. Вновь обыскал мешки и ощупал его тельце.

Стражник и не сопротивлялся! Он был пьян. Он по наитию даже объяснил, как на медяке умудрились отпечататься зубы. Мужчина от доброты душевной, широким жестом отдал всё… а уже на следующий день, владелец повозки снова подошёл к моей Хорошей.

Мы превосходно поговорили. О погоде. Обсудили реку, и что из неё можно выловить. Парень перечислил с дюжину разновидностей крючков, снастей. Описал грузила из звеньев цепи и, наконец, пообещал этим же вечером продемонстрировать всё это.

Он всё говорил, а я не мог не смотреть на Эль. Привлекая всеобщее внимание, наёмница шагала впереди каравана: водрузив меч на плечи, она полностью приседала после каждого шага. Замирала. Выталкивала себя той ногою, какая оказалась впереди, и только после делала следующий шаг.

Опуститься, застыть на мгновение… и вы-ыпрямиться, медленно выдыхая.

Чумазой ребятне это зрелище нравилось до невозможности.

Наёмники смеялись.

— Он… опять? — спросил я как бы ненароком.

Негромко и втайне надеясь, что ошибаюсь. Вполне ведь возможны подобные ошибки.

— Ну да, — невесело покосился парень.

В обед я перетряс все без исключения мешки. Обнаружил: десять медяков и пару посеребрённых пуговиц. Расход — три полновесных кондора, по числу поломанных Гратцом товаров. Приход — где-то двадцать пять фарсов.

Ещё одна большая серебряная монета ушла на поддержанье отношений сразу после обеда… а в этот же вечер Гратц решил искупаться! Уже не по пояс, а полностью голый он на полусогнутых пробежал сквозь медленно движущийся караван. Повеселил детей и рассмешил женщин.

Некий Гор, бывший лоточник, дал стражнику промеж больших глаз, и тот упал словно мешок с мукой.

Мужчина и добавить ещё хотел, но большой, внушающий меч наёмницы напомнил ему о манерах. «Ничего не произошло», — сказала Эль с различимой угрозой. «Да эта скотина!..» — «Всё в порядке» — повторила наёмница. И отточенное, блестящее лезвие уткнулось в землю перед нею.

Треск и вой ломающихся сучьев.

Этот внезапный звук привлёк всеобщее вниманье.

Всем так долго мешающее, поваленное дерево оказалось опрокинуто. Встав, уперевшись в небо посеревшими ветвями, оно неспешно начало крениться, сминая молодые, ещё не окрепшие клёны.

Век чуть покачнулся. Слишком длинные против тела руки его прижались к бокам. Поймав точку, в которой он стоит, полудух подставил ногу по направленью к приближающейся земле. Шагнул… к нам.

Спустя полчаса, когда все успокоились, я расстался ещё с одним кондором. Йозеф Гратц справил нужду.

Я перевернул всё без исключения мешки! Каждую вещь подолгу вертел в руках. По наитию разбил пару мелких пузатых статуэток. Ни единой монетки… Всё без толку! Ни среди этой ерунды! Ни на теле Гратца! Ни в повозке. Ни-че-го!

Но он был пьян!

Я начал искать возможную тару. В дёготь не разобравшись залез и после долго тёр рукава.

Был вечер и почти что абсолютно ничего не было видно. Я боялся подносить дорогое шитьё к огню и, опасаясь окалин, то приближался, а то удалялся и всё бесконечно, безрезультатно тёр.

Было неожиданно прохладно. Кто-то из переселенцев пел, и в колкой траве стрекотали кузнечики. На реке заливались лягушки.

Эль ела кашу. И закусывала блюдом из свёртка, которое очень напоминало по запаху «телячье сердце с кровью».

— Ты… не знаешь, как убрать эти пятна? — высказал я вопрос более чем разумный.

«Она» даже головы не подняла:

— Нет.

Ещё совсем темно было, когда что-то очень тяжёлое упало. Я ещё спал и подумал, что, наверно, в повозке снова порвало тросы.

Это был гулкий, очень гулкий удар о землю.

… Повозка чуть пошатывалась, а над головою звенели металл и керамика.

… Было неожиданно прохладно.

Белёсая вспышка. И пока ещё негромкое шипенье.

Не разобравшись, я отмахнулся от каких-то перьев. Нарастающее шуршанье… и вода. Неожиданно, она залила мне глаза и уши. Спросонья, руки схватились за что-то, опрокинули, колени спружинили — и макушка влетела во что-то твёрдое.

Пуча глаза, я снова сел.

Молния осветила округу.

Ветер гнул ветви, и люди, полусогнувшись, пытались укрыться и спасти свои вещи. Задирали одежду, спасаясь от крупных бьющих капель.

Гром, как рёв, и хлопанье невидимых крыльев. Ветер ударил. Сорвавшись, сухостой затрещал, заскрипел ломаясь, и лошади заржали. В чуть голубоватом свете они встали на дыбы.

— Товар! Ящики заливает! — сквозь гул нарастающей стихии.

Гром. Молния вонзилась в реку.

