Расстрел на площади

11. Завод

Он лежал на желтоватой, прокаленной солнцем земле, будто усталый дикий зверь, и его тяжелое, хриплое дыхание разносилось далеко окрест.

Если центральная часть города могла похвалиться весенней, пробуждающейся зеленью, уже начинавшей курчавиться в каждом палисаде, пробивавшейся в утоптанных за зиму скверах и на газонах, то заводская окраина выглядела так, будто в природе и вовсе не существует никаких цветов, кроме единственного — серого.

Даже небо, и оно казалось серым, и под этим серым небом распростерлись, куда ни кинь взгляд, прямоугольные постройки различных конфигураций, одинаково унылые и покрытые степной пылью.

К тяжелым коробкам корпусов тянулись обернутые рваной стекловатой трубы и узкие железнодорожные ветки.

Повсюду грязь и лужи, не высыхавшие даже в жаркую погоду.

Асфальтовые дорожки, проложенные от здания к зданию, успели покрыться сетью трещин; кое-где асфальт раскрошился, и в образовавшихся выбоинах гнила застоявшаяся вода.

«Приведем территорию родного завода в образцовый порядок!» — сиял кумачом потрепавшийся лозунг неподалеку от входа.

Миновав проходную (вахтер смерил незнакомца ленивым и сонным взглядом и, кажется, хотел было поинтересоваться, откуда таков и чего ему тут надо, но зевнул и передумал), Игорь порылся в карманах и извлек бумажный лист, на котором дотошная Победа загодя зарисовала стрелочками и пунктирными линиями маршрут движения к корпусу, где трудились шлифовальщицы.

Накануне она пыталась уговорить постояльца отправиться на завод вместе с ней к началу смены, но Игорь отказался наотрез.

— Утром я писал, вечером писал… как проклятый. Мне же и выспаться когда-нибудь надо, а?

Возражать против такого серьезного аргумента девушка не посмела.

Итак, Игорь проснулся в половине одиннадцатого, сладко потянулся и нагишом прошелся по пустой квартире.

Перед тусклым, с полустершейся амальгамой зеркалом в коридоре он задержался и несколько минут придирчиво разглядывал свой — увы, при внимательном рассмотрении не такой уже плоский, чуть заплывающий жирком — живот и ягодицы. Для последней операции ему пришлось чуть ли не на сто восемьдесят градусов вывернуть шею, чтобы в конце концов убедиться, что в принципе и тело в целом, и отдельные его части находятся в относительно спортивном состоянии.

Хотя, если честно, задница уже стала едва-едва заметно отвисать — и это настораживало. Раньше девушки и женщины глядели на его фигуру, не скрывая восхищения стройностью линий и отточенностью пропорций, а теперь безжалостное время исподволь стало растушевывать классические черты. Негодное время!

Игорь не собирался стариться — во всяком случае, в течение ближайших пятнадцати — двадцати лет. Более того, он готов был зубами держаться за ускользающую молодость и ради сохранения ее чувствовал себя способным на любые подвиги.

Поэтому он несколько раз отжался от пола на кулаках, забросив ноги на табурет, и, отдышавшись, отправился умываться и пить чай.

Записка на столе гласила: «Бирите все что есть в ледничке. М. Дмитривна».

Игорь укоризненно покачал головой. Эх, тетенька, до седых волос дожила, а русской грамоте так и не научилась.

Ледничком хозяйка по привычке именовала холодильник — маленький, с пожеванной резиновой прокладкой на двери, он периодически взрывался оглушительным ревом, и Игорь не раз и не два за ночь просыпался от этого жуткого животного звука, а потом долго не мог уснуть.

В ледничке в смысле продуктов питания было негусто: стояла кастрюлька со вчерашней картошкой «в мундире» и банка с солеными огурцами. На боковой полке, аккуратно завернутый в промасленную бумагу, обнаружился небольшой кусок сала, весь в крупных кристаллах соли.

В конце концов Игорь решил ограничиться чаем вприкуску с остатками печенья. В случае чего, подумал он, можно будет заскочить в заводскую столовую, заодно и ознакомиться с заводским бытом.

Итак, час спустя, миновав мост через реку (квартира администраторши находилась в старой части города), столичный визитер уже входил на территорию электровозостроительного. В левой руке его небрежно болталась перетянутая бечевкой посылка проводницы.

