Глава двадцать пятая

Под ложечкой образовалась сосущая пустота — и не потому, что целый день я ничего не ела. Солнце склонялось к горизонту, листья — те, что не сгорели — резкими контурами ложились на сине-розовый фон закатного неба. Запах пепла обволакивал, как масло. Жар от горящего пня оказался в такой близости к земле не пылающим адом, а ласковым теплом.

Рядом со мной стоял Пирс, сцепив перед собой руки с побелевшими костяшками пальцев, и на лице его отражалась боль воспоминаний, которыми он не собирался делиться. Скоро наступит закат, и мое предложение уйти Пирс оставил без внимания. Заявил, что Ал не будет его трогать, пока он «защищает» меня. А мне защита не нужна… ну, может, и нужна все-таки.

Кто-то из вернувшихся детей Дженкса принес ему одежду потеплее — измазанную садовой грязью и с прошлого года не стиранную. Она доходила до самой земли, и Пирс странно выглядел с выглядывающими из-под нее босыми грязными ногами.

Дженкс олицетворением страдания стоял рядом со мной и смотрел, как горит его дом вместе с Маталиной. Слезы, капая из его глаз, превращались в блестящую пыльцу, чистое серебро, окутывавшее его нереальным сиянием, придававшее вид почти призрачный. И дышал он тяжело и болезненно, каждый вдох и выдох начинались где-то в самой глубине груди.

Его дети были в саду, безмолвные. Вернулись все, кроме Джакса, и горе их было окрашено неуверенностью перед неизвестным будущим. Никогда ни один пикси не переживал свою супругу, и как бы ни были они счастливы вместе, им трудно было понять, что будет дальше. Они радовались, что жив отец, оплакивали мать и не понимали, как можно это делать одновременно.

В пламени замигали синие и зеленые отсветы — это загорелись комнаты, полные пыльцы пикси. Дыхание жара завернуло пламя спиралью, вверх — будто оно устремилось к небу. Пальцы Дженкса коснулись моих, взяли меня за руку. Огонь очищает, но сердечную боль ничто не в силах облегчить.

— Мало было бы слез, даже если бы небесные алмазы падали из глаз, — шептал Дженкс, опустошенный и отключенный от мира. — Слово мое молчит, хотя мне выть было бы должно. Смятые смертью, крылья мои не поднимут меня туда, где можно найти тебя. Я ощущаю тебя в себе, не знающую о моем страдании, не понимающую, кого я оплакиваю.

Он поднял на меня взгляд, блестящий от слез.

— И почему я дышу в одиночку.

Я переступила босыми ногами на холодной земле. Ну, не поэт я. Нет у меня слов. Только слезы застилали глаза, когда я с ним вместе смотрела, как сгорает его жизнь.

Такого тяжелого дня никогда еще у меня не было. Я видела, как возвращаются домой по одному дети Дженкса, и каждый не знает, зачем его сюда позвали и как реагировать. Можно было себе представить, что случается обычно с одинокими душами, выброшенными в мир, страдающими и предоставленными сами себе. И видеть, как до них доходит, что они не одиноки, что есть с кем поделиться горем, было и больно, и радостно. Дженкс был связывающей их силой, тяготением, приведшим их обратно. И даже фейри, выпущенные из тюрьмы, чтобы нашли себе пропитание, притихли.

— Мне очень жаль, Дженкс, — прошептала я, глядя, как растут языки пламени. Они согревали лицо, только дорожки от слез оставались холодными. — Я бы хотела, чтобы ты жил опять в столе.

Он глубоко вздохнул, шевельнул крыльями, потом они легли на спину неподвижной паутинкой. Ничего не сказав, он высвободил руку из моих пальцев и посмотрел туда, где едва слышно шумели фейри, охотясь на пауков среди вечерней прохлады. Очевидно, крылья были причиной, почему они в поисках еды портили сад, и сейчас они восхищались новообретенной ловкостью, позволяющей проникать в узкие места. А главное — что они сад не портят.

— Нет, спасибо, — ответил Дженкс тихо, глядя на деревья. — Все равно я уже в этом пне жить не мог бы. — Дети найдут, где поселиться — у них хижины по всему саду. А я буду у себя в офисе спать.

Мне невыносимо было думать, что он поселится в цветочном горшке, который превратил в свой офис на краю нашей территории. Очень подмывало заставить его выпить то снадобье, что приготовила Кери, превращающее малые предметы в большие, но я сейчас не решалась об этом заговорить. Я задрожала, а Дженкс отвернулся от огня, ссутулившись.

— Тебе стоит снова стать большой. Для тебя здесь слишком холодно.

— Мне тепло, — ответила я чистую неправду.

Дженкс многозначительно посмотрел на Пирса, и тот снял куртку и накинул на меня. Я бы возразила, но куртка была теплая и пахла Пирсом и садом. Повеяло красным деревом, когда я запахнула ее потуже, а Дженкс смерил взглядом Пирса, и впервые в этом взгляде мелькнуло что-то, кроме горя.

— Ты меньше, чем я думал, если тебя довести до моего размера, — сказал он сухо. Послышался жуткий похоронный плач, и Дженкс обернулся к своему дому. Пламя уже пробилось сквозь потолок, и ветер хлынул в образовавшиеся дыры, раздувая огонь. Как будто стонала сама древесина, и мне стало жутко. — Наверное, стоит мне сейчас дать тебе в глаз за то, что заставишь Рэйчел плакать.

— Я не заставлю ее плакать! — возмутился Пирс.

Дженкс слегка приподнял крылья, покрасневшие от усилившегося кровообращения и от жара.

— Заставишь, заставишь. Все ее бойфренды заставляли — почему бы ты был исключением?

— Потому что я не такой, — возразил он.

