Глава 4 Дух человеческий

XVII

Пос. Трува.

Пятнадцатый день седьмого месяца двадцать третьего года.


День начался необыкновенно рано.

Ночь я не спал, а после… После я просто позабыл об этом. Прямо совсем. Какая-то необыкновенная лёгкость чувствовалась во всём теле. И в голове… И искры как будто гуляли по пальцам.

Лишь взгляд нет-нет, но возвращался к баррикаде. «Никого».

Вместе с первыми лучами звери ушли. Но для меня это ровным счётом ничего не меняло.

«…»

Наёмница никак не продолжила нашу беседу. И я сделал вид, что всё уже сказал. Как-то совсем не до этого было. Мы разошлись. И оба начали готовиться к вечеру.

Старосте (которого пришлось будить) девушка велела собрать людей. А Гратцу (который тоже до этого момента мял подушку) приказала поговорить с людьми. Стражник долго зевал. А после начал произносить слова. Гратц сам, похоже, не понял, что он пытался сказать. Он часто ссылался на «кареты» и «повинных», пока, наконец, не указал на церковь.

— А не то сожрут, — сообщил мужчина уверенно.

Задрав взъерошенные головы, люди сощурились на горящий в рассветных, золотых лучах витраж. Кажется, кто-то что-то понял.

А после наёмница выбрала десять селян покрепче, и каждому вручила по щиту. И по копью! Пару внушительных на вид и заострённых молотков, на очень длинных ручках, девушка отложила в сторону.

— А эти-то зачем? — поинтересовался я из одного лишь любопытства.

— Чего стоите, — бросила Эль в ответ. — Там ещё полдня копаться, а вы… с-стоите!

Заминка. Как-то то не сразу поняв, что от них требуется, мужчины смотрели то на копья, а то на лопаты. На серых, уставших лицах отражалось непонимание. Наконец, они двинулись. Но каждый будто бы в свою сторону. И почти сразу всё остановилось.

— Ну⁈ — поспешила подбодрить их наёмница.

Но на сей раз обычная её тактика не сработала. Оглянувшись, Эль нашла позабытый плащ, который висел до этого момента на крестовине. Она набросила.

Не застёгнутый и с растрёпанной бородою, Див наступил на бревно — и едва не навернулся. Закачался, пытаясь подобраться ближе.

— Нда, — начал он. А после кашлянул: — С баррикадой проблема. Перенести бы границу надо, а у нас нет других веток. Те станем таскать — на полдня проход оголится.

Пауза. Ярко-алые разводы быстро переплыли на уши девушки. Ко вспотевшему лбу её прилипло несколько белых волосков.

— Днём звери уходят!

— Так-то оно так, — кивая подтвердил староста её слова.

И на этом и остановился.

«Всё равно не хватит, — подсказал кто-то из толпы. — Там линия такая… подлиннее нужна». — «Других же нет?» — пробубнили настороженно.

Загорелые и с обветренными лицами, с красными руками люди все больше смотрели в сторону домов. Или в землю. На доводы они никак не реагировали. Я молчал.

— Ну, всего ведь не предусмотришь, — заметил староста весомо… — Бывает.

— Ещё один, — процедила Эль негромко.

Селяне посматривали на неё очень дико. В молчании наёмница подошла к неровному краю. Она сама взялась за лопату.

Я уже подумывал вспомнить о славе «Трана»… но какой-то парень, тощий и с реденькой бородкой, наотмашь бросил щит на землю. И копьё следом.

— Руби заразу! — охрипшим, надорванным басом указал он на кустарник. — Всё одно не цветёт!

Он нервно дёрнул плечом.

«И как это он догадался, что и в этом году не будет⁈» — подумал я. Но спорить не стал. Кто-то сунул мне в руку ствол (криво подрубленный и с торчащей длинной полосою коры). И я потащил. Хотя толком не знал, где и зачем она может пригодиться.

… Почему-то куст совсем не «тащился».

И петух прокричал над ухом как-то необыкновенно громко.

И есть теперь уже хотелось.

Взгляд снова остановился на баррикаде…

Лишь спустя некоторое время, я заметил, что сучья моего куста забились под ограду. Не ствол я тащить пытался, а целый забор.

— Брёвна!… Брёвна уберите!.. — сложив ладони рупором уже вовсю командовал Гратц. — Уберите, я вам говорю!… На кой… На кой вы… Дурак! Разве будешь ты нужен без ноги — господину Мизэну⁈

И на меня указал.

А я дёргал куст! Согнувши спину и напрягая лицо… Как-то неприятно сделалось… Не меньше полутора часов, мы удлиняли баррикады. А после, когда подлезть к ловушке стало очень сложно, решили продолжить копать. Несколько женщин уже продлевали ров вокруг новой границы, а дети с серьёзными, такими же сосредоточенными лицами занимались кольями.

После полудня все они согнали скотину. Блеющую и недовольно мычащую, её всю закрыли в самом большом, самом крепком сарае. Нашем.

