Никаниэль бежал сломя голову, на ходу проклиная себя за неосмотрительность. Он уже столько раз обжигался за время путешествия по королевствам, но продолжал упорно верить каждому встречному. Что еще нужно потерять чтобы избавиться от этой пагубной привычки?
Может быть кошелек?
Или голову?
Луна в очередной раз вынырнула из-за тучи, осветив окружающее пространство. Дварфов из таверны видно не было, как и самого Гвойнана. Нику оставалось лишь положиться на указанное Тавром направление и продолжать преследование в надежде, что удастся догнать воров, до того как те скроются в Дварфгоне. Насколько он знал, бородачи, как и эльфы, не любили пускать к себе представителей других рас.
Сердце принца колотилось как бешеное. И далеко не только от быстрого бега. Похищен Люминистилл — древнейший артефакт, достояние Сердца Леса и всего Эльфхейма в целом. Никаниэль взял его со стены тронного зала, оставив отца без этого символа власти, и теперь, если не удастся вернуть меч обратно, то сложно представить какое наказание изобретет Талирион.
Возвращение домой без реликвии стояло вторым в ряду неблагоприятных исходов. Сразу после потери возможности воскресить Элельен.
Но и это было не главной причиной душевных терзаний Ника.
Он бросил друзей.
Бросил после всего, через что они прошли вместе.
Ангса, Тавра, Юлу, Ванессу. И даже Малема, чью помощь на территории королевств невозможно переценить. Сбежал, поставив спасение железки выше их жизней. И пусть принц не сомневался в боевых способностях товарищей, но все равно не мог не корить себя за сделанный выбор. Как он будет смотреть им в глаза, если кто-то погибнет?
Как будет жить после этого?
Неожиданно Никаниэль увидел на земле странную неподвижную кучу.
Дохлый кабан?
Подобравшись поближе Ник с изумлением понял, что это Гвойнан. А за черную шкуру он принял покрытые кровью металлические пластины его причудливой брони.
Что бы тут не произошло, но дварф превратился в груду изуродованной плоти.
Одна рука оторванным ошметком валялась неподалеку. Другая — изогнута под неестественным углом. Щит пробит и раскурочен, как будто в него попали из баллисты. Никакой кузнец не смог бы починить подобное. Доспех пестрел вмятинами и разрывами, сквозь которые торчали обломки костей. Даже если бы по телу воина пробежал табун лошадей, а потом вернулся и пробежал еще раз, результат получился бы не столь плачевным.
Однако при этом Гвойнан был жив!
Он едва слышно прохрипел что-то, и принцу пришлось опуститься на колени, чтобы поднести ухо к самому лицу дварфа.
— … хотели… украсть… пытался… остановить… — шептал тот, явно совершая неимоверное усилие для каждого слова.
Неужели ворчливый наемник не пытался сбежать с Люминистиллом, а вовсе даже наоборот?
Гвойнан закашлялся. Кровь хлынула из его рта, забрызгав Никаниэля, но тот и не думал отстраниться. Он отчаянно надеялся услышать еще хоть что-то.
— … увидели… в таверне… — из последних сил хрипел дварф. — … отказал… напали… — он заклокотал, пробулькав что-то совсем неразборчивое, и добавил. — … лестница… в горе… за скалой… — вновь поток крови. — я… так… и… зн…
«Я так и знал» — стало последней фразой, произнесенной Гвойнаном в этой жизни. Его изувеченное тело конвульсивно дернулось, и не проживший еще и половину отведенного срока Сокол испустил дух.
Значит получается Гвойнан не крал меч? Он лишь пытался отбить его?
Похоже дварфы увидели Люминистилл в трактире, когда Ник демонстрировал его пьянице. Наметанным взглядом они — как и сам Гвойнан при первой встрече у стен Шадинала — узнали в оружии артефакт и предложили сородичу его выкрасть. Возможно даже обещали помочь вернуться домой, в Дварфгон.
Но наемник отказался! Несмотря на все открывшие возможности. Он не предал ни отряд, ни друга!
