Расстрел на площади

26. Честь мундира

— И не рассчитывайте! — процедил Игорь, опускаясь рядом с Бугаевым. — Это уже чересчур. В подобных делах я участвовать не желаю. И не буду, даже не сомневайтесь. Можете считать, что с сегодняшнего дня я увольняюсь из органов.

Полковник Бугаев слушал, иронически наклонив голову и пощипывая себя за кончик носа.

Со стороны, вероятно, беседа дядюшки-пчеловода с молодым племянником казалась несколько горячей, и грудастая буфетчица, шумно вздохнув, подумала, что, пожалуй, флирта с лысым транзитником не получится — его родственные интересы явно брали верх.

Чтобы вернуть к себе потерянное внимание, она даже протерла вафельным полотенцем облитый соусом стол и будто бы невзначай полюбопытствовала, как пишется книжка и хорошо ли в ней будет говориться о родном Новочеркасске, однако писатель, едва скользнув по буфетчице взглядом, вновь оборотился к дяде-пчеловоду, и перезрелой дамочке не оставалось ничего другого, как убраться восвояси за уставленную стаканами стойку.

Хозяйка питейного заведения с внезапным раздражением вспомнила о впустую израсходованной тараньке и сделала вид, что не заметила, как, допив пиво, пчеловод бросил выразительный взгляд в сторону прилавка.

«Ну, вот уж дудки! — пронеслось в голове буфетчицы. — Не рассыплешься, сам подойдешь, если надо».

Однако «пчеловод» не стал суетиться и, отставив кружку в сторону, поглядел на любимого племянника.

Племянник что-то пылко восклицал, а дядюшка с мудрой и снисходительной улыбкой выслушивал его, как видно, юношески наивную и сбивчивую речь. Впрочем, слов собеседников буфетчица так и не 'разобрала, да и не очень надо! Она принялась бессмысленно переставлять на подносе плохо вымытые граненые стаканы.

— Товарищ полковник, — говорил между тем Игорь, краснея.

— Дядя Федя, — невозмутимо поправлял «пчеловод».

— Дядя Федя, — поправлялся «племянник», — это что ж получается?! Это же… черт знает, что такое! Вы понимаете, о чем идет речь, или нет? Это же… это же самое настоящее особо тяжкое преступление, да еще в общегосударственном масштабе!

— Вот как? — иронически подымал бровь Бугаев.

— Именно так. Если бы я услышал такое от кого-нибудь другого, я бы ни секунды не сомневался: изменник Родины!

— Неужели?

— Наша задача — защищать страну от врагов и обеспечивать безопасность, — словно не слыша иронии в голосе собеседника, упрямо настаивал Игорь, — но ведь организация такого… — даже не знаю, какое слово подобрать! — это никакая не защита! Это… это… — Он сбился, не в силах справиться с волнением.

— Это мера, направленная на поддержание порядка в стране, — сказал полковник Бугаев.

Игорь недоуменно-растерянно поглядел на начальника.

— Поверьте, — пробормотал он после мучительной паузы, — эта идея… она абсолютно бессмысленна. Я не понимаю, кому она могла прийти в голову! Полный бред!

— Эта идея, — невозмутимо парировал Бугаев, — абсолютно конструктивна. Когда оперируют тяжелобольного, никто не вспоминает о том, что после вскрытия грудной клетки останутся швы и шрамы. Мероприятие, о котором мы с тобой сейчас так мило беседуем, обсуждалось на самом высоком уровне. — Бугаев со значением взглянул на подчиненного. — Надеюсь, тебе не надо ничего расшифровывать… Речь идет о судьбе государства, Игорек. Можно сказать, будущее страны сейчас оказалось в твоих руках. А ты сопли разводишь.

— Но…

— Никаких «но». По решению партии и правительства в Новочеркасске должны произойти некоторые события. И они произойдут.

— Как же так? — пробормотал Игорь. — Что же это получается? Здесь же живые люди. Так же нельзя! Мы же… мы предадим здесь всех. Они ни в чем не виноваты! — Бугаев невозмутимо взирал на подчиненного, и лишь по сузившимся щелочкам глаз можно было догадаться, что полковник в большом гневе. — Это же самая настоящая провокация, — взахлеб твердил Игорь. — Про такое я раньше только в учебниках по истории читал. Мы же не империалисты! Они — другое дело, они способны на всякую подлость. Но мы!

— Подбирай выражения, — предупредил полковник.

