Расстрел на площади

6. Молодой писатель

Городишко оказался маленький, захолустный — Игорь и сам был озадачен тем, что увидел, хотя, разумеется, вовсе и не рассчитывал попасть на фешенебельный курорт.

Тяжело вздохнув, поезд остановился у покосившегося длинного здания с надписью по всему фасаду: «Новочеркасск»; и бойкие торговки, груженные сумками, побежали вдоль состава, наперебой предлагая семечки и кислые, истекающие влагой моченые яблоки.

Игорь ловко спрыгнул на перрон, снял с подножки вагона чемодан и, зевнув, потянулся.

Проводница умильно смотрела на него из проема двери. Он даже не обернулся к ней.

Из рабочего донесения Захаренко И. А.:

«…Обращаю внимание, что, по всей видимости, для проводников поездов дальнего следования остались лазейки для того, чтобы заработать «левые» деньги.

Так, проводник вагона № 14 указанного железнодорожного состава Влатыкина Л. Е. трижды на протяжении суток подсаживала пассажиров без билетов общим количеством 8 (восемь) человек. Трое из них ехали на похороны, но в железнодорожной кассе купить билеты не смогли. При этом я обратил внимание, что в некоторых вагонах имеются пустующие места. По всей видимости, существует система круговой поруки между работниками железнодорожных касс и проводниками и бригадирами поездов. За безбилетный проезд, по моим наблюдениям, взимается сумма, равная от полутора до двух с половиной единиц официальной стоимости. Разумеется, деньги никак не оприходуются и попадают прямиком в карман проводнику.

…На железнодорожных станциях по пути следования по-прежнему процветает базарная торговля в ущерб государственной. Помимо сельскохозяйственной продукции, выращенной на собственных приусадебных участках, торговцы-мешочники продают промышленные товары достаточно большими партиями, видимо вывезенными прямиком со складов. При этом нередки случаи вопиющей спекуляции. Вокзальная милиция, как правило, предпочитает не замечать этого и вообще ведет себя по отношению к спекулянтам на редкость безынициативно».

— Молодой человек, не хотите картошечки? Вареная, с лучком, недорого возьму. Сахарная картошечка, сынок, такой больше нигде не попробуешь, во рту тает!

Игорь отрицательно покачал головой, и обмотанная ветхими платками торговка, обдав его острым запахом лука и еще чего-то затхлого и вместе с тем пряного, промчалась мимо, спеша соблазнить своей сахарной картошечкой новую жертву.

Игорь снисходительно улыбнулся ей вслед.

Подхватив нехитрую поклажу, он направился в обход здания и вскоре оказался на привокзальной площади, выглядевшей еще более жалко и неприютно, чем перрон.

Все те же торговки с рыхлыми лицами, но уже не беспокойно квохчущие, а лениво восседавшие на пыльных мешках перед разложенным на земле товаром, во всю пасть зевали перед покупателями, ощупывавшими редкие пучки зелени, и оживлялись лишь тогда, когда заходил спор о цене.

Дворник в фуражке и рваном фартуке сметал обильный мусор в кучу, которая, впрочем, тут же разлеталась под порывами ветра.

— Семеныч! — вопила облаченная в железнодорожную форму женщина со ступеней вокзала. — Черт бы тебя побрал, старый дурак, или ты не видишь, куда метешь?!

Дворник Семеныч не удостаивал крикунью даже взглядом, продолжая свое бесполезное занятие.

«…В народе настроения в большинстве своем прежние. Наиболее часты жалобы на низкую зарплату, отсутствие жилищных условий.

Пассажиры плацкартного вагона поезда, большей частью крестьяне, рабочие и низший слой интеллигенции, проявляют мало внимания к директивным документам партии и правительства.

…Среди пассажиров поезда я обратил внимание на учительницу начальных классов Веру Степановну (фамилию узнать не удалось). Проживает с мужем и сыном подросткового возраста в коммунальной квартире в г. Ленинграде. Коренная ленинградка, пережила блокаду. Жалуется на низкую зарплату и неверную ориентацию школьного образования. Судя по ее высказываниям, некоторые ее коллеги придерживаются того же мнения. Заявляла, что ее бабушка, умершая в блокаду, знавала лучшие времена при царизме: «жаль, что нам их не дано было застать». При этом прямых выпадов в адрес Советского правительства или Коммунистической партии не допускала. При упоминании имени Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева выразительно вздохнула.

