Путь лидера

Глава 20

Время замерло для Ника. В этой непроглядной тьме само существование света теряло всякий смысл. Ни блика, ни отблеска, ни малейшего тусклого луча не проникало в его скорбную обитель. Он не мог даже понять с открытыми глазами он сидит, или они давно слиплись от засохшей крови. А может он и вовсе ослеп.

Боль от ушибов ушла на второй план, уступив место демоническому творению извращенного разума. Спина, ноги, руки — все что соприкасалось с покрытым металлическими пирамидками сидением, испытывало страдание с сотни раз сильнее, чем отбитые мышцы и сломанные ребра. А хуже все всего то, что любая попытка хоть немного изменить положение тела вызывала лишь еще большую волну мучений.

Изнывая от пароксизма боли, Никаниэль отчаянно пытался сосредоточиться на чем угодно кроме собственных ощущений. Невообразимым усилием воли ему удалось разделить сознание на две части и запереть одну из них в темном чулане разума, оставаясь при этом во второй — лишенной доступа к любым внешним раздражителям.

Нечто похожее он делал, работая над магическими каналами. Не имей Ник такого опыта, и сейчас он вопил бы, умоляя избавить его от этой пытки. Или просил смилостивься и лишить жизни. А может и вовсе уже свихнулся бы и сидел, пуская кровавые слюни из-под неплотно прижатого кляпа.

Неизвестно сколько времени он провел в таком состоянии, отчаянно пытаясь найти способ хотя бы облегчить свою участь, не говоря уже о побеге, но вдруг его лишенный света и звуков мир взорвался оглушительным скрежетом открывающейся двери.

Насвистывая веселую мелодию, в комнату зашел грузный лысый мужчина с ослепительно яркой лампой в правой руке. В левой же он держал чудовищных размеров бутерброд, от которого время от времени лениво отрывал большие куски и заглатывал их, практически не жуя.

Повесив светильник на торчавший из потолка заржавленный крюк, человек принялся по кругу обходить помещение и неспешно зажигать прикрепленные вдоль стен факелы. Закончив, он облизал пальцы и подошел к небольшой клетке в дальнем углу. А когда заметил что в ней никого нет, оглянулся и как будто бы только теперь увидел Ника.

— Кфхановы ослолюбы! — всплеснув руками, произнес мужчина спокойным голосом с легкой хрипотцой. — Сто раз говорил не трогать тут ничего без меня!

Он подошел к принцу и, отстегнув ремни, небрежно сбросил его на пол. После чего осмотрел тело, раздраженно цыкнул и добавил:

— Весь процесс сбили мне.

Кровь медленно начала поступать в затекшие конечности, вызывая одну волну судорог за другой. Будучи не в состоянии пошевелить даже пальцем, Никаниэль мог лишь наблюдать за действиями мужчины, отчаянно пытаясь вытолкнуть остопротививший кляп.

А человек тем временем неспешно разделся догола, аккуратно сложил одежду и убрал ее в выдвижной ящик стола. После чего снял со стены кожаный фартук, сплошь покрытый подозрительными темными пятнами, и нацепил его, завязав на пояснице ровный бантик. Он определенно проделывал все эти действия уже не один десяток раз.

Если до этого еще оставались какие-то сомнения, то теперь они умерли и отпали, как последние листья поздней осенью.

Ник оказался в пыточной.

Неподалеку стояло длинное деревянное ложе с воротами на обоих концах; дальше располагалась жаровня, в которой палач как раз разводил огонь; грудой лежали закопченные металлические пруты, щипцы, клейма и другие подозрительные приспособления, единственной целью существования которых было терзать тело жертвы.

Даже стены, сложенные из грубо подогнанных, шероховатых булыжников, казалось, давили на сознание пленника. Впитав крики и боль, сотен замученных здесь узников, они будто обрели собственное извращенное сознание и теперь источали эманации страдания, добавляя атмосфере еще больше гнетущего ужаса.

Продолжая с вселяющим страх трепетом осматривать всевозможные средства умерщвления плоти, принц предпринял попытку отползти в сторону. У него ничего не вышло, но его конвульсивные подергивания заметил заплечных дел мастер и, подхватив Ника как пушинку, усадил его на новый стул.

Почти самый обычный.

С той лишь разницей, что кроме ремней для фиксации конечностей тот обладал еще и стальным обручем, который мужчина не преминул надеть на голову жертве и тут же подкрутил вентиль. Полоса металла впилась в кожу, словно пасть хищного зверя. Наверное, если затягивать еще туже, то постепенно череп треснет и мозги вытекут наружу.

Никаниэль даже не подозревал о существовании такого великого многообразия пыточных инструментов.

Пока палач усаживал его и лишал последних возможностей двигаться, Ник невольно разглядывал мужчину. Мощные мускулы, позволявшие тому с легкостью использовать все эти массивные предметы, покрывала бледная кожа, усыпанная татуировками, как ночное небо созвездиями.