У стенда, где размещались заводские объявления, Игорь притормозил. Огромный свежевывешенный плакат (еще вчера его здесь не было, Игорь точно помнил) извещал о том, что на заводе силами комсомольской организации идет подготовка к новому празднику — Дню труда. Под нарисованным мускулистым рабочим было приписано, что этот праздник планируется сделать ежегодным и он посвящен всем тем, кто ударно трудится на электровозостроительном. Как сообщалось, дата празднования будет объявлена отдельно.

— Любопытно, — пробормотал Игорь и подумал, что и об этом надо будет непременно доложить в очередном отчете.

Он не без труда отыскал шумный и пыльный цех, где работала Победа.

— Здрасьте, это вы! — будто сквозь вату, пробился тонкий Победил голосок, и она сама, чумазая и сияющая, вынырнула из клубов пара и встала перед Игорем, разбросав по сторонам руки, будто собиралась его обнять. — Как здорово! А я уже думала, не придете, проспали.

— Обещал, значит, пришел. Ну, где твои девчонки?

— Ой, вас заждались. Уже ко мне подходили: «Куда же делся твой москвич-писатель?», а я им сказала, вы все равно придете!

— Правильно сказала.

— Они обедать пошли, но кое-кто уже вернулся, — сообщила девушка, — так что я вас не со всеми сразу познакомлю. Это ничего?

— Ничего, даже лучше. Есть возможность пообщаться обстоятельнее.

— Как мудрено говорите! — восхитилась девушка, увлекая гостя за собой.

Путь лежал через бесконечные цеха. Победа что-то говорила, объясняла. Игорь кивал, но не слушал. Все равно сквозь грохот и лязг ничего не разобрать.

— Это наш участок! — наконец объявила Победа, остановившись на открытом пятачке между громоздкими станками. — Здорово, правда?

— Замечательно, — кивнул Игорь.

— Я в честь его сегодня новый стих придумала… — Она уже открыла рот, чтобы начать декламировать, но Игорь поспешно перебил:

— Мне здесь очень нравится. Даже уютно, когда привыкнешь к шуму. Я думаю, надо будет обязательно дать описания цехов в книге. Ну и, конечно, мне нужны образы молодых передовых рабочих…

— Ой, сколько угодно! — обрадовалась Беда. — Вон там Лидка Пермятенко работает, очень хороший молодой рабочий. В партию собирается вступать, счастливая!

Она подвела Игоря к станку, за который, надев на лицо огромные лягушачьи очки, трудилась невысокая девушка, с забранными под косынку светлыми волосами, в промасленном комбинезоне.

— Лидка, — прокричала Победа, — познакомься, это писатель из Москвы!

Девушка подняла голову, и Игорь — скорее по привычке, чем из интереса, — бросил на нее один из своих фирменных, оценивающих взглядов.

Не фонтан. Провинциалочка. Бледненькая, неопытная, одним словом, скучная. Хотя, конечно, личико — ничего себе, простое, но милое. Распахнутые голубые глаза доверчиво и дружелюбно глядели на незнакомца. Рубашечка на груди многообещающе топорщилась. Пожалуй, в ней что-то есть, решил про себя Игорь. Во всяком случае, на ощупь уж точно что-нибудь интересненькое обнаружится. Надо обратить внимание.

— Игорь! — элегантно представился он.

— Лида, — зарделась девушка.

Сразу стало ясно, что столичный литератор ей приглянулся.

«Ставки растут, господа», — с удовольствием констатировал Игорь.

— Как вы ловко со станком управляетесь, — сделал он дежурный комплимент, чтобы закрепить первый успех. — Я бы так ни за что ни смог.

— Захотели бы — смогли, — улыбнулась Лида. — Это очень просто. Только ноги устают стоять.

— А вы почаще на танцы ходите! — попытался пошутить Игорь. — Для тренировки.

Но собеседница, кажется, не поняла юмора.

— Какие там танцы! Каждый день только и думаешь, чтоб до конца смены дожить и до дому дотащиться…

— О, у вас собственный дом? — Это уже была разведка боем.

Лида с Победой переглянулись, не в силах скрыть замешательства.