Думаю, имеет смысл обратить внимание на настроения низшей прослойки советской интеллигенции, позволяющей себе подобную скрытую недоброжелательность по отношению к Советской власти. При этом, согласно моим наблюдениям, очагами такой недоброжелательности являются педагогические коллективы школ, преподавательские коллективы отдельных институтов и университетов, а также учреждения культуры типа библиотек и проч.

…Отдельные представители крестьянства также высказывают скрытое неудовольствие курсом партии и правительства. Некоторые при этом весьма скептически высказываются по поводу партийных работников, приезжающих на село подымать идейный уровень жизни.

Так, житель села Татарск Монастырщинского района Сервиров в частной беседе сообщил, что парторг колхоза Бутенко часто бывает в нетрезвом состоянии, пристает к дояркам и в подобном виде позволяет себе весьма резкие выражения в адрес высших должностных лиц государства. Ему, в частности, принадлежит высказывание: «Кукурузник чертов, только не летает!» — имеется в виду Первый секретарь ЦК КПСС тов. Н.С.Хрущев.

Многие колхозники намерены отказаться или же уже отказались от содержания в подсобном хозяйстве крупной скотины. Доярка Варвара (фамилию узнать не удалось) из села Порецкое Горьковской области заявила, что их задушили налогами.

…Работники крупных промышленных предприятий, с которыми мне довелось общаться, мало интересуются политикой. Круг их интересов весьма ограничен. Некоторые в доверительном разговоре сообщают, что часто выносят с завода различные детали, а затем по низкой цене сбывают их на рынке. При этом они утверждают, что сегодня подобным мелким воровством пробавляется практически весь рабочий класс, не говоря уже о заводских мастерах и более крупных начальниках. Ссылаются на то, что зарплаты не хватает даже на питание, а уж о том, чтобы хорошо одеться, и речи быть не может.

По сообщенным мне сведениям, директор завода металлоизделий из г. Калинин некто Лобызов купил машину марки «Победа» на средства, вырученные со спекулятивной продажи ворованных с завода инструментов. Возможно, необходимы проверка данной информации и принятие соответствующих мер.

…Наиболее надежными в политическом смысле остаются бывшие фронтовики. Правда, необходимо отметить, большинство недовольны развенчанием культа личности Сталина и позволяют себе критические высказывания в адрес тов. Н. С. Хрущева в связи с его выступлениями на XX и XXII съездах партии».

Оглядевшись по сторонам, Игорь увидел, как, хлопнув скрипящими дверьми, от остановки стал отъезжать старенький полупустой автобус.

Призывно размахивая чемоданом, приезжий бросился наперерез, но молоденький водитель, ехидно улыбнувшись сквозь ветровое стекло, крутанул руль влево и преспокойно объехал опоздавшего пассажира.

Оставалось лишь с досадой плюнуть автобусу вслед и дожидаться следующего.

— Мамаша, — обратился Игорь к сухонькой старушке, волочившей, будто муравей, огромный мешок на горбу, — здесь автобусы часто ходят?

— Тяжело, родимый, тяжеленько, — ответствовала мамаша, ловко перебрасывая поклажу с одного плеча на другое, — а что делать прикажешь?

— Я спрашиваю, как тут у вас с транспортом? — проорал столичный гость в самое старухино ухо.

— Ага, — кивнула она, — спасибочки. Здоровье, оно в нашем возрасте самое главное.

В сердцах Игорь швырнул к ногам чемодан — и тут же обнаружил невдалеке, среди редких общипанных кустов, крашенный в голубое дощатый домик с надписью «Закусочная».

Его встретил на пороге монотонно жужжащий рой мух.

Из-под потолка свисали длинные клейкие ленты, будто крупной черной крупой, усеянные насекомыми; огромные тяжелые мухи кружили вокруг этих липких могильников, над еще шевелящимися товарками, попавшими в плен, облепливали прилавок и ползали по выставленным за стеклом бутербродам со свернувшимися тонкими ломтиками сыра и коричневатым, с потрескавшейся кожицей куриным тушкам, обжаренным до загорелого глянца с одной стороны и сохранившим тифозно-зеленоватый оттенок с другой.