— Товарищ полковник…

— Дядя Федя! — вновь поправил Бугаев.

— Товарищ полковник, — угрюмо повторил Игорь, — давайте считать, что этого разговора не было. Не было — и все! Думаю, вы и сами понимаете, что это — полное безумие, — резко выпалил он. — Если случится, как планирует там кто-то наверху, это же ужас! Ведь массовые волнения надо подавлять, и милицией дело не обойдется… — Игорь помотал головой, будто отгоняя от себя страшную мысль. — Я и не хочу принимать в этом участия, и не буду! Хоть стреляйте. Он смолк, переводя дух.

Собеседник продолжал пощипывать кончик носа, и по щекам его гуляли тяжелые медные желваки.

— Отличное пивко, — наконец произнес он. — В Москве такое днем с огнем не отыщешь.

— Это ваш ответ?

— Мой ответ? — удивился Бугаев. — Никакого ответа не будет. Будет приказ. И ты его выполнишь.

— Такой приказ — никогда!

— Интересные речи толкаешь, — усмехнулся полковник. — Очень даже интересные. — Он пожевал губами. — Ну, к примеру, насчет того, чтобы расстрелять, — это, знаешь ли, мысль. — Бугаев поднял на подчиненного мутные лиловатые глаза. — Впрочем, всегда успеется. А вот насчет живых людей… я тебе могу напомнить кое-что. Ховенко. Браудер. Резинкина. Ганчев. Бурдила… Знакомые фамилии, верно, Игорек?

«Племянник» пошел бордовыми пятнами.

— Знакомые или нет? — настаивал собеседник.

— Это были предатели Родины! — пылко выпалил «племянник». — Они должны были понести заслуженное наказание. Я лишь выполнял свой долг, приводя приговор в исполнение.

— Но ведь они тоже были живыми, — невозмутимо произнес полковник, — а после встречи с тобой взяли да и стали мертвыми. И ты, помнится, не слишком переживал по этому поводу.

— Потому что они были предатели, — мрачно повторил Игорь. — Это совсем другое дело.

— Эти тоже станут предателями, — усмехнулся Бугаев. — Как миленькие, станут. Главное, чуть-чуть их подтолкнуть. Совсем немножечко.

— Я сказал: нет.

— А я сказал: да!

Начальник и подчиненный в упор уставились друг на друга, каждый — словно желая подмять другого под себя, подчинить своей воле, уничтожить, — и Игорь вдруг явственно осознал, что неспроста Бугаев сохраняет столь уверенный и спокойный тон, тогда как сам он нервничает и едва удерживается от того, чтобы не сорваться на крик.

Бугаев вообще никогда в жизни ничего не делал просто так, не подстраховавшись. Это было его кредо.

Игорь внезапно ощутил, как холод растекается внутри и гадкое чувство тошноты подступает к горлу.

Ему стало страшно — ни с того ни с сего, глупо, без причины.

— Вот какая история, Игорек, — будничным голосом произнес полковник, подманивая пальцем буфетчицу, и после столь красноречивого жеста той не оставалось ничего другого, как поднести посетителю новую кружку пива. — Вот какая неприятная история… ты ведь еще не знаешь… На днях нам с Петровки звонили, из уголовного розыска. Отдел по расследованию убийств… особо тяжких преступлений или что-то в таком роде. — Бугаев вдруг по-детски открыто улыбнулся и продолжил: — Представь, они разыскивают какого-то жуткого типа и почему-то решили, иго мы знаем, где его найти.

Услыхав про убийства, подошедшая буфетчица не смогла удержать на лице прежнее отстраненно-обиженное выражение. Глаза ее широко и жадно раскрылись, и в них засиял азарт.

— Как ты относишься к убийцам, девочка? — как ни в чем не бывало поинтересовался Бугаев.

— Кошмар! — только и смогла выпалить буфетчица.

— Вот и я говорю, — согласно кивнул полковник. — С убийцами у нас разговор короткий.

— Я бы всех их стреляла, — заявила она.

— Мудрая мысль. Представь, на Петровке того же мнения, — благостно сообщил Бугаев, вновь обращаясь к Игорю, — и они просят у нас содействия. Игорь не перебивал.