— Не, — пробормотала Пермятенко, — я в бараке живу, с родителями. Нас там много. Тридцать восемь семей.

— Тридцать восемь семей? — удивился Игорь. Как скучно! — Весело живете. Это сколько ж человек получается?

— Человек сто, наверно, — сказала Лида, — а може, и больше…

— Экзотика. Настоящая коммуна.

— Ну, в общем, да, — не стала возражать Лида. — Могло бы быть и хуже.

— Я слышал, в партию вступать собираетесь? Поздравляю! А как с личной жизнью? — Еще один недвусмысленный намек. По своему опыту Игорь знал, что вопрос насчет личной жизни всегда срабатывал безотказно.

Но не на этот раз.

— Жених имеется? — Гость удостоил собеседницу одним из самых вкрадчивых и многообещающих своих взглядов.

Лида и Победа вновь переглянулись.

— Имеется, имеется! — не выдержала Беда. — У нее знаете какой жених? Васька Сомов! Мировой парень. Тоже у нас на заводе работает, токарем.

— Ах, вот оно что! — с трудом пряча разочарование, протянул Игорь. — Когда же свадьба?

— Не знаю, — вздохнула Лида. — Мы в бараке живем, и он в бараке, только в другом. У нас места нет, и у него места нет. Может, в общежитии комнату выделят, тогда и поженимся.

— Они уже заявление подали! — вновь не вытерпела Победа. — В загс!

— Да ладно тебе, Бедка! — обиделась подруга. — Я тебе больше никогда ничего рассказывать не буду!

— А я — что? Я — ничего!

— Девочки, не ссорьтесь, — встрял Игорь, который после сообщения о предстоящей свадьбе несколько утратил интерес к молоденькой собеседнице. — Считайте, что я ничего не слышал, и инцидент исчерпан.

— А вы правда из Москвы, да? — спросила Лида. — Вот здорово! Какой же вы счастливый! — И она вновь расплылась в наивной детской улыбке.

— Я вам скажу, только вы никому не рассказывайте! — жарко зашептала Победа, как только они вдвоем с Игорем отошли от Лидиного станка. — Клянетесь?

— Чтоб я сдох.

— Ладно, тогда слушайте. У Лидки с Васькой Сомовым ребеночек будет, во как.

— В каком смысле?

— В прямом. Лидка станет мамой.

Игорь остановился как вкопанный. Вот тебе и раз! Такая миленькая девочка, губки бантиком, вздернутый носик, — ей с ухажерами на танцах целоваться, про любовь щебетать да зажиматься в темных уголках сада, — а туда же, во взрослую жизнь подалась.

Встряхнув головой, Игорь направился следом за Победой, которая, кажется, даже не заметила его остановки и продолжала декламировать, размахивая на ходу руками.

— Ну, как, здорово? — обернулась Беда к спутнику.

— По-моему, замечательно.

— Вы правда так думаете? Только не говорите: «Чтоб я сдох!», — опередила она его ответ, — скажите честно.

— Отличные стихи.

— Правда? — Лицо девушки озарилось счастливой улыбкой. — Лидке тоже понравилось. А вас не смущает, что там нарушение в рифме?

— Где?

— Ну, вот тут: «Поэтому, Лида и Василий…» Как бы надо, чтобы было: тара-тарата-та-тарата! — а у меня: тататата-тата-тататата… Как, по-вашему?

— Я в таратататах плохо разбираюсь, — впервые за долгое время сказал правду Игорь, — но конкретно в твоем стихотворении все звучит очень убедительно.

— Знаете что: давайте я вас правда с Васькой познакомлю, с Сомовым, который Лидкин жених, а? Его на заводе все-все уважают. Даже старшие, даже мастера и начальник цеха. Я в его честь тоже стихи хочу написать, но пока не очень получается, — доверительно сообщила она. — Он вам понравится! — Победа, кажется, была в восторге от своей новой идеи. — Точно! Как же я раньше не додумалась? Вот кто вам нужен — Васька Сомов. Настоящий передовой молодой токарь. Как раз для книжки!

Игорь хотел было отказаться, но вовремя сообразил, что общение с женихом Лиды Пермятенко тоже могло оказаться полезным для дела. Раз уж парень пользуется таким уважением на заводе, от него можно получить весьма ценную информацию.