В глубине помещения, в полутьме, разведя руки в стороны, высилась огромная женская фигура, казалось, составленная из одних только шаров и округлостей и увенчанная тяжелым, будто закруглившаяся шляпка гриба-боровика, темным шиньоном. К животу, словно подчеркивая его объем и монументальность, был пришлепнут коротенький, почти детский и при этом довольно-таки грязный передничек, свидетельствующий, что данная фигура и есть хозяйка этого заведения, буфетчица.

Бездвижная и мрачная, она царила в этом мушином жужжащем царстве, будто древнеегипетский сфинкс.

«…Насколько могу судить, состоявшееся во исполнение решений съезда партии перезахоронение тела Сталина также до сих пор вызывает в некоторых слоях населения неоднозначную реакцию. Представители периферии, видимо, хуже информированы о решениях партии и правительства, но при этом они в меньшей степени подвержены буржуазному влиянию Запада. Жители столицы и крупных промышленных центров, как явствует из последних моих наблюдений, по-прежнему более критичны в своих высказываниях. На мой взгляд, тревожным фактом является, что большинство пассажиров поезда позволяли себе абсолютно безответственные высказывания в присутствии посторонних, малознакомых людей, нимало не заботясь о том, что их слова могут быть неправильно истолкованы. Налицо понизившийся уровень политической грамотности и самосознания.

…Вероятно, необходимо также обратить внимание на репертуар кинотеатров и кинопередвижек по всей стране. При обилии серьезных художественных достижений СССР в области кинематографии большое число потенциальных зрителей предпочитают трофейные фильмы на мелкобуржуазные темы. Возможно, назрела необходимость активно рекомендовать соответствующим структурам шире пропагандировать революционные достижения советского киноискусства и снизить поток ремесленной продукции западных киностудий, отмеченной бессмысленной развлекательностью. Возможно, следует также рекомендовать Комитету по кинематографии создать новые фильмы в жанре советской кинокомедии, развивающие традиции таких любимых народом лент, как «Волга-Волга», «Цирк», «Веселые ребята», «Карнавальная ночь» и др. По моим наблюдениям, эти фильмы до сих пор пользуются не меньшим успехом, чем низкопробная западная продукция капиталистических стран, в частности США и Франции».

— Скучаете, девушка? — Игорь извлек на свет одну из самых ослепительных и безотказно действующих на слабый пол улыбок и подарил ее буфетчице.

— Ну, скучаю, — прокуренным голосом отозвалась «девушка». — А тебе чего? Уж не развеселить ли собрался?

Она неприветливо поглядела на вошедшего маленькими заплывшими глазками.

— Я бы с удовольствием…

— Ростом не вышел, — отрезала буфетчица.

Не слишком любезное обращение, прямо скажем.

— Я приезжий, — сообщил Игорь, хотя это было и так ясно, и для убедительности продемонстрировал верный чемодан. — Не подскажете, где у вас тут можно остановиться?

— Чего я тебе, стол справок?

— Ну, раз так, — пожал плечами Игорь, — налейте-ка мне пивка. «Жигулевского». Да похолоднее.

— Какое есть.

Она швырнула на прилавок стакан с несмываемыми уже следами жира и, сколупнув крышку, с размаху поставила бутылку перед надоедливым клиентом.

По здравом размышлении Игорь отказался от стакана и прихлебнул пиво прямо из горлышка, а затем вновь с хорошо сыгранным доброжелательным интересом уставился на буфетчицу. Ему уже стало доставлять тайное удовольствие поддразнивание могучей дамы.

— Впервые в Новочеркасске, — сообщил Игорь. — Замечательный городок. Мне очень нравится.

— Ничего замечательного не вижу, — хмыкнула та. — Одно слово: дыра.

— Вы несправедливы! Наверняка здесь должно быть много интересного!

— Дыра, она и есть дыра, — упрямствовала буфетчица. — На танцы и то не каждый день сходишь. Кино привозят — старое. От этих «Кубанских казаков» тошнит уже.

— А вы книжки читайте, — посоветовал Игорь.

— Сам читай, если такой умный!

— Слышал я, у вас тут завод знаменитый есть. Будто бы всю страну электровозами снабжает.

— Завод есть, это верно, — согласилась буфетчица. — Да мне что проку от этих паровозов! Ни горячо, ни холодно. Замуж за них не выйдешь.

— Зато за рабочего можно.