Как же жестоко ошибся принц…
Более того, когда реликвия все-таки оказалась в руках подгорных воинов, Гвойнан смело бросился в погоню, хотя наверняка понимал, что не сможет одолеть врагов в одиночку. За что и поплатился жизнью. Но до последнего вздоха ворчливый дварф оставался верен себе, товарищам и священному братству Черного Сокола. Как и учил сержант Коуп.
Все это Никаниэль думал на бегу, возобновив погоню за ворами. Пусть он и опорочил память друга своими подозрениями, но его жертва не должна стать напрасной! Погибнув под ударами молотов, Гвойнан сумел задержать грабителей, и теперь Ник надеялся успеть настигнуть их, пока те окончательно не скрылись.
Сможет ли он одним мечом, взятым у Тавра, справиться там, где пал гораздо более опытный наемник? Хотелось бы надеяться, что да.
В любом случае, это предстояло скоро проверить.
Вот только горы стремительно приближались, постепенно заслоняя небесный свод, а подлых преступников принц так и не видел. Неужели опоздал, и те уже во всю радуются добыче, спускаясь по безопасным тоннелям Дварфгона?
Отчаянье нарастало, заставляя сердце сжаться в комок. Сбитое дыхание с шумом вырывалось из легких. Пот градом катился по лицу, окропленному кровью павшего товарища.
Если бы хоть что-то из этого могло помочь бежать чуточку быстрее. Самую малость. Может быть тогда Никаниэль сумел бы догнать гадов. Он бы сходу припечатал их магией, а потом собственноручно добил выживших, глядя им прямо в глаза и слушая последние вздохи. Но пока что Ник мог только бессильно колотить холодный камень, вымещая на нем злость и безысходность.
Он опоздал.
Непреодолимой стеной вздымались утесы, как будто насмехаясь над жалким смертным, беснующимся у их подножья. «Посмотрите на него. Посмотрите на эту жалкую букашку. Он думал, что что-то может, а сам предал друзей, потерял меч, не смог отомстить за смерть соратника. Он жалок! Последний гоблин — король мира по сравнению с ним!»
Безумно хотелось сесть и заплакать, схватив голову руками и раскачиваясь из сторону в сторону. А потом завыть. Да так, чтобы волки испугались и еще неделю не смели приближаться к этому месту в поисках добычи.
Но Ник был уже давно не тем наивным мальчишкой, импульсивно сбежавшим из дворца на поиски мага смерти. Он через многое прошел. Его били, истязали, мучили. Но он и сам убивал и калечил, не щадя врагов. Даже начал постигать запретное искусство, чего не мог вообразить, сидя в уютных королевских покоях.
Его нервы закалились, тело покрылось шрамами, а сердце окружила толстая броня пережитого опыта. Отнюдь не самого радужного.
Поэтому, стиснув зубы, Никаниэль нашел в себе силы продолжить поиски. Не могли же дварфы попросту испариться? Они должны были куда-то свернуть и продолжить путь к неким вратам, ведущим на родину.
Ник носом рыл землю, заглядывая под каждый куст и за каждое чахлое деревце, росшее среди обломков скал. Он призвал светляка и сантиметр за сантиметром исследовал мох, траву, листья в поисках хоть каких-нибудь следов, способных указать, куда пошли воры.
Вот только ничего кроме заячьего дерьма и помета птиц на глаза не попадалось.
Принц уже совсем было потерял надежду, когда в памяти ярким лучом утреннего солнца всплыли последние слова Гвойнана. Перед тем, как испустить дух, тот бормотал что-то о лестнице в горе за скалой.
Сперва Никаниэль принял это за бред умирающего. Как может быть гора за скалой? Ведь гора по определению выше. Но теперь, глядя на разбросанные повсюду булыжники, он подумал: а что если это лестница за скалой? И при этом в горе. Должны же дварфы как-то маскировать проход в свое царство.
Вернувшись туда откуда начал, Ник принялся тщательно изучать каждый валун, особое внимание уделяя тем, что располагались вплотную к обтесанному ветром хребту.
И боги вознаградили его за настойчивость.
Заглянув за очередную неприметную глыбу, ничем не отличавшуюся от прочих, он действительно наткнулся на лестницу. Вот только уходила та не вниз, а почему-то вверх, скрываясь во тьме вырубленного в камне туннеля.