Расстрел на площади

40. «Ответьте Новочеркасску!»

Галина еще нежилась в постели, когда раздался резкий междугородний звонок. Она недовольно поморщилась. Бывают такие минуты, когда ни с кем не хочется разговаривать, а Галина находилась сейчас именно в таком расположении духа.

Вечер накануне она провела в ложе Большого театра. Давали «Лебединое озеро». Галина не очень любила балет, но ей нравилась пышная декоративность Большого и надушенная светская публика партера.

Рассеянно глядя на сцену, где над тонкой трогательной Одеттой кружил черный коршун, Галина ловила на себе заинтересованные взгляды сына шведского посла, сидевшего в соседней ложе, и румянец против воли заливал ей шею. Внимание белокурого высокого шведа (злые языки говорили, глупого; но мало ли что врут люди!) было для нее весьма лестным.

В антракте они обменялись легкомысленными, но при этом сладко-двусмысленными любезностями: сын посла неплохо говорил по-английски. Он пытался назначить Галине свидание на ближайшее воскресенье, но она сделала вид, что не поняла.

По пути домой в отцовской служебной машине Галина наблюдала из окна за спешащими домой пешеходами и думала о красавце шведе — просто так, безо всякой задней мысли.

А ночью он ей приснился — во фраке, с белозубой улыбкой. Хорош, что и говорить.

Ничем не хуже Игоря. Хотя и глупее.

— Алло? — Галина потянулась к телефонному аппарату и сняла трубку. — Я слушаю!

— Ответьте Новочеркасску! — приказным тоном прозвучал резкий голос телефонистки.

— О, Господи! — с досадой пробормотала девушка, а вслух произнесла: — Что, прямо сейчас? А нельзя ли перенести разговор? Я занята.

— Вы будете говорить или нет? — рявкнула трубка.

— Ладно, давайте… — Галина поморщилась и прикусила зубами мундштук сигареты. Свободной рукой она нащупала на тумбочке у ночника зажигалку и прикурила.

— Говорите! — скомандовала телефонистка.

— Алло, Галочка! — донесся далекий знакомый голос.

— Привет, Игорь. Где ты пропадаешь?

— Как это где? Все там же, естественно.

— Ты еще не в Москве?

— Шутишь! Дела задерживают.

— Не понимаю, чем можно заниматься столько времени в этой дыре! Может, ты меня разлюбил?

— Галочка! У тебя плохое настроение?

— Ты меня разбудил.

— Извини. Просто у меня срочное дело. Ты говорила с Анатолием Дмитриевичем?

— О чем?

— Обо мне, конечно! — В голосе Игоря зазвучали нетерпеливые нотки.

— Разумеется.

— И что?

— Папа сказал: вот вернешься, тогда и будем решать.

— Мне кажется, я уже никогда не вернусь, — после паузы сказал Игорь.

— Вот как? У тебя что, очередной роман?

— Не говори глупостей!

Галина насторожилась. Беспечные — такие искусственные! — нотки в голосе собеседника внезапно заставили ее вспомнить о сыне шведского посла. Если она сама здесь, в Москве, не прочь затеять флирт, то почему бы Игорю не последовать ее примеру в скучной провинции? В конце концов, это было бы единственное развлечение, ужасное, обидное и оскорбительное для нее развлечение! Неужели он изменил ей?

— Не слышу ответа! — холодно произнесла Галина.

— Галочка! Будь умницей! Я звоню, чтобы сказать, как соскучился, а ты устраиваешь мне сцену ревности!

Девушка внимательно вслушивалась в интонации жениха. Теперь уже она не сомневалась: он лгал ей!

— Ты должен приехать, — резко заявила она. — Немедленно!

— Хорошо, что ты это понимаешь. Но я ничего не могу сделать. Приказ есть приказ! Вот если бы Анатолий Дмитриевич попытался вмешаться… поговорить с моим начальством.

— Папе не до того!

— Но ведь ты можешь его попросить! Объясни ему!

— Что объяснить? Что ты завел себе на стороне какую-то колхозницу?!

— Галочка, с чего ты взяла? Никого я не завел. Я хочу поскорее выбраться из этой дыры! Ты одна можешь мне помочь. Если ты не передумала, сразу после моего приезда мы пойдем в загс!

— Неужели? — иронически перебила Галина. Возникла пауза.

Пожалуй, не стоит злить его, особенно в данной ситуации, на расстоянии. Галина усилием воли заставила себя улыбнуться, как будто бы он мог увидеть эту ее улыбку, и успокоиться.

— Ты действительно по мне соскучился? — изменившимся, вкрадчивым тоном поинтересовалась она.

— Я никогда не обманывал тебя!

— Отвечай: да или нет?

— Да. Да!

— Я поговорю с папой. Сегодня же. Надеюсь, он сможет сделать для меня кое-что. И для тебя.

— Галочка… — Девушка вдруг поймала себя на мысли, что собеседник на том конце провода, должно быть, едва удерживается от рыданий, и это поразило ее. — Галочка, забери меня отсюда! Я больше не могу! Я должен уехать как можно скорее! Попроси Анатолия Дмитриевича!

— Успокойся, Игорь! Я же сказала тебе.

— Ты не понимаешь! Это нужно сделать срочно. Сейчас! Пусть он надавит на мое начальство!

— Заканчивайте разговор, — вклинился металлический голос телефонистки, — я отключаю!

— Алло, Галочка! — услыхала девушка отчаянный голос. — Умоляю, не подведи, от тебя зависит все… от тебя зависит, смогу ли я…

В трубке раздался щелчок, и все смолкло.