В основном нательная живопись изображала грудастых голых женщин во всех возможных позах совокуплявшихся с людьми, животными, демонами, богами и даже какими-то совсем нереальными тварями. Они представляли собой переплетение щупалец с огромными мужскими достоинствами на концах.

Но посреди всего этого безобразия больше всего внимания привлекала миниатюрная девушка с лирой в руках. Укрытая отрезом невесомой ткани с длинным шлейфом, она будто парила над разворачивавшейся вокруг оргией. Чистая и невинная, как новорожденное дитя.

Проследив за взглядом принца, палач отошел в сторону и нежно погладил татуировку.

— Муза с лирой, как жена со скалкой, — сказал он, глядя Нику в глаза, — один взмах и клиент запел.

«Поэт». — пронеслось в голове у Никаниэля.

Так вот о ком с таким пиететом говорили стражники.

Бытует мнение, что один талантливый палач способен по эффективности заменить целый отдел тайной канцелярии. Ник никогда не думал, что ему доведется проверить это утверждение на себе.

Он отчаянно дернулся, но ремни держали крепко, и измученному телу не удалось сдвинуться даже на миллиметр. Хотя что он знал о мучении? Воображение, подстегнутое атмосферой и видом разнообразия инструментов палача, тут же нарисовало безрадостное будущее, где принц медленно превращался в лишенный воли окровавленный кусок мяса.

Никаниэль попытался закричать, но сквозь кляп вырвалось лишь бессвязное мычание.

— Вижу ты готов говорить. — спокойно сказал Поэт, поправив чуть-чуть неровно лежавшую пилу с разведенными зубьями. — Но понимаешь в чем дело, никто не верит словам преступника, если до этого я с ним не провел разъяснительную беседу. Ты уж прости, парень. — он виновато пожал плечами. — Сам понимаешь, работа такая.

Палач, повернувшись к Нику спиной, сгреб здоровенные щипцы, прут, кочергу и пихнул их в самые угли, взвив к потолку целый фонтан золотистых искр.

— И так с чего же мы начнем?

Мужчина подошел к столу с инструментами и принялся брать в руки то одно устройство, то другое, при этом бросая на принца изучающие взгляды, будто мысленно примеряясь что и как он будет делать.

Каждый раз у Никаниэля замирала душа от осознания что вот-вот его будут пытать вот этим зубилом или вон теми крюками, но палач раз за разом клал орудия на место, и сердце, пропустив удар, продолжало ход.

Ника бросало то в жар, то в холод. Пот ручьями катился по избитому телу. Он в панике искал выход из сложившейся ситуации, но разум отчаянно сопротивлялся приказам думать, забившись в угол и трясясь от страха. Принц никогда еще не чувствовал себя настолько беспомощным и напуганным. Даже лежа на полу в снедаемом пламенем борделе Тэльмонда, он продолжал надеяться на помощь Малема.

А теперь…

— Думаю все-таки начнем с них. Классика никогда не устаревает.

Поэт остановил свой выбор на длинных тонких иглах. В руках портного они могли бы служить для наметки, но были лишены ушка, а отблески огня, играя на старательно наточенных остриях, обещали никак не связанное с шитьем применение.

Человек взял две небольших табуреточки. На одну он сел сам, установив ее прямо напротив Ника, другую пододвинул поближе и положил на нее горсть иголок.

— Ну-с, приступим. — сказал он с легким вздохом, как будто извиняясь.

Сердце Никаниэля колотилось как бешенное. Он попытался сжать руку в кулак, но палач с легкостью отделил мизинец и зафиксировал его своими пальцами надежнее чем в тисках.

Игла неумолимо приближалась к ногтю, и за мгновение до контакта Ник вдруг неожиданно успокоился. Он почувствовал себя словно дома, в полной безопасности и окружении верных слуг. Рядом отец, брат и еще какая-то неясная светящаяся фигура, дарующая тепло и защиту.

В этот краткий миг спокойствия он понял, что все выдержит. А когда кровь попадет на проклятый тварями хаоса шрам, и ему выдернут кляп, то он тут же призовет демона. Тогда Поэт, а следом и весь Пантиок, утонут в море страдания и ужаса.

А следом пришла боль.

Она ржавым крюком пронеслась по нервам от кончика пальца до самого мозга и взорвалась там миллиардами раскаленных гвоздей. Нечто подобное принц испытывал, когда Малем выжигал скверну из оставленной гулем раны, но разум избавился от этих воспоминаний, надежно запечатав их в чулане рассудка. Теперь же все оковы были сорваны, и неистовый ураган мучений вновь бушевал по телу Ника, вызывая приглушенный кляпом крик.

Потом пришел черед временного облегчения. После яркой вспышки боли, она как будто бы затаилась, спрятавшись под ковром, и выглядывала оттуда, напоминая о себе мучительными резями, но уже не такими сильными как в первый миг.

И это только начало…

Оценив результат своих действий, палач потянулся за следующей иглой.