— За рабочего! — хмыкнула буфетчица, а затем вдруг разразилась гомерическим хохотом. Перепуганные мухи так и взвились над ее покачивавшимся в такт смеху шиньоном. — Сам выходи за рабочего, я на тебя тогда погляжу!

Вообразив эту картину, она загоготала с удвоенной силой.

— «Уж. Замуж. Невтерпеж», — пробормотал под нос Игорь, а вслух произнес: — Не понимаю, чем это вам так не угодили местные рабочие?

— Я эту пьянь на дух не выношу! — сообщила буфетчица. — Меня они на рабочем месте во как достали, а ты еще хочешь, чтоб я с таким дома тять-калась! Хорош! Я бы завод этот разогнала, к чертям собачьим, все равно никакого от него проку нет.

— Не скажите, — возразил он. — Вот я про него книжку напишу, сразу вас прославлю!

— Книжку? — удивилась буфетчица.

— Ага.

— Так ты, чего — писатель?

— Представьте себе.

— Врешь!

— Чтоб я сдох.

— То-то я гляжу: внешность у тебя столичная! — В заплывших глазках мелькнул интерес. Больше того, буфетчица попыталась выдавить на лице некое подобие улыбки. — И чего, — проговорила она, наваливаясь грудью на прилавок, — на всю страну про нас пропишешь?

— Посмотрим, — уклончиво отвечал Игорь. — Я в командировке, собираю материал для нового романа. Если у вас найду что-нибудь интересное, значит, напишу.

— Интересное?

— Ага. Может, про передового рабочего…

— Вот все про рабочих пишут, нет чтоб про торговых работников написать! — В словах буфетчицы засквозила праведная обида. — Что, мы не люди, что ли, рылом не вышли?

— А еще мне говорили, жизнь тут у вас богатая, — продолжал собеседник, деликатно обходя вопрос насчет рыла. — Народ живет в свое удовольствие. Юг все-таки, казачья вольница!

— Вольница? — удивилась она, а потом вновь зычно заржала, да так, что звоном откликнулись стаканы на подносе. Игорь вежливо хихикнул в ответ, ожидая продолжения монолога. — Была вольница, да вся сплыла, — заявила буфетчица. — Пашешь, как проклятая, а денег — кот наплакал. Какая может быть вольница без денег? Мне-то еще хорошо, я при продуктах работаю, с голоду не подохну, а вот каково заводским приходится, уж я не знаю! В магазинах шаром покати. В запрошлом месяце в универмаг марлю завезли, такая очередь собралась, аж страшно было.

— Ну, я бы сказал, марля — не первый продукт питания, — усмехнулся Игорь.

— Может, и не первый, — в пылу полемики буфетчица даже не услыхала иронии, — а только чем детей пеленать? А колбаса? А макароны?! Это тоже, по-твоему, плевое дело? Интересно, что там думают, в Москве или где, на что рабочему человеку жить и кормиться, а?

— Народ, значит, недоволен?

— Народ, может, и доволен, а вот мы — нет, — заявила буфетчица. — Говорят, в Москве фрукты-овощи даже зимой продают, а мы чем хуже?! Слу-хай, — оживилась она, — ты ж из Москвы?

— Есть немного, — уклончиво пробормотал Игорь.

Оживившись пуще прежнего, дама подалась ближе к собеседнику и при этом навалилась обильной грудью на жалобно пискнувший прилавок.

— А чего, она правда такая большая, как в кино показывают?

— Ну, достаточно…

— Домов, говорят, много, не сосчитать!

Игорь неопределенно кивнул.

— А правда, там артисты по улицам разгуливают?

— Бывает.

— Ой, слухай! — обрадовалась буфетчица. — А ты там этого, из кино, не видел?

— Которого?

— Ну, который синеглазенький!

Игорь улыбнулся:

— Стриженова, что ли? Из фильма «Овод»?

— Ага, его. Ой, он мне так нравится, такой красавчик! Ты не знаешь, он женатый?

— Не в курсе.

— Повезло же ж, наверно, какой-то бабе, — мечтательно вздохнула буфетчица, вновь возвращаясь к наболевшей тематике, — а у меня тут одна пьянь ошивается. Тьфу!

— Не горюйте, будет и на вашей улице праздник. Найдется тут у вас гостиница какая-нибудь?

— Клоповник, что ль? Мы ее промеж собой клоповником прозываем. Есть гостиница, а как же!

— Выручайте! Подскажите, как до нее добраться.

