Проект «Радуйся, Мария»

Глава 10

Они постучали, так что с моей стороны будет только вежливо постучать в ответ. Я знаю, что стена будет горячей, поэтому стучу по ней костяшками пальцев так быстро, как только могу.

Я стучу три раза, как и они.

Немедленного ответа не последовало. Я внимательно смотрю на шестигранную стену. Я бы сказал, что существует сорок заклинаний, и каждое из них кажется уникальным. Может быть, из разных материалов? Я чувствую, что должен что-то здесь сделать, но что?

Они следят за мной? Я не вижу ничего похожего на камеру.

Я поднимаю палец и указываю на свой шлюз. Я не знаю, видят ли они меня и имеют ли они какое-либо представление о том, что означает этот жест рукой. Я отталкиваюсь от стены и возвращаюсь к воздушному шлюзу, а затем открываю внутреннюю дверь. Почему нет? Давление с обеих сторон одинаковое. Можно оставить шлюз открытым. Если в этом туннеле произойдет потеря давления, воздух, покидающий корабль, захлопнет внутреннюю дверь шлюза, и я останусь в живых.

Я иду в лабораторию и собираю сумку с несколькими отборными предметами, а затем возвращаюсь в туннель.

Сначала я прикрепляю светодиодные лампы к различным местам вдоль туннеля и направляю их на шестигранную стену. По крайней мере, теперь я вижу, что делаю. Я достаю свой надежный портативный рентгеновский спектрометр и сканирую одно из заклинаний. Это ксенонит. Почти тот же состав, что и цилиндры, которые они прислали мне ранее.

Почти.

Есть несколько различий в микроэлементах. Интересный. Может быть, ксенонит похож на сталь-много разных рецептов? Я проверяю следующее заклинание. Еще одна немного уникальная комбинация.

Лучшее предположение: различные типы ксенонита оптимальны для разных ситуаций. Они понятия не имели, какой у меня воздух. Поэтому они хотят протестировать различные соединения против него. Когда я выйду из туннеля, они проверят заклинания, чтобы решить, какое из них лучше.

Но опять же, может быть, у них есть способ пробовать воздух с этой стороны. Если так, я должен оставить его здесь, верно?

Я решаю оставить все как есть. У них, вероятно, есть методика отбора проб. Если бы я строил этот туннель, я бы так и сделал, и они кажутся довольно яркими.

Я поворачиваюсь к шлюзу, но что-то привлекает мое внимание. Движение!

Я снова переключаю свое внимание на шестигранную стену. Ничего не изменилось. Но я мог поклясться, что видел, как что-то двигалось. Некоторые из заклинаний блестят-я, вероятно, мельком увидела свое отражение.

Подождите…

Один гекс выделяется. Почему?

Это рядом со стеной туннеля. Не очень очевидно. Я подплываю, чтобы взглянуть поближе.

— Святая корова! — Я говорю.

Этот гекс ясен! Все остальные непрозрачны, но этот похож на стекло! Я снимаю со стены одну из ламп и подношу ее к ведьме. Я прижимаюсь головой к горячей стене, чтобы рассмотреть поближе.

Свет проникает на другую сторону. Я вижу стены туннеля за ними. Либо их сторона — вакуум, либо их воздух чист. В любом случае, ничто не блокирует и не притупляет мой взгляд.

Внезапно с другой стороны шестигранника падает камень. Он остается там. Он всего в нескольких дюймах от меня. Он примерно треугольный, темно — коричневый, с грубыми зазубренными краями. Как на наконечнике копья пещерного человека.

Встречал ли я космических пещерных людей?

Перестань быть глупым, Райланд.

Зачем они положили туда камень? И он липкий? Они пытаются закрыть мне обзор? Если это так, то они делают ужасную работу. Маленький треугольник имеет всего пару дюймов в ширину в самой толстой точке, а шестигранник-добрых 8 дюймов в поперечнике.

И это становится еще глупее. Теперь скала изгибается в шарнирных соединениях, и есть два похожих камня, которые делают то же самое, и к ним прикреплен более длинный камень, который…

Это не камень. Это коготь! Это коготь с тремя пальцами!