Тяжело вздохнув, Игорь кивнул.

Обрадованная Победа, окончательно вошедшая в роль экскурсовода, ухватила его за руку и свернула в узкий зарешеченный проход.

Вокруг грохотало и дымилось. Для чутких перепонок столичного интеллигента, подумал Игорь, шум почти смертельный. Продвигаясь вдоль груд металла, кое-как складированных ящиков, едва успевая увернуться от грузчиков, зычными голосами вопивших: «Поберегись!», Игорь размышлял о том, как удачно его угораздило родиться в столице, в городском роддоме, а не где-нибудь в подобном городке.

Правильно сказал великий пролетарский писатель Максим Горький, мудро сказал: «Рожденный летать — ползать не может». Прямо как будто про него, Игоря Захаренко, сказано.

Все, что его теперь окружало — и эти скрежещущие станки, и грязные потные трудяги, и холодные даже в такую теплынь заводские корпуса, увитые-перевитые ржавыми трубами с клочьями стекловаты, и сам завод, изнутри похожий на разбомбленный концентрационный лагерь с курсирующими по рельсам, гудящими электровозами, и этот заштатный городишко с заплеванным перроном и покосившимся зданием вокзала, и даже дурацкий праздник труда, — все это навело бы на Игоря неизлечимую, беспробудную тоску, если бы он твердо не знал, что в один прекрасный день командировка закончится, и он, теперь уже не таясь, сможет занять уютное мягкое купе, и поезд тронется по направлению к столице, и все, что происходит с ним здесь и теперь, и всех, с кем он сталкивается в эту минуту, можно будет забыть, как страшный, но, к счастью, закончившийся сон.

Он получит денежную премию, а может, и повышение по службе, и все будет хорошо.

— Васька, он у нас самый сильный, — щебетала тем временем Победа, — у него мускулы знаете какие? Во! Он на городском празднике первый приз получил — живого барана. Мы потом его зарезали и шашлык сделали, я прям объелась — так вкусно было!

— Кого зарезали?

— Барана, конечно, не Ваську же Сомова! У него отец в тюрьме сидел, — горячим шепотом сообщила девушка, — даже расстрелять хотели, но потом пожалели.

— За что?

— Не знаю. Говорят, против самого товарища Сталина что-то сказал. Ну, сейчас, правда, он совсем спился… все время у пивной торчит. Васька его домой на себе относит. А дядя Боря знаете какой тяжелый! Ух! Ой, — радостно воскликнула она, — а вон и сам Васька Сомов, видите?

«Флирт отменяется окончательно и бесповоротно», — подумал Игорь.

За станком высился плечистый малый, ростом под метр девяносто, с руками-лопатами и крепкой бычьей шеей, упакованный в грязную рабочую спецовку.

«Мокрого места не оставит…»

— Вася! — заверещала Победа, подлетая к гиганту и теребя его за штанину. — Вась, ну отвлекись на минуту, я с кем тебя познакомлю!

— Ну? — Сомов отключил станок и только после этого обернулся, отирая со лба серый пот.

Удивительно, что при угрожающем виде лицо его оставалось почти детским, открытым и ребячливым. Даже сурово — «по-взрослому» — сомкнутые брови и те не добавляли впечатления солидности.

— Здорово, Бедуха, — сказал он. — Опять мешать заявилась?

— Почему это мешать? — опешила Победа. — Я по делу. Вот, молодой писатель, из самой Москвы приехал, будет про наш завод книжку писать. Может, и про тебя напишет.

Сомов с сомнением поглядел на Игоря сверху вниз.

— Добрый день, — сказал Игорь. — Ты — Василий, я знаю. Мне уже про тебя столько всего рассказывали…

Рабочий продолжал молча разглядывать незваного гостя.

— Между прочим, — интимно сообщил Игорь, — я уже успел познакомиться с твоей подружкой, и она мне оч-чень понравилась!

Тут произошло неожиданное.

Васька Сомов надвинулся на опешившего «столичного литератора» и, ухватив могучей пятерней за грудки, припер к холодной стене. Игорь почувствовал, что ноги его оторвались от земли и заболтались в воздухе.