— Так проще простого, — сказала буфетчица. — Сядешь на автобус, доедешь до центра, а там спросишь.

— Девушка, вы — прелесть! — воскликнул Игорь и подхватил чемодан.

— Скажешь тоже, — кокетливым жестом отмахнулась она, покрываясь густой краской. — Сдачи возьмите, гражданин!

Но Игоря уже и след простыл.

Немного спустя он высаживался на центральной площади городка.

«Дыра — это еще мягко сказано», — усмехался он про себя, оглядываясь по сторонам и припоминая нелестную характеристику буфетчицы о родном Новочеркасске.

Ветхий, пыльный, весь какой-то нелепый и скособоченный, донельзя провинциальный, город производил тоскливое впечатление. Ленивая жизнь протекала за кривыми заборами, во дворах и палисадах. Женщина в рваном халате, вывешивавшая белье на веревках для сушки, рассеянно проводила Игоря взглядом. В выбоинах у дороги копошились куры.

«Бежать. Поскорее окончить все дела и бежать!» — колотилось в мозгу.

Впрочем, Игорь понимал, что бежать будет не так-то просто.

Задание было туманным, а значит, весьма серьезным.

Если Бугаев что-то недоговаривал, на то имелись особые причины.

Если бы цель заключалась в том, чтобы проведать умонастроения в заводской рабочей среде, сюда прислали бы кого-нибудь пониже рангом, а то и вовсе обошлись бы отчетами местных гэбэшников.

Видимо, в Новочеркасске предстояли какие-то важные события: эмиссару из центра придется контролировать их ход.

Игорь обычно старался не анализировать задачи, которые ставило перед ним начальство, — он оценивал их единственно с точки зрения путей реализации.

Конечно, ему было жаль гимнастов Сетчиковых, но если Сетчиковы решились предать свою страну и свой народ, значит, они должны были понести наказание — вот и вся логика.

Никакой другой логики не существовало и не могло существовать.

С предателями нужно быть жестким и безжалостным.

Впрочем, когда Игорь впервые участвовал в операции по ликвидации изменника, продавшего государственный секрет и бежавшего в Финляндию, он был по-настоящему ошеломлен увиденным.

Предатель умирал на его глазах, сбитый «случайной» машиной; согласно заданию, Игорь двигался в нескольких метрах позади от жертвы и чуть-чуть подтолкнул ее на оживленном перекрестке. Собственно говоря, припоминая те события, Игорь убедил себя в том (и это было недалеко от правды), что он не столько толкнул предателя под колеса грузовичка, сколько всего лишь не дал отступить на спасительный тротуар, уперевшись рукой в спину.

Никто ничего не понял, Игорь запомнил лишь прикосновение напрягшейся спины жертвы, скрип тормозов — и все.

Затем мужчина лежал на асфальте, отовсюду сбежались зеваки; изо рта показалась темная струйка крови.

Предатель растерянно, будто не веря в происшедшее, озирался по сторонам, не в силах повернуть голову и лишь вращая глазами, и на лице его был написан испуг перед неведомым; потом веки мелко-мелко задрожали, и будто невидимая кисть провела под глазами и у крыльев носа жертвы, и на лицо легли мертвые фиолетовые тени.

Он умер.

«Отлично проведенная операция», — оценил полковник Бугаев, усаживая Игоря в кресло напротив рабочего стола, и перешел к более насущным вопросам.

Игорь глядел на него, с трудом разбирая смысл слов, и пытался отогнать прочь пульсирующую в висках мысль: неужели государственная безопасность — это всего лишь убийства во имя интересов страны?

Но время шло, и он привык к специфике своей работы, как привыкают ко всему, и чувствовал прилив гордости, когда произносилось слово «чекист». Чистильщик родной страны от всяческой нечисти — вот кто он такой.

В небе загромыхало, и Игорь, подняв глаза, с удивлением обнаружил, что над головой успели собраться сизые грозовые тучи, и первые тяжелые капли уже застучали по асфальту.

Подняв над головой чемодан, как щит, Игорь огромными лягушачьими прыжками пересек пустынную площадь и ввалился в темный вестибюль обшарпанной гостиницы.

Внутренность ее вполне соответствовала определению буфетчицы: клоповник и есть клоповник.

— Мест нет, — хмуро сказала администратор, оторвавшись от залистанной книжонки, — у нас тут слет колхозников, все места зарезервированы.