Я отчаянно хочу увидеть больше! Я прижимаюсь лицом к стене. Это обжигает, но я сопротивляюсь желанию отстраниться. Да, есть боль, и она, вероятно, оставит след. Я должен вернуться в лабораторию и найти камеру, но пойдем. Ни у кого не было бы такого присутствия духа в такое время.

Я стону от боли в лице, но в награду получаю лучший обзор.

Коготь инопланетянина……Я назову это рукой. Это не так страшно. На руке инопланетянина три треугольных пальца, каждый с точками сочленения. Костяшки пальцев, наверное. Они могут сомкнуться в форме капли дождя или расшириться до своего рода трехногой морской звезды.

Кожа какая-то странная. Это похоже на коричневато-черную скалу. Она неровная и неровная, как будто кто-то вырезал руку из гранита и еще не успел ее разгладить. Может быть, естественная броня? Как панцирь черепахи, но менее организованный?

Там тоже есть рука. Я едва могу разглядеть его под этим углом, как бы глупо я ни прижимался лицом к Горячей Стене Боли. Но определенно есть рука, ведущая от руки. Я имею в виду, что так и должно быть, верно? Не просто волшебная плавающая рука.

Я больше не могу терпеть боль. Я отдергиваю голову. Я чувствую свое лицо. Она довольно сырая, но волдырей нет.

Тук-тук-тук.

Инопланетянин постукивает пальцем по прозрачному шестиграннику. Поэтому я щелкаю по нему пальцем три раза.

Он снова стучит по шестиграннику, три раза. Поэтому я тоже постучал еще раз.

А потом происходит что-то жуткое. Cla-рука отступает и возвращается с предметом и прижимает его к прозрачному шестиугольнику. Что бы это ни было, оно маленькое. Я позволил себе подойти ближе к стене, чтобы лучше рассмотреть. Жар согревает мое лицо.

Объект, конечно, ксенонит. Он примерно в полдюйма высотой и прекрасно детализирован. Она похожа на куклу. Но у него слишком большая голова и очень толстые руки и ноги…

Это я. Это крошечный, крошечный русский костюм Евы Орлан-МКС–2. Это все, что они видели обо мне до сих пор.

Появляется еще одна рука. Эй, у меня две руки, так что я не должен удивляться, что они тоже. Вторая рука держит модель Девы Марии. Он выглядит в том же масштабе, что и моя статуэтка. Затем руки толкают маленького меня в воздушный шлюз маленькой Девы Марии.

Я задыхаюсь и хриплю от возбуждения. Я не могу поверить, что это только что произошло.

Это инопланетянин. Я только что видел инопланетянина. Не просто инопланетный корабль. Инопланетное существо. Я имею в виду… только его когтистую э-э… руку. Но да.

Кроме того, пока я не услышу иного, его зовут Рокки.

Ладно, и что теперь? Рокки велел мне вернуться на корабль. Так я и сделал.

Я чувствую себя немного глупо. Есть целая куча наук, которыми я должен заниматься, верно?

Я заглядываю в иллюминатор шлюза. Мои лампы все еще приклеены к стенам туннеля, и я вижу, что произошли некоторые… изменения.

И да, его руки в широком смысле похожи на руки Рокки. Три пальца. Примерно такого же размера, как руки Рокки. Вероятно, управляется с помощью силовой перчатки Nintendo внутри корабля.

Старик, я уже стар.

Робот проявляет особый интерес к моим лампам. Черт возьми, я бы тоже заинтересовался. Это инопланетные артефакты с инопланетной технологией. Конечно, это просто огни, но для моих эридианских друзей они чужеродные огни. Вероятно, самая захватывающая научная находка в их истории. Робот-манипулятор помещает их в маленькую каморку на вспышке-корпус и защелка закрывается. Держу пари, что это будут самые тщательно изученные лампы в истории ламп.

Я рад, что у них был этот момент открытия и все такое, но они забрали мой источник света. Время от времени я слышу стук, но там кромешная тьма.

Это интересно само по себе. Я не инопланетянин с 40 Эридана, но если бы я работал с дистанционно управляемым роботом, у меня была бы где-то камера и источник света, чтобы видеть, что я делаю. Но им это не нужно. Им не нужен свет.