— Так вот, — пробубнил полковник, отхлебнув пивка и даже крякнув от удовольствия, — мы, конечно, сказали, что непременно поставим их в известность, если получим хоть какую-нибудь информацию. Двойное убийство, расстрельная статья без права на помилование. Причем жертвами преступника стали известные люди… можно сказать, гордость советского циркового искусства. Говорят, отличные были гимнасты, выполняли уникальный воздушный номер, зарабатывали для нашего государства горы валюты за рубежом. А кто-то взял да и убил. — Бугаев осуждающе покачал головой и наморщился. — Как бишь они звались, никак не припомню…

— Сетчиковы, — произнес Игорь.

Он сидел бледный как мел, и лицо искажала мучительная судорога.

— Сетчиковы, — согласно повторил полковник, одобрительно кивая. — Точно, Игорек, Сетчиковы. Вот что значит: молодая память!

— Ой, — воскликнула буфетчица, — я читала, читала… я в газете про это читала! Неужели их убили? Ой, такие молодые, и еще артисты, надо же! Я бы этого гада!

Она хлопала жирно накрашенными ресницами, плохо понимая, о чем идет речь, и лишь ощущала растущее волнение. Ей даже не пришло в голову поинтересоваться, с чего бы это дядя-пчеловод обсуждает с племянником уголовную тематику и почему это из самого МУРа звонят на пасеку и пытаются с помощью тамошней обслуги разыскать особо опасного преступника.

— Вот что значит: глас народа, — одобрительно кивнул Бугаев. Он вновь сделал несколько глотков из тяжелой кружки, отер платком лысину и как бы невзначай продолжал: — Представь, муровцы считают, что убийцей был не кто-нибудь, а сотрудник нашего ведомства. Мол, у них даже имеются какие-то косвенные улики и примерное описание. Кто-то видел, как накануне представления, когда гимнасты сорвались из-под купола, некий тип крутился возле трапеций. Есть версия, что трапеции подпилили. — Полковник залился мелким смешком, однако глаза его при этом оставались холодными, льдистыми. — Глупости. Я так сразу и сказал, что, если в наши ряды затесался такой негодяй, мы немедленно отдадим его в руки советского правосудия и первые будем настаивать на самом суровом наказании. Потому что он не просто убийца, он честь мундира запятнал!

— Честь мундира, — эхом повторил Игорь.

— Ой, а я тоже что-то слышала! — обрадованно заявила буфетчица.

— Иди, девочка, с Богом! Дай мне с племяшем по-родственному пошептаться, — сказал ей Бугаев со вздохом, и обиженная буфетчица, вздернув плечиком, ретировалась за прилавок. Полковник долгим и грустным взглядом проводил ее рыхлые, плавно покачивающиеся бедра и продолжал: — А то как же! Проникнуть в службу безопасности, совершить преступление да еще и засветиться перед свидетелями! Конечно запятнал!

— Вы решили меня шантажировать? — глухо спросил Игорь.

— Как старший по возрасту и по званию — советую: подбирай выражения. Иначе я могу расстроиться.

Захаренко смотрел на спокойное лицо полковника, на его тонкие, чуть кривящиеся в улыбке губы и чувствовал, как холодная струйка пота змейкой струится вниз по позвоночнику. Он вдруг подумал, что нечто схожее, должно быть, испытывали в прощальную секунду жизни люди, которых он сам, Игорь, подталкивал к последнему краю. Страх, растерянность, беспомощность и — неотвратимость конца.

— Что вы хотите от меня? — врасстановку проговорил он.

Бугаев откинулся на жалобно скрипнувшую спинку стула и сказал:

— Лично я — ничего. Скажи спасибо Анатолию Дмитриевичу; если бы не мое уважение к нему, наш разговор уже был бы окончен, а с ним — твоя карьера, и не только она… Жизнь, Игорек, штука сложная, — вдруг доверительно произнес полковник и извинительно улыбнулся, — очень часто мы лишь задним числом можем понять, что она нам подстроила. А иногда так и не понимаем до конца дней. Может, то, что тебе сегодня кажется чем-то из ряда вон, завтра ты примешь как должное. Сохраняй спокойствие. Только так можно уберечься на виражах. Не волнуйся — и все будет хорошо. Твое задание всесторонне продумано, никаких проблем не возникнет. Следуй инструкциям — и точка. Остальное сделают за тебя. Да, собственно, уже начали делать. Все понятно?

Не в силах произнести ни слова, чувствуя, как предательский спазм сжимает горло, Игорь смог лишь кивнуть.

— Вот и славно, — сказал полковник. — А теперь — внимательно слушай…