Победа взвизгнула и повисла на свободной руке рабочего, что, впрочем, никак не отразилось на положении ее подопечного.

— Ч-что… что случилось? — сдавленно пробормотал Игорь, видя перед собой огромную, как блин, угрожающую физиономию.

— Лидку не трожь! — прорычал Сомов.

— Да я… я не трожу!

— Он не трожет, не трожет! — визгливо подтвердила Победа, стараясь оторвать Сомова от постояльца.

— Не трожь, а то яйца оторву и сожрать заставлю!

— Пусти, Васька!.. Дурак! — продолжала вопить девушка, но ее голос доносился до полузадушенного Игоря, как из гулкого колодца. Еще немного, и он потерял бы сознание, но Сомов наконец ослабил хватку, и столичный гость вновь ощутил под ногами твердую почву.

Он с достоинством отряхнул лацкан пиджака и выдавил некое подобие улыбки:

— Вот и познакомились.

— Васька, ты чего, с ума сошел?! — кричала Победа. — Это ж человек откуда ехал, чтоб тебя увидеть, а ты так к нему отнесся! Извинись сейчас же!

— Вот еще! Пусть на Лидку не заглядывается, — рявкнул Сомов.

— Очень ему нужна твоя Лидка! У него таких, как она, целый воз и маленькая тележка. Правда, Игорь? Ой, Вась, представляешь, Игорь к нам специально приехал, книжку будет писать про завод, — в который раз повторила Победа, успокаиваясь. Гроза, судя по всему, миновала.

— Врешь!

— Докажите ему, Игорь, докажите! — пламенно воззвала девушка, и тот обреченно произнес:

— Чтоб я сдох.

Лицо Сомова расплылось в добродушной улыбке.

— Ну, даешь! А про меня напишешь?

Игорь скептически усмехнулся:

— А как же.

— Только не пиши, что я тут тебя зашиб маленько, — попросил Сомов. — Ты, как мужик, понимаешь, я из-за Лидки в огонь и в воду пойду! Она хорошая. А про что ты писать будешь?

— Про то, как вы тут живете. Вот, к примеру, чем ты занимаешься после работы?

— Это как когда, — раздумчиво произнес Васька, почесывая пятерней подбородок. — Иногда с Лидкой на речке гуляем. А по праздникам и выходным в центр идем, по скверу пройтись, газировки выпить и поесть мороженого. Но вообще я больше всего люблю токарить на заводе. Тут весело, ребята вокруг… опять же делом занимаешься, а не ерундой какой! Глянешь на новенький электровоз, и приятно, что ты его своими руками делал.

— Интересная жизнь, — усмехнулся Игорь.

— Интересная, — подтвердил Сомов. — Только вот платят мало. Мы с Лидкой жениться собрались, но разве на нашу зарплату комнату снимешь? Вот и приходится порознь куковать.

— Ваше дело молодое.

— Ага, молодое! Мне вот через два месяца двадцать три стукнет, мужик уже, а семью обеспечить не могу! Где ж такое видано, а? Вы вот из Москвы приехали, скажите, там люди тоже так живут, как мы, или лучше? А правда, что у Хрущева Никиты Сергеича свой самолет есть, собственный?

— Неправда, — отрезал Игорь. — Все в стране живут одинаково. Вот доживем до коммунизма, будет легче.

— Это понятно, — вздохнул Сомов, — так до него еще дожить надо, когда это будет!

— Хороший парень, правда? — призвала Игоря в свидетели девушка, когда вдвоем они вышли из дверей цеха.

— Замечательный.

— Вы на него не сердитесь. Он отходчивый.

— Спасибо, что не убил, — сказал Игорь, — и посылку не раскурочил. Кстати, где тут у вас медпункт, а то мне надоело уже эту коробку повсюду за собой таскать!

— Ой, — вдруг спохватилась Победа, — я ж с вами заболталась совсем, меня ж с работы выгонят! Я побежала. А медпункт вон в том здании, видите, окна белым занавешены. По лестнице и налево.

И она вприпрыжку помчалась к родному корпусу.

Игорь покачал головой, глядя девушке вслед, а затем побрел в указанном направлении.

Он одолел несколько пролетов темной лестницы и уже решил было, что заблудился, как сверху донесся хлопок двери и стук каблучков.