Ухватив отсыревший, бьющий край Юней повис на ткани. Грубый холст хлестанул меня по глазам. Я попытался ухватить. Меня оттолкнули. Край вдруг натянулся и затрещал, словно парус в непогоду.

Сквозь слёзы я заметил чей-то локоть. Эль втолкнула меня под крышу, дёрнула ещё сильнее.

Со времён «заведенья» я впервые увидел её без накидки… Она изменилась… Или мне так только показалась? Её фигура… как будто стала ещё немного более крупной… Взгляд у меня намётан.

Промокнув, стёганная рубашка облепила кожу, а чёрные густые волосы спутались. Они отдельными локонами прилипли ко лбу и щекам наёмницы. Волнами застыли на её плечах.

Молния. Свет ослепил, а следом гром заставил треснуть небо. Мне почудились когти.

Ничего почти не видя, не слыша, я лишь заслонялся. Лошади ржали. Тянуло гарью. Дерево трещало.

— Ло**дей! Лошадей ловите! — соперничала с громом, с ветром Эль.

«Вином от неё тянет», — заметил я.

Неожиданная мысль, которая показалась целым «открытием».

Меня оттолкнули. И я упал. Разбил ещё на один кондор.

Настало утро. Ещё одного дня.

По счастью, в тот вечер караван вышел на необычайно удачную площадку: на большой почти плоской прогалине со следами старых кострищ и камнями, нам было удобно. Можно было спокойно привести всё в порядок.

Женщины по сучьям развесили одежду, а мужчины занялись пока починкой. Уже знакомый бородач убивался над парой вымокших мешков. Достав где-то запасную крышу для повозки, он расстелил её на плоском бережку, рассыпал зерно, и теперь чего-то ждал, сопя и поглядывая на солнце.

«Убежала, значит?» — бесцветно интересовался один из переселенцев. «И ещё одна захромала…» — «Заросли густые, — вклинился третий голос, — если мы сейчас поищем, то возможно…» — «Нет», — «Но отец!» — «Нет, я сказал!»

Я не обернулся. Это были чьи-то дела, а у меня и своих проблем хватало.

Вечер.

«Отряд» мой собрался у валежника. Редкие берёзки, осока и папоротник по низине. Тянуло сыростью из русла и очень скверной ухой.

Пройдясь по яркой, густой растительности, я сорвал цветок. Попытался вдохнуть его аромат… но не вышло. Не было у полевого ни запаха, ни послевкусия, а только красивый внешний вид. Наконец, я остановился. С вызовом взглянул на собравшихся: наёмница смотрела в сторону, а Гратц вообще уже почти не смотрел. Он лишь час как проснулся, и вид мужчины был такой, словно он очень хотел поспать.

Привлечённые зрелищем, торговцы и переселенцы понемногу собирались, образуя полукруг. Наёмники, которых наняли для охраны, смотрели с прищуром. Ни с кем из них поговорить так и не получилось.

Я чуть кивнул Иному — тот как будто не заметил. Он всё ещё менял истёршуюся переднюю ось крытой повозки.

— Итак, — повторил я значительно… — Чувствую, что пришло время для этой беседы… И не возражайте!.. Не возражайте! Я сам тянул столько, сколько было возможно, и искренно верил, что разговор этот не состоится… Но ваше поведенье! Ваши поступки просто приводят в отчаянье!

— Хе-е! — донеслось со стороны вооружённых мужчин.

Я чуть потёр медальон. Тот был тёплым.

— Постараюсь быть кратким!.. С этого момента для вас двоих объявлен сухой закон. И не надо!… Не надо возражать! Я понимаю, что некоторым будет непросто это принять… и понять. Но вспомните, по сколь опасным землям мы идём! Почему не можем охотиться и не движемся ночью! Кто бродит в этих чащах!.. Подумайте, что произойдёт, если вы «не услышите» приказ!.. Это не вопрос для шуток или обсужденья.

Торговец с кучерявой бородою одобрительно кивнул. Ином застучал киянкой, что-то подгоняя и прилаживая. Ему было не до меня.

— Начиная с этой минуты, алкоголь под запретом!.. И если я замечу, услышу или узнаю ещё каким-нибудь образом, что вы пьёте: первая выплатит мне неустойку, а второй вернётся в Залив!.. Где его ждут не дождутся замечательные люди!

Бывший стражник жевал подобно корове и взглядом искал неизвестно чего. Наёмница… Внешне девушка не показала волненья. Она вообще ничего не показала. Всё так же стояла, ненавязчиво поддерживала стражника за локоть. И как будто ожидала продолженья.

Отряхнув ладони, первый в караване глянул в мою сторону:

— Быть может, Раба позвать?

Меньше мгновенье понадобилось на размышленье.

— НЕ НАДО!.. Он и так один всё делает… Единственный из всех.

Ином кивнул.

Рукава мужчины были закатаны и на них хорошо были заметны застарелые следы от кандалов.

Заметив ребятню, что выглядывала из-за повозок, он притопнул ногою:

— А ну, пошли отсюда!