Ну, держись. Их видимый спектр может полностью отличаться от нашего. Люди видят лишь крошечную долю всех длин волн света. Мы эволюционировали, чтобы видеть длины волн, которые наиболее многочисленны на Земле. Возможно, эридианцы эволюционировали, чтобы видеть разные длины волн. Комната может быть хорошо освещена инфракрасным или ультрафиолетовым светом, и я ничего не увижу.

Хмм. Робот. Почему робот? Несколько минут назад там было живое существо-мой мальчик Рокки. Зачем заменять его роботом?

Вакуум.

Вероятно, они забрали весь воздух из туннеля. У них есть образец моего корпуса-они знают, что он сделан из алюминия и примерно какой он толщины. Может быть, они не уверены, что мой корабль выдержит внешнее давление. Или, может быть, их атмосфера плохо реагирует с алюминием.

Поэтому они держат туннель в вакууме, а это значит, что им приходится работать с роботом.

Я мог бы достать еще одну лампу-в лаборатории есть еще несколько. Я мог бы посветить туда, чтобы посмотреть, что делает Робо-Рокки. Но скоро я все узнаю. И я не хочу быть в какой-то другой части корабля, если случится что-то интересное.

Как только я об этом думаю, происходит нечто интересное.

Тук-тук-тук.

Нет, это совсем не жутко. Находиться в космическом корабле в двенадцати световых годах от дома и слышать, как кто-то стучит в дверь, совершенно нормально.

Ладно, теперь мне нужна еще одна лампа. Я пинболом спустился в лабораторию, чтобы взять еще один, а затем вернулся в диспетчерскую. Я захожу в шлюз, не потрудившись надеть скафандр. Я поворачиваю ручные вентиляционные клапаны на обеих дверях шлюза, чтобы восстановить давление в туннеле. Все работает так, как я и ожидал. Там все еще есть хорошая печать.

Я открываю наружную дверь и вплываю внутрь с лампой в руке.

Шестигранная стена исчезла-ее заменила сплошная стена из прозрачного материала. А по другую сторону этой стены-Скала.

Он паук. Здоровенный паук.

Я поворачиваюсь, чтобы бежать. Но мой рациональный мозг берет верх.

— Спокойно… спокойно… Они дружелюбны, — говорю я себе. Я оборачиваюсь и осматриваю сцену.

Рокки меньше человека. Он размером с лабрадора. У него пять ног, расходящихся от центральной штуковины, похожей на панцирь. Панцирь, который представляет собой примерно пятиугольник, имеет 18 дюймов в поперечнике и вдвое меньше толщины. Я нигде не вижу ни глаз, ни лица.

Он носит одежду. Ноги голые, обнажая похожую на камень кожу, но на панцире есть ткань. Что — то вроде рубашки с пятью проймами. Я не знаю, из чего сделана рубашка, но она выглядит толще, чем обычная человеческая одежда. Он тусклый зеленовато-коричневый и непоследовательно затенен.

В верхней части рубашки есть большая открытая дыра. Например, там, где шея идет на футболке человека. Это отверстие меньше, чем панцирь. Поэтому ему, должно быть, придется надеть эту рубашку, потянув ее вниз и просунув руки в соответствующие отверстия. Опять же, как человеческая рубашка.

Но нет ни шеи, ни головы, чтобы пройти через эту дыру сверху. Просто жесткий на вид скалистый пятиугольник, который немного торчит из покрытой коркой кожи.

На его стороне туннеля у него есть ручки и решетки на стенах. Он небрежно держится двумя руками за пару прутьев. Я думаю, когда у вас пять рук, ноль g не так уж и важен. Просто выделите одну или две руки для удержания в одном месте, а остальные три используйте для работы.

Для меня туннель немного мал. Но для него это абсолютно просторно.

Он машет мне свободной рукой. Он знает одно человеческое приветствие и, ей-богу, планирует его использовать.

Я машу в ответ. Он снова машет рукой. Я качаю головой. Больше никаких маханий.

Он трижды постукивает пальцем по прозрачной стене, затем держит палец вытянутым. Он… указывает?

Я следую за линией, и ничего себе, в туннеле со мной есть вещи! Они оставили мне подарок!

Меня можно простить за то, что я этого не заметил. Вид инопланетянина отвлек меня от небольшой коллекции предметов на стене туннеля.