Взбежав на верхнюю площадку, Игорь увидел тоненькую женскую фигурку, мелькнувшую и тотчас исчезнувшую за поворотом.

«Хороша Глаша, да не наша», — вздохнул он и постучал в выкрашенную белой краской дверь с нарисованным красным крестом и надписью: «Медпункт». Дверь оказалась заперта.

В сердцах Игорь ударил ее носком ботинка — и внезапно услыхал доносящуюся глухую возню.

— Ну, иду, иду, растарабанились тут! — раздался женский голос, скрежет ключа, и дверь приотворилась. На Игоря уставилось полное, в разноцветных веснушках лицо уже немолодой женщины, обрамленное всклокоченными рыжими волосами. Одной рукой женщина удерживала дверь, а другой пыталась запахнуть на рыхлой объемистой груди белый медицинский халатик. «Даша» — гласила вышитая цветными нитками надпись на кармашке.

Игорь усмехнулся. Проводницына кузина оказалась именно такой, как он и предполагал.

— Здравствуйте, девушка! Вы — Даша?

— Ну, допустим, — процедила она. — А ты кто?

— Я — тот, кого никто не любит, — продекламировал Игорь. — Вам посылочка от сестрицы. Может, разрешите войти?

— Не видишь, что ль, люди заняты, — буркнула медсестра. — Давай сюда посылку, и до свидания.

Пожав плечами, Игорь протянул перевязанную бечевкой коробку, и дверь тотчас захлопнулась.

— Старая дура, — процедил он сквозь зубы и принялся спускаться по лестнице.

Женщина тем временем заперла дверь на два оборота замка и, скинув с плеч халатик, оказалась в чем мать родила.

— Кто это? — произнес сдавленный мужской голос, и из-за медицинской ширмы показалась помятая физиономия.

— Откуда мне знать? — пожала плечами женщина. — Хмырь какой-то. Для Дашки передачу принес. — Она широко, с удовольствием развела в стороны руки и потянулась. — Петрович, — сказала женщина, и на лице ее возникло кошачье выражение, — так, можа, продолжим али как?..

Игорь, скучая, брел к заводской проходной. Впечатлений на сегодня было более чем достаточно, и он мог с чистой совестью возвращаться восвояси.

Внезапно перед ним, выскользнув из-за угла заводского корпуса, возникла девичья фигура. Сомнений не возникало — это была та самая девушка, с которой Игорь разминулся у дверей медпункта.

Стуча каблучками по разбитому асфальту, она стремительно удалялась прочь.

Разумеется, вторично упустить возможность знакомства было бы совершенно недопустимой оплошностью, решил Игорь.

Он прибавил шаг.

Когда до девушки оставалось несколько метров и преследователь мог разглядеть прелестные завитки волос на ее тонкой шейке и уже праздновал викторию, нога вдруг провалилась в выбоину в асфальте — и, громко охнув, Игорь повалился наземь.

Услыхав шум за спиной, девушка обернулась.

Богиня, корчась от боли, все-таки не преминул оценить он.

— Что случилось? — спросила она, подбегая.

— Нога…

— Вы можете встать? — Девушка аккуратно подхватила Игоря под локоть.

— С такой помощницей? Разумеется! — Он браво оперся на ногу, но, вновь вскрикнув, упал.

— Ничего страшного, — сказала девушка, без лишних слов закатав ему штанину и ощупав лодыжку, — обычный вывих. До свадьбы заживет.

— Легко вам говорить! — капризным голосом, рассчитанным на женскую аудиторию, произнес Игорь. — А если это смертельная рана?

Девушка исподлобья поглядела на него.

— Мужчины, они как дети, — заявила она. — Чуть поранятся и уже объявляют себя инвалидами. У вас все будет в порядке. А вот с администрацией завода опять придется ругаться, сколько можно просить заасфальтировать территорию, как полагается!

— Давайте ругаться вместе, — галантно предложил кавалер. — Между прочим, разрешите представиться: Игорь. Начинающий литератор из Москвы.

— Очень приятно, — сказала девушка. — А я — сотрудник завода.

— Вот так официально! И как же вас звать, прелестница?

Девушка улыбнулась и просто сказала:

— Даша.