У нее было худое, изможденное лицо и темные припухлости под глазами.

— Плохо вы встречаете гостей, — покачал головой Игорь. — А если мне остановиться негде? На улице ливень, у вас нет мест… Вот заболею и умру, и моя смерть будет на вашей совести.

— Сказано же, — повторила администратор с обреченной нотой в голосе, — нету мест!

— Я издалека, — попытался надавить на жалость Игорь.

— Все издалека.

Игорь вздохнул.

Конечно, он мог обратиться, куда следует, и места в гостинице появились бы, и не просто места, а самый лучший номер, и все было бы замечательно.

Но это нарушило бы условия игры.

Он был обязан появиться в Новочеркасске инкогнито, и ни одна живая душа не должна была догадаться, кто он, что он и какова цель его приезда.

Конечно, считалось идеальным вариантом, если бы Игорь прибыл на электровозостроительный, скажем, по обмену опытом, но для этого требовалось, как минимум, владеть какой-то рабочей специальностью, чтобы тут же не попасть впросак.

В принципе подобные ситуации были предусмотрены, и в органах, Игорь знал, служили ребята, пришедшие с фабрик и заводов и способные при необходимости внедриться в любую рабочую среду, но их квалификация, как видно, не подходила для выполнения особо ответственных и деликатных поручений, мастером которых числился Игорь.

«Н-да, это тебе не хоп хреном по деревне, — сказал однажды полковник Бугаев, — и на елку взлезть, и жопу не уколоть. Тут особенная военная хитрость требуется!»

Тогда и была придумана легенда, согласно которой Игорь на время выполнения заданий в незнакомой для себя среде становился начинающим литератором, ознакамливавшимся с кипучей жизнью страны. Точнее сказать, поначалу он представлялся корреспондентом газеты, однако статус столичного корреспондента немедленно настораживал руководителей предприятий, куда приезжал Игорь, да и простые люди старались держаться особняком, не торопясь открыть свои маленькие секреты: мало ли что в газете потом прописать могут!

Прессу боялись, прессы опасались и сторонились.

Что же до «начинающего литератора», то его никто не принимал всерьез.

— Какую вы книжку уже написали?

— Пока еще никакую.

— А вас где-нибудь печатали?

— Пока еще нигде.

Игорь напускал на себя вид наивного дилетанта, и на это покупались все.

«Будь проще, — напутствовал подопечного полковник Бугаев, — народ, он простоту любит, а начальство — дураков. Если начальник тебя раскусит, если увидит, что ты парень не промах, знай, он тебя на пушечный выстрел к себе не подпустит. Будет очки втирать, на ужин в рестораны приглашать, секретарш под тебя подкладывать. Это, конечно, неплохо, если секретарша — статная девка, но для работы все равно вредит. Лучше, чтобы так: и секретаршу под тебя подложили, и все секреты открыли».

И, довольный собою, Бугаев заливался гортанным смехом.

Игорь делал из сказанного выводы. К будущим жертвам он заявлялся, наивно сводя брови домиком. Должно быть, со стороны его принимали за маменькиного сынка и полудурка.

Люди искусства — что с них возьмешь!

«Мели, Емеля, твоя неделя!» — отмахнулся от Игоря начальник крупного производства, позволив влезть в самые жгучие секреты своей вотчины, и вскоре поплатился за это.

Начальника сняли и осудили лет на десять — пятнадцать — Игорь точно не помнил — за попытку организации на предприятии «параллельного», или, точнее сказать, подпольного производства. Рассказывали, что при оглашении приговора огромный, гренадерского роста мужчина плакал, как ребенок, взахлеб, растирая слезы по лицу широкой шершавой ладонью.

Кажется, он так и не понял, каким образом о его тайной деятельности прознали в органах.

Такой большой — и такой наивный!

Упоминание о профессии начинающего писателя, которое у мужчин вызывало, как правило, снисходительную ухмылку, на женщин отчего-то действовало пьяняще. Женщины размякали и становились ласковыми и податливыми, словно пластилин.

Игорь вздохнул и проникновенно поглядел на гостиничного администратора.

— Неужели вы так не любите литераторов? — вкрадчиво поинтересовался он. — Вот книжку читаете, я вижу, а живого писателя прочь гоните.

— А вы что, писатель?

— Увы.

— Нет, правда?

— Чтоб я сдох.