Озадаченная, Галина несколько мгновений глядела на замолчавший телефон.

Ничего себе, история! На Игоря все это было непохоже. Вероятно, там действительно что-то происходит, в этом проклятом Новочеркасске, а она даже не знает, что именно.

Конечно, она обязательно позвонит отцу и попросит вмешаться, но ведь сначала надо умыться и принять душ, а потом уж заниматься докучными проблемами.

Сбросив с себя легкое пуховое одеяло, она нырнула в шелковый японский халат и, мурлыкая под нос навязчивый эстрадный мотивчик, направилась в ванную.

Под душем Галина провела полчаса. Мягкие струи ласкали молодое обнаженное тело, и девушка с удовольствием разглядывала себя в огромное овальное зеркало напротив.

Интересно, как это люди могут жить в коммунальных квартирах и ходить в душ и туалет по очереди? Она бы и дня не выдержала.

Завернувшись в пушистое, необъятных размеров полотенце, привезенное отцом из какой-то зарубежной поездки, она невесомыми шажками покинула ванную и направилась к телефонному аппарату. Наманикюренным пальчиком она навертела на диске знакомый номер.

— Приемная слушает.

— Вера Адамовна? Это Галя, — негромко пропела она в трубку. — Соедините меня с папой.

— Галочка, Анатолий Дмитриевич просил не беспокоить. Он занят.

— Это срочно! — капризно объявила Галина. На том конце провода замялись.

— Ну, хорошо, — сдавленно произнесла секретарша, — я попробую. Подождите у аппарата.

Дожидаясь ответа, Галина рассеянно покусывала ноготь на указательном пальце — вредная привычка, оставшаяся с детских лет. Вдруг она услыхала далекий, похожий на угрожающий рокот горной лавины голос отца и неожиданно для себя испугалась. Давно она не слыхала в этом голосе таких страшных, таких гневных нот. Она едва удержалась от того, чтобы, как девчонка-школьница, не бросить трубку. Она не разобрала слов, да и не требовалось — интонации сказали ей все.

— Алло, Галочка? — чуть не плача, проговорила в трубку всегда обходительная с нею отцовская секретарша Вера Адамовна. — Он очень занят и сейчас не может с вами говорить. До свидания.

Секретарша положила трубку прежде, чем Галина успела что-либо сказать в ответ.

А в кабинете Анатолия Дмитриевича Баранова вот уже три часа кряду происходил напряженный и крайне неприятный разговор. Хозяин сидел за широким, покрытым кипами бумаг и папок столом и, сдвинув брови, мрачно слушал серого жидковолосого человека без особых примет, в скромной позе расположившегося напротив.

Человек говорил вкрадчивым, доверительным тоном, но Анатолий Дмитриевич против воли покрывался холодной испариной.

— Политик должен уметь точно оценивать ситуацию и просчитывать ее как минимум на десять шагов вперед, — ласково нашептывал человек без особых примет. — Мы предоставили вам, многоуважаемый Анатолий Дмитриевич, все козыри. Ваша карьера — в ваших руках. Грядут большие перемены, и вы сами в состоянии решить, сохраните ли за собой прежнее высокое положение в новой ситуации или же навсегда покинете политическую арену. Между нами, могу сообщить, что ваши шансы перейти из этого здания на Старой площади в Кремль весьма велики. Просто надо сделать правильный выбор. Надеюсь, вы меня понимаете: ПРАВИЛЬНЫЙ!

Глядя в глаза странному собеседнику, Анатолий Дмитриевич мучительно соображал, не провокация ли все это. Похоже, человек без особых примет не блефовал. Вряд ли он стал бы искушать судьбу, пробираясь в кабинет крупного партийного чиновника, и ничтоже сумняшеся выкладывать подобный компромат на собственное начальство. Он вел себя спокойно и уверенно — это значит, за ним стояли мощные силы. Похоже, в здании на площади Дзержинского и вправду решили разыграть сложную партию, в результате которой…

Нет, Баранов даже помыслить боялся о том, что же произойдет в случае, если службы госбезопасности осуществят свой план. Перемены — мягко сказано. Это будет переворот, — и от того, какую позицию займет в затеянной игре он сам, Анатолий Дмитриевич Баранов, зависит не только будущее страны, но и его личное будущее.

На днях он встречался с Хрущевым и против воли подумал о том, что этот пухлый суетливый человечек давно уже пережил собственное время и часы его сочтены.

Хрущев улыбался, жал руку и интересовался самочувствием. По опыту Баранов знал, что о самочувствии спрашивает тот, у кого у самого с самочувствием неважно. Эмиссар из здания на площади Дзержинского теперь подтвердил предчувствия Анатолия Дмитриевича. Эпоха Хрущева уходит в прошлое. Кто-то новый займет место первого секретаря партии, и этому новому понадобятся преданные и расторопные помощники. Преданность проверяется на деле. Случай предоставляет Баранову возможность доказать эту свою преданность.

Человек без особых примет смолк и теперь внимательно разглядывал сумрачного хозяина кабинета.

Анатолий Дмитриевич вертел в руках самопишущую ручку с золотым пером, подарок крупного чиновника из администрации американского президента Кеннеди, и упрямо не подымал глаз.

— Итак? — наконец нарушил молчание человек без особых примет.

Баранов поднял на него усталые глаза и медлил несколько мгновений, прежде чем произнести:

— По всей вероятности, вы правы. Страна нуждается в переменах, и мой долг — содействовать на этом пути. Я еду в Новочеркасск.

Человек без особых примет тонко улыбнулся и расслабленно откинулся на спинку стула.