— Хорошо, говорю я. — Давай посмотрим, что ты мне оставил.

— ♩♫♪♪♫, — говорит Рокки.

У меня отвисает челюсть. Да, я нахожусь в невесомости. Он все еще падает.

Не было ни произношения, ни интонации звуков. Просто заметки. Как песня кита. Только не совсем как песня кита, потому что их было сразу несколько. Наверное, китовые аккорды. И он отвечал мне. Это значит, что он тоже может слышать.

И что примечательно, звуки были в пределах моего слуха. Некоторые ноты были низкими, некоторые высокими. Но определенно слышно. Это само по себе удивительно, когда я думаю об этом. Он с другой планеты и совершенно другой эволюционной линии, но в итоге мы получили совместимые звуковые диапазоны.

Вдобавок ко всему, он решил, что мои звуки заслуживают ответа.

— У тебя есть язык! — Я говорю. — Откуда у тебя язык?! У тебя нет рта!

— ♫ ♫ ♩, — объясняет Рокки.

Рассуждая рационально, вы не можете создавать космические корабли без цивилизации, и вы не можете иметь цивилизацию, не имея возможности общаться. Так что, конечно, у них есть язык. Интересно, что общение осуществляется с помощью звука, как это делают люди. Совпадение? А может, и нет. Может быть, это просто самый простой способ развить эту черту.

— Рокки указывает на предметы, которые они мне оставили.

— Хорошо, хорошо, — говорю я. Вся эта языковая штука гораздо интереснее для меня, и я бы предпочел изучить ее. Но сейчас Рокки хочет знать, что я думаю о его подарках.

Я подплываю к предметам. Они прикреплены к стене моей собственной лентой.

Из шара доносится дребезжание. Я пожимаю ее и слушаю. Снова грохот.

Я нахожу шов. Я вращаю верхнюю и нижнюю части шара друг против друга, и, конечно же, они вращаются. Левша, конечно.

Я смотрю на Рокки в поисках одобрения. У него нет лица и, следовательно, нет выражения лица. Он просто плавает там, наблюдая за мной. Ну, не смотреть… глаз нет. Вообще-то, подожди. Откуда он знает, что я делаю? Он явно знает-помахал рукой и все такое. Где-то у него должны быть глаза. Наверное, я их просто не узнаю.

Я снова обращаю свое внимание на сферу. Я раздвигаю две половинки, и внутри… еще куча маленьких сфер.

Я вздыхаю. Это вызывает больше вопросов, чем ответов.

Маленькие бусинки выплывают и дрейфуют в моем поле зрения. Это не отдельные предметы. Они связаны друг с другом маленькими ниточками. Как сложное ожерелье. Я разложил его, как мог.

Они похожи-за неимением лучшего термина-на расшитые бисером наручники. Два круга нитей из бисера, соединенных друг с другом небольшим мостиком из нитей. На каждом круге по восемь бусин. Соединительная нить не имеет ни одной. Это кажется очень преднамеренным. Но я понятия не имею, что это значит.

Может быть, другой шар-тот, на котором изображена точка-прольет больше света. Я отпускаю наручники и отрываю шарик от стены. Я встряхиваю его и слышу, как внутри что-то дребезжит. Я отвинчиваю две половинки, и появляется еще один набор бусин.

В отличие от наручников, в этой конструкции есть только одно кольцо. И у него семь бусин, а не восемь. Кроме того, он имеет три соединительные нити, торчащие из круга и ведущие к одной бусине каждая. Что-то вроде ожерелья с каким-то украшением, свисающим с него.

Внутри есть еще кое-что. Я встряхиваю модель, и из нее выплывает еще одно ожерелье. Я смотрю, и он идентичен тому, который я только что осмотрел. Я продолжаю дрожать, и все больше и больше ожерелья выходят. Каждый из них один и тот же. Я собираю их все и рассовываю по карманам.

— Это мне кое-что напоминает… Я стучу себя по лбу. — Что это мне напоминает?..

Что бы я сказал своим ученикам в такое время?

Почему я вдруг подумал о своих учениках? У меня появилось изображение моего класса. Вспышка памяти. Я держу в руках модель молекулы и объясняю…

— Молекулы! — Я хватаю наручники и протягиваю их Рокки. — Это молекулы! Ты пытаешься рассказать мне что-то о химии!