Отдыхать и есть никто не пошёл. Парень с рогатиной под мышкой всё продолжал подтаскивать ветки. По одной. Он тяжело дышал.

Где-то за полтора часа до заката со всеми приготовленьями наконец-то было покончено. Яму прикрыли сбитыми досками от забора, сверху положили сучья, а на них насыпали слой земли.

И разошлись.

Кто-то поесть отправился, а кто-то просто не прочь был отдохнуть. На некоторое время посёлок вымер. Не было слышно ни ударов молотка, ни криков, ни даже голоса. А после какой-то парень вышел к церкви… Кажется, уже знакомый, с козлиною бородкой и басовитым, разбитым голосом. К нему подошла тощая, простоволосая девушка. С таким же мальчишкой.

Вышла согнутая жизнью старушка, которую вёл под руку мужчина с лысой макушкой. Тут же вышел ещё один, очень долговязый тип. И женщина, с которой он толкался локтями. Девчонка с круглым лицом и толстой косою вышла вместе с матерью. Десять, двадцать, тридцать человек теперь стояли на площади.

Тихо было. Ни единого слова не было слышно. Наконец, золотая полоса заката скрылась за крышами. Яркий луч подсветил традиционный, хотя и намалёванный здесь простою краскою витраж: человек покоряет дракона.

А после стемнело.

* * *

Взошла луна.

Не полнолуние, но и этого света вполне хватало, чтобы отчётливо высветить спины селян. Кто-то сидел, но многие лежали — на крышах. Это была моя идея.

Я первый озвучил мысль, что просто запереться по домам недостаточно. И тут же предложил решенье. С крыши мельницы (самого высокого строенья) я теперь без труда мог видеть и вилы, и просто палки в руках ожидавших. Великана под яблоней. И даже пару мужчин с щитами, которые скрывались за телегой.

Все, кому хватило копий, были там.

То лязг доносился снизу, а то и кашель.

Некто очень смелый даже громко высморкался.

Несложно было вообразить, как Эль поговорит с этим «больным», когда ночь подойдёт к концу. Я улыбнулся.

И перевёл взгляд.

Кинжал снова оказался в руке.

Я снова спрятал.

Не так и холодно было. И спать вроде не хотелось. Но неприятная дрожь нет-нет да заставляла вздрогнуть.

«…»

Время шло. Я смотрел на ловушку, что скрывалась под ветками. На бревно, которое чуть возвышалось в центре и на плоский камень с помаргивающими углями. Даже с такого расстоянья, я слышал запах томящегося мяса.

«О Стоянии[1] напоминает, — подумал я. — Интересно, будет ли напоминать о и после?»

Тихо было.

Нечто острое упиралось в живот. Я мог бы и перевернуться. Но неприятное покалывание помогало бороться со сном. Усталость накатывала.

Этим утром я рассказал всё Эль…«Зачем я это сделал?» Дело закончилось благополучно и, пожалуй, я мог бы и расслабиться… Но охотник не позволял. Тот самый парень, с белёсой макушкой и толстою шеей. Под самым боком он насвистывал носом.

Поморщившись, я снова покосился. Тот по-прежнему не спал. Моё плечо чуть дёрнулось.

Не знаю почему.

Должно быть, порыв ветра. Особенно настырный, он пробрался под фалды мундира.

— А зачем вы выходили? — прошелестел я одними губами. — То есть в лес. Вижу же, что боитесь.

Парень моргнул. Чуть поблескивающий в лунном свете, взгляд его переполз.

— Одни дураки не боятся! — ответил он сипло.

Будто с издёвкой.

«Мик». Имени парня я не знал… но это точно был он! Отчего-то я был абсолютно уверен, что это был именно он!

— … Понятно.

Кинжал возник в руке. Попробовав кромку пальцем… я спрятал бесполезную железку куда подальше. Сосед был высок и молод. Необычайно крепок. Затылок его был выстрижен и смотрелся бурым, а брови отсвечивали белизной. Глаза словно искрились из-за белых ресниц.

Странный человек со странным оружием… Копьём, древко которого было сделано из целой очень длинной кости.…

«Голяшка, — опознал я сустав. — Говяжья идёт по пятьдесят кондоров за штуку… Перед праздниками можно набавить и до шестидесяти пяти».

Точная и своевременная мысль… которая, впрочем, никак и ничем не могла помочь.

Кость не была говяжьей. Слишком уж узкая. И длинная. От ноги юноши и до самой его макушки древко всё было в витиеватом орнаменте. Лезвие, со следами старой ржавчины и парой зубьев, во тьме напоминало о трактирных гарпунах.

Ещё одна реликвия семьи охотников.


Угли красными точками моргали над невидимой ямой. Кто-то чихнул. Пытаясь отыскать, я в который раз наткнулся взглядом на великана. Сгорбившись за парой яблонь, под луной он больше напоминал скелет, с которого пузырями свисала одежда.

— А как кабаны выживают, — почти неслышно, — если их подкармливают настолько редко?

Охотник ответил не сразу. Разобрать было не так-то просто, но, кажется, он поморщился. Обсуждать что-либо ему не хотелось.