— Пирс — не мой бойфренд, — нахмурилась я.

Переступив с ноги на ногу, я посмотрела на Айви — та стояла в добрых шести футах от горящего пня. Стиснув зубы, широко расставив ноги, руки на бедрах — как будто говорила ковену: «Вот только троньте!» Для постороннего наблюдателя картинка выглядела так, будто они с Кери жгут в саду какой-то мусор, не замечая похорон и фейри, шнырявших по саду, как… как фейри.

— Наверное, тебе пора, Пирс, — сказала я, глядя в небо. — Солнце почти зашло. Ты думаешь, что ускользнуть теперь от Ала трудно, а я полагаю, что при росте в четыре дюйма это просто невозможно.

Пирс посмотрел на меня недовольно:

— Во все мои дни никогда не приводилось видеть мне колдунью столь озабоченную возможностью похищения от демонов. Ал меня не беспокоит, я присматриваю за тобой. Он меня не тронет, иначе Тритон ему оторвет… гм… ну, не важно, — осекся он, покраснев.

Я поморщилась и отвернулась к огню. Странно, что выглядит огонь одинаково, независимо от моего размера.

У меня за спиной послышался шелест ткани, и я обернулась — на земле лежала шелковая нить. Шум издавал Сидереал, кравшийся вдоль нее, и Дженкс сплюнул на землю.

Несколько более утонченный Пирс придвинулся ко мне и сказал:

— Не люблю я их.

Он смерил взглядом фейри, намного большего. Мы были размером с пикси, так что фейри на два дюйма был нас выше. Или — в этом масштабе — на два фута.

— И я тоже, — ответила я, вспомнив отравленный дротик, который Пирс из меня выжигал. Но тут Дженкс выпростал шпагу, и я на миг встревожилась.

— Дженкс, спокойнее, — сказала я вполголоса, не желая повторения утренних событий. — Послушаем, что он хочет сказать.

Сидереал встал с выражением страдания на лице. Шевельнул плечами, поправил драную, похожую на паутину одежду. Вид у него был такой, будто он чует какую-то вонь. Верхняя губа задралась, обнажив зубы, похожие на вампирские. Вообще фейри с их бледными длинными лицами и зубами, предназначенными для поедания насекомых, — самые, пожалуй, страшные внутриземельцы из всех, кого я знаю.

— Я бы сказал спасибо, что выпустили нас из тюрьмы, но это было бы свидетельством слабости, — сказал он, пришепетывая из-за длинных зубов.

— Я бы извинилась за ваши сожженные крылья, но не стану по тем же причинам, — ответила я.

Мне хотелось, чтобы Дженкс слегка сдал назад, но я его понимала. Они убили его жену.

— Ты… надо было вам всем глотки перерезать! — крикнул Дженкс, и крылья его слились в круг, подняв ветер у земли. — Вы мою Маталину убили!

Фейри снова оскалил зубы, и меня охватила паника.

— Дженкс, это я виновата! — крикнула я. — Из-за меня они напали. Прости, если бы я могла вернуть…

Крепко зажмурившись, я пыталась сдержать слезы. Черт, черт, это же я во всем виновата!

Дженкс тут же посерел лицом:

— Я не это имел в виду.

— Но это правда, — возразила я, все же не зная, что я могла бы сделать по-другому — разве что их убить. — Они бы никогда не напали, если бы не я.

Пирс подвинулся ближе к Дженксу, измеряя глазами напряжение между пикси и Сидереалом.

— Дженкс! — окликнул он его осторожно. — Я могу минутку поговорить с тобой наедине?

Дженкс нахмурился, явно понимая, что Пирс пытается развести их в стороны. Треугольное лицо стянуло суровой гримасой, пальцы шевельнулись лечь на рукоять шпаги. Сидереал зашипел, и я умоляюще посмотрела на Дженкса.

Не надо больше. Пожалуйста, не надо. Не сегодня.

Дженкс внезапно повернулся и скованной походкой ушел прочь, опустив голову. Пирс обнял его за плечи и ушел с ним, наклоняясь к нему и что-то говоря. Я с нелегким сердцем повернулась к Сидереалу, снова поразившись, как он высок. Представьте себе тощего вампира семи футов ростом, в лохмотьях и с двумя рядами острых зубов — и вы, может быть, поймете.

Сидереал смотрел, как горит дом Дженкса, и на лице его было написано удивление.

— Никогда бы не подумал, что он сожжет свой дом. Похоже, пикси все-таки можно цивилизовать.

Глубоко в душе у меня шевельнулась злость. Дженкс жег не свой дом, а свое прошлое.

Я кашлянула, и Сидереал посмотрел на меня — в темных глазах отражалось пламя, и они казались красными, как у демона, только с круглыми зрачками.

— Нас отпустят на все четыре стороны? — спросил Сидереал, поймав мой взгляд. — Медленная смерть — это то, что ты нам дашь? Умирать от голода или от зимних холодов?

Он посмотрел в сторону Пирса и Дженкса. Кажется, они все слышали — благодаря подслушивающему заклинанию Пирса.

— Хм, — ответила я, глядя на Пирса так, что он скукожился. — Не хочешь присесть?

— Плохо, — вздохнул Сидереал. — Уж если просят присесть, ничего хорошего не скажут.

Я едва заметно улыбнулась и подошла к скамье, подходящей по росту для пикси. Рядом стоял ткацкий станок и чан, где Маталина замачивала паучьи коконы для размотки, и у меня сжалось сердце.

Для Сидереала скамья была слишком мала, и он посмотрел на нее взглядом, не оставляющим сомнений, что он предпочтет постоять. Я села, подняв на скамейку замерзшую ногу. Подошвы у меня почернели, но плевать. Зато демонских меток на них нет.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, и тень боли мелькнула на его лице. Он