— ♫♪♫♫♪.

Но подождите. Это какие-то странные молекулы. В них нет никакого смысла. Я смотрю на наручники. Ничто не образует молекулу, подобную этой. Восемь атомов с одной стороны, восемь с другой и связаны… чем? Ничего? Соединительная нить даже не отрывается от бусинки. Это просто отрывает струны от двух кругов.

— Атомы! — Я говорю. — Бусины — это протоны. Итак, круги из бусин — это атомы. А маленькие соединители — это химические связи!

Я протягиваю его Рокки. — Ты, умник, это моя атмосфера!

Я хватаю другой набор бус. — Итак, ваша атмосфера состоит из… семи протонов, соединенных с тремя отдельными атомами по одному протону в каждом. Азот, присоединенный к трем водородам. Аммиак! Конечно, это аммиак! Ты дышишь аммиаком!

Это объясняет всепроникающий запах от всех маленьких подарков, которые они мне оставили. Остаточные следы их воздуха.

Моя улыбка исчезает. — Фу. Вы дышите аммиаком?

Я пересчитываю все маленькие аммиачные ожерелья, которые они мне подарили. Я получил только одну молекулу О2, но он дал мне двадцать девять аммоний.

Я на мгновение задумываюсь об этом.

— О, говорю я. — Я понял. Я понимаю, о чем ты говоришь.

Я смотрю на своего инопланетного двойника. — У вас в двадцать девять раз больше атмосферы, чем у меня.

Вау. На ум сразу приходят две вещи: во-первых, эриданцы живут в огромном напряжении. Как… как будто я нахожусь на глубине тысячи футов в океане на Земле. Во-вторых, ксенонит — это удивительная штука. Я не знаю, насколько толстая эта стена-может быть, полдюйма? Меньше? Но он сдерживает относительное давление в 28 атмосфер. И все это при том, что это большая, неармированная плоская панель (абсолютно худший способ сделать сосуд высокого давления). Черт возьми, весь их корабль сделан из больших плоских панелей. Прочность на растяжение этого материала, должно быть, зашкаливает. Неудивительно, что я не мог согнуть или сломать вещи, которые они прислали раньше.

У нас нет удаленно совместимых сред. Я бы умер в считанные секунды, если бы был на его стороне туннеля. И я предполагаю, что он не справился бы с одним двадцать девятым его нормальным атмосферным давлением и вообще без аммиака.

Ладно, это не проблема. У нас есть звук, и мы можем изображать пантомиму. Это хорошее начало для общения.

Я улучаю момент, чтобы все это осмыслить. Это потрясающая штука. У меня здесь есть приятель-инопланетянин, и мы болтаем! Я едва сдерживаюсь! Проблема в том, что я не сдержался. Усталость накатывает на меня с такой силой, что я едва могу сосредоточиться. Прошло уже два дня с тех пор, как я спал. Просто всегда происходило что-то монументальное. Я не могу просто не спать вечно. Мне нужно поспать.

Я бросаюсь обратно в корабль и мчусь в лабораторию. На стене висят аналоговые часы. Потому что в каждой лаборатории нужны аналоговые часы. Это требует некоторых усилий, но я снимаю его со стены и кладу под мышку. Я также беру маркер сухого стирания с рабочей станции.

Я возвращаюсь назад, через диспетчерскую и в Туннель Инопланетян. Рокки все еще там. Кажется, он оживляется, когда я возвращаюсь. Откуда я мог это знать? Я не знаю. Он просто немного перестроился и кажется более внимательным.

Я показываю ему часы. Я поворачиваю циферблат на задней панели. Я просто хочу, чтобы он увидел, как двигаются руки. Он делает круговое движение рукой. Он все понимает!

Я поставил часы на 12:00. Затем я использую маркер сухого стирания, чтобы нарисовать длинную линию от центра к двенадцати и короткую линию от центра к двум. Я бы предпочел поспать целых восемь часов, но не хочу заставлять Рокки ждать слишком долго. Я соглашусь на двухчасовой сон. — Я вернусь, когда часы совпадут с этим, — говорю я. Как будто это поможет ему понять.