— А леса пустые, по-твоему? — не процедил, а выплюнул.

— А если леса не «пустые»… То зачем им сюда выходить?

Остриё гарпуна чуть задрожало.

— Говорила ведь, что дурак дураком! — пробубнил охотник. — Значит, подъели… Ясно же… Подъели и к нам явились.

Я не ожидал настолько лёгкой победы.

А первую фразу просто пропустил. Рыцарю, герою, ведь безразлично, как его называют крестьяне… Тем более, как называет какой-то неудачливый охотник… Который и в Заливе-то никогда не бывал, не говоря уже о столице.

«Вполне возможно, уже через месяц-другой я буду преуспевающим торговцем… У меня достаточно, чтобы приобрести товар…»

— … А если там всё съели… зачем ваш покинул посёлок?

Молчанье. Только крылья мельницы поскрипывали неспешно и монотонно. Что-то цеплялось и проворачивалось под крышей. И каждый раз строенье словно чуть подрагивало.

— Да! — С рычаньем. — Да, мы хотели убить одного! Хотели его прикончить, теперь ты доволен⁈

— … Да… Я думаю.

«И чем, по-твоему, я должен быть доволен?»

— Правду говорила… — закончил парень с сопеньем.

Копьё его передвинулось, и остриё теперь смотрело на луну.

Для себя я решил, что меня всё устраивает. «Пускай говорят. Пусть даже и „правду“».

Что-то треснуло. Совсем негромко. Не дрогни копьё, я бы, пожалуй, и не заметил.

Это было всего лишь тихое шуршанье.

Ничего такого. Только молодые злаки чуть ходили. Поле вроде как «засеребрилось», но увидеть что-то кроме мне не удавалось.

Вновь «сорвавшись», передаточное колесо ударило как будто у меня в животе.

Показалась спина у развалин сарая.

И ещё одна.

С насыпного холма. С крыши мельницы, на нём стоявшей, мне было прекрасно видно, как пара лохматых фигур выходит, неспешно «обнюхивает» доски. Поддевает их рылом. Грызёт. Так продолжалось, пока один из кабанов не обратил своё внимание на мостик.

Ничего похожего ему здесь видеть ещё не приходилось.

(Мик подобрался, он не свистел).

Подбредя, кабан поднял рыло в направлении деревни. Он звонко понюхал. Второй разобрался быстрее — большою башкою он отодвинул товарища.

Послышалась борьба.

Это звери толкались, разминая землю. Теснили один другого. Но не хрюкали. Они рычали. И кусались. Поднимали сор.

Что-то «неправильное» сквозило во всей этой картине.

Странные. Очень массивные и опасные звери.

«А ведь мельница гуляет, — неожиданно ударила идея. И взгляд мой переполз на копьё охотника… — Высокая. Но… ударь разок, и она завалится».

Мне как-то не по себе вдруг стало. Я поглядел на пуговку в позолоте. На собственную руку.

Совершенно бесполезное, тупое лезвие «красиво» отражало месяц.

Наконец, одна из туш как-то особенно удачно ударила, укусила противника за шею. Оттеснив, она пошла первой. Не слишком уверенно. Должно быть, мосток оказался узок, так что копыта её то и дело соскальзывали.

Брёвна опасно прогнулись — земля посыпалась в воду. Селяне замерли.

Неуверенно перебирая, постукивая, вепрь кое-как перебрался. Он остановился. И снова принюхался. Он поводил тяжёлой головой, с различимым сомненьем поглядел на дотлевающие угли. Второй также прошёл по его следам. Чуть более нетерпеливый он поддел рылом — и более сильный, но менее удачливый зверь зашагал вперёд. Ветки под ним сломались, и очень массивное тело взбрыкнуло, перевалилось через край.

Конструкция рухнула.

Бревно покосилось и угли, сверкая, посыпались в дыру.

'Ви-Иии-и-и- Уу-у-у-УУУУУ-у!


Странный… не то визг, не то вой, не то вопль!.. Какой-то ненормальный, булькающий звук заставил нас застыть.

— В-р-овка! — едва прорвался голос наёмницы. — ***! Д-оргай за эту яст-ебову верёвку!

Великан чуть приподнялся. Некоторое время он смотрел. Потом распрямился. И потянул… Ничего не произошло. Телега неподалёку разве заходила. Оглобли её заскребли.

Натянувший всю одёжку, что только у него была, словно бы круглый копьеносец стоял. И смотрел. Товарищ его едва ли не отпрыгнул. Чуть наклонившись, он сразу же выпрямился — и взмахнул пару раз щитом.

Верёвка — лопнула.

Век подтянул её ещё пару раз. А после бросил. Словно почесал затылок или шею. И подтащил соху поближе.

Визг и похрюкиванье.

Воздух дрожал и видно было, что люди замерли на крышах.

— Приготовиться! — скомандовала Эль.


[1] Стояние — один из главных праздников ламенской церкви, установленный в честь недельного стояния огненного столба. Совпадает по датам с концом года и предваряется трёхнедельным постом.

Загрузка...