Администратор поглядела на собеседника с нескрываемым любопытством.

— А что вы написали, может, я знаю?

— Пока еще ничего. Я — начинающий. Но при этом очень, очень талантливый.

— Да? — озадаченно пробормотала она.

Наживка сработала. Было очевидно, что теперь женщина от всей души жалела молодого творческого работника и пыталась сообразить, чем может помочь в данной ситуации.

— Неужели вам вообще жить негде?

— Здесь — негде. Я в творческой командировке, только что с поезда. Собираю материал для книги. Наверное, напишу про ваш завод…

— Про электровозостроительный? Правда?

Игорь солидно кивнул.

— Надо же! — всплеснула руками администратор. — У меня на электровозостроительном дочь работает. Штамповщицей.

— Вот видите, — укоризненно произнес Игорь, усмехнувшись про себя: после знакомства и разговора с проводницей поезда упоминание о дочери-штамповшице звучало почти как анекдот. — Дочь на заводе работает, а вы не даете возможности, чтобы о ней узнала вся страна. Мне ведь условия для творчества требуются, не просто так! Разве я поверю, что в таком замечательном городе, как Новочеркасск, не найдется отдельного номера для командированного начинающего литератора!

Администратор чуть не плакала.

— Ну, где ж я вам этот номер возьму? Ну, нету!

— Катастрофа! — заключил Игорь и с размаху опустился на старый, жалобно скрипнувший стул.

Он уже наверняка знал, что администраторша что-нибудь да придумает.

«…Новочеркасск в целом мне представляется активно развивающимся городом, чей расцвет пришелся на годы Советской власти. Налаживается строительство многоквартирных домов для рабочих, действуют культурные учреждения. Как мне стало известно, намечено строительство новой гостиницы».

— Знаете что, — сказала администраторша, — если хотите, я вас к себе приглашу. Жилье у меня не Бог весть, но все же отдельное…

Игорь с сомнением покосился на женщину.

Старовата для флирта.

Если она решила, что за хлеб и кров заполучила молодого жеребца, то просчиталась, голубушка.

Администратор глядела на Игоря подслеповатыми глазами, и на поблекшем, усталом лице ее светилась робкая и застенчивая улыбка.

Лет сорок с гаком тетеньке, никак не меньше, и вся тяжелая жизнь ее — как на ладошке, в морщинах и темных мешках под глазами.

— Не хотелось бы вас стеснять, — галантно расшаркался Игорь.

— Ничего-ничего, — оживилась администратор, — у нас две комнаты, я сына и дочку к себе переселю, а вам отдельную предоставлю. У нас даже вода есть в квартире.

— Горячая?

— Горячую мы на плите разогреваем.

«Сервис на уровне лучших отелей Парижа», — подумал Игорь.

Вслух же он произнес:

— Замечательное предложение. А я вас не очень стесню?

— Ну что вы! Дочка будет очень рада. Она у меня литературу очень любит, прямо зачитывается. Тоже с детства хотела писательницей стать и даже стихи писала, но ведь надо деньги зарабатывать, я без мужа живу — вот и устроилась на завод.

— Сколько это будет стоить?

— Что?

— Ну, комната.

— Ах, комната! — Администратор залилась краской.

Игорь с удивлением наблюдал за такой реакцией. В крупных городах гостиничных дамочек трудно смутить упоминанием о презренном металле, уж они-то своего никогда не упускают, Игорь знал по опыту.

— Так что, дорого возьмете?

— Да сколько дадите, — пролепетала администратор, — мы люди простые, нам все одно прибавка в хозяйстве будет.

— Отлично, — подбодрил ее новоиспеченный постоялец, — я еще и на харчи могу подбросить, если вместе питаться будем.

— Так, значит, договорились? — обрадовалась женщина. — А если не понравится, я вас в гостиницу переселю, как только слет закончится!

— По рукам, — заключил Игорь.

«…По внешним признакам и общению с горожанами у меня не возникло ощущения, что в Новочеркасске готовятся какие-либо антиправительственные акции. Здесь царит провинциальное настроение, и люди ведут себя по принципу: чем тише, тем лучше. Мелкие недовольства не дают основания заявить, что жители города способны к резким выступлениям. По крайней мере, в сравнении с настроениями на крупных предприятиях Москвы и Ленинграда атмосфера в Новочеркасске может считаться спокойной».