— ♩ ♪ ♫. — Он делает жест. Он протягивает вперед две руки и хватает… ничего. А потом он тянет ничто к себе.

— Что?

Он постукивает по стене и указывает на часы, затем повторяет жест. Хочет ли он, чтобы часы были ближе к стене?

Я пододвигаю часы ближе. Кажется, это его возбуждает. Он делает жест быстрее. Я двигаю его дальше вперед. Теперь часы почти касаются стены. Он делает этот жест еще раз, но на этот раз немного медленнее.

На данный момент я понятия не имею, чего он хочет. Поэтому я просто прижимаю часы к стене. Теперь это трогательно. Он поднимает руки и как бы пожимает их. Чужие джазовые руки. Разве это хорошо?

Ладно, надеюсь, он понимает, что я вернусь через два часа. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут же слышу тук-тук-тук.

— Что? — Я говорю.

— ♪♪♫♪, — говорит он, указывая на часы. Он немного отодвинулся от стены. Ему это не нравится.

— Гм, хорошо, — говорю я. Я снимаю со стены петлю из скотча, развязываю ее и разрываю пополам. Я использую две половинки, чтобы приклеить левую и правую стороны часов к прозрачной стене.

Я снова поворачиваюсь, чтобы уйти, но тук-тук-тук!

Я снова оборачиваюсь. — Чувак, я просто чертовски хочу вздремнуть!

Он поднимает палец. Используя против меня мой собственный язык жестов. Теперь я должен ждать! Думаю, это справедливо. Я поднимаю палец, чтобы подтвердить это.

Он открывает круглую дверь, ведущую в его корабль. Это правильный размер для эридианца — мне было бы трудно протиснуться, если бы это когда-нибудь стало планом. Он исчезает внутри, оставив дверь открытой. Мне бы очень хотелось узнать, что за дверью, но я ничего не вижу. Там кромешная тьма.

Хмм. Интересный. На его корабле совершенно темно. Эта дверь, вероятно, ведет к воздушному шлюзу. Но даже в воздушном шлюзе должны быть какие-то огни, не так ли?

У Рокки не было никаких проблем с передвижением. Но я знаю, что он видит-он реагирует на мои жесты. Это придает силу моей более ранней теории об эридианском зрении: я думаю, что они видят другую часть спектра, чем люди. Может быть, они видят полностью в инфракрасном или полностью в ультрафиолетовом диапазоне. Этот шлюз может быть прекрасно освещен, насколько это касается Рокки, и я ничего не вижу. И наоборот, мои огни совершенно бесполезны для него.

Интересно, есть ли у нас общие длины волн? Возможно, красный (цвет с самой низкой длиной волны, которую могут видеть люди) — это ♪♫♩, самая высокая длина волны, которую они могут видеть. Или что-то в этом роде. Возможно, стоит разобраться. Я должен принести радугу огней и выяснить, сможет ли он… о, он вернулся.

Рокки отскакивает в туннель и пауком идет по рельсам к разделительной стене. Он невероятно грациозен в этом. Либо он очень опытен в невесомости, либо эридианцы просто очень хороши в лазании. У них пять рук с противоположными пальцами, и он межзвездный путешественник, так что, вероятно, это немного и того, и другого.

Одной рукой он показывает мне какое-то устройство. Это… Я не знаю, что это такое.

Это цилиндр (блин, эти люди любят цилиндры), длиной в фут и шириной около 6 дюймов. Я вижу, что его хватка немного деформирует корпус. Он сделан из мягкого материала, похожего на поролон. Цилиндр имеет пять горизонтально расположенных квадратных окон. Внутри каждого окна находится фигура. Я думаю, что это могут быть письма. Но это не просто чернила на бумаге. Они находятся на плоской поверхности, но сами символы приподняты на одну восьмую дюйма или около того.

— Хм, говорю я.

Символ справа поворачивается, чтобы быть замененным новым символом. Через пару секунд это происходит снова. Потом еще раз.

— Это часы! — Я говорю. — Я показал тебе часы, и ты показал мне часы!

Я указываю на свои часы, все еще приклеенные к стене, а затем на его. Он делает джазовые руки двумя руками, которыми в данный момент не пользуется. Я делаю джазовые руки назад.

Некоторое время я смотрю на эридианские часы. Рокки просто держит его на месте, чтобы я мог видеть. Символы-вероятно, цифры-чередуются в крайнем правом окне. Они на роторе. Как старые школьные цифровые часы дома. Через некоторое время ротор на один шаг влево от него меняет одно положение. Ага!

Похоже, они читают информацию слева направо — так же, как на английском. Аккуратное совпадение. Хотя и не невероятно маловероятно. Я имею в виду, что на самом деле есть только четыре варианта: слева направо, справа налево, сверху вниз или снизу вверх. Так что был шанс 1 из 4, что мы будем такими же.

Из всех вещей, которым я учу своих студентов, числовые основы труднее всего заставить их по-настоящему понять. В числе 10 нет ничего особенного. У нас десять уникальных цифр, потому что у нас десять пальцев. Все очень просто. У скалистых гор три пальца на руке, и я думаю, что они любят использовать только две руки при подсчете (они, вероятно, держат остальные три фута/руки на земле, чтобы оставаться устойчивыми). Таким образом, у них есть шесть пальцев для работы.

— Ты мне нравишься, Рокки! Ты гений!

И он есть! С помощью этого простого действия Рокки показал мне:

● Как работают эридианские числа (база шесть)

● Как записываются эридиевы числа (ℓ, I, V, λ,+, V)

● Как эриданцы читают информацию (слева направо)

● Как долго длится эридианская секунда

Я поднимаю палец и бросаюсь обратно на корабль за секундомером. Я возвращаюсь и засекаю время по часам Рокки. Я запускаю таймер как раз в тот момент, когда третий ротор меняет состояние. Правый ротор продолжает щелкать каждые две секунды или около того, и каждые шесть шагов следующий ротор продвигается на один. Это займет некоторое время, но мне нужен как можно более точный подсчет. Третьему ротору требуется около полутора минут, чтобы сделать всего один шаг. Я могу рассчитывать, что пробуду здесь минут десять или около того. Но я планирую смотреть все время.

Рокки становится скучно. По крайней мере, я так думаю. Он начинает ерзать, а затем позволяет часам плавать на месте возле разделительной стены. Затем он бродит по своей стороне туннеля. Я не уверен, что он делает что-то конкретное. Он открывает дверь, ведущую в его корабль, начинает подниматься, а затем останавливается. Он, кажется, обдумывает это, а затем меняет свое мнение. Он закрывает дверь. Он не хочет уходить, пока я еще здесь. В конце концов, я мог бы сделать или сказать что-то интересное.

— ♪♪♩, — говорит он.

— Знаю, знаю, — говорю я. Я поднимаю палец.

Он поднимает палец, затем возвращается к медленному подпрыгиванию от стены к стене. Шаг в невесомости.

Наконец, третий ротор завершает полный круг, и я останавливаю таймер. Общее время: 511,0 секунды. У меня нет калькулятора, и я слишком взволнован, чтобы вернуться на корабль, чтобы получить его. Я достаю ручку и делаю длинное деление на ладони другой руки. Одна эридианская секунда равна 2,366 земным секундам.

Я обвожу ответ на ладони и смотрю на него. Я добавляю несколько восклицательных знаков рядом, потому что чувствую, что они оправданы.

Я знаю, что это не кажется большим, но это огромное дело. Мы с Рокки-астронавты. Если мы собираемся говорить, то будем говорить о науке. И вот так мы с Рокки установили фундаментальную единицу времени. Далее: длина и масса!

Это просто смешно. Как я могу рассчитывать на сон? Как кто-то мог при таких обстоятельствах? Я все еще не могу понять, что происходит. Там есть инопланетянин.

И меня убивает то, что я не могу выяснить, что он знает об Астрофаге. Но вы не можете говорить о сложных научных концепциях с кем-то с помощью пантомимы. Нам нужен общий язык, каким бы рудиментарным он ни был.

Мне просто нужно продолжать делать то, что я делаю. Работа над научной коммуникацией. Глаголы и существительные физики. Это единственный набор понятий, которые мы гарантированно разделяем-физические законы везде одинаковы. И как только у нас будет достаточно слов, чтобы действительно говорить о науке, мы начнем говорить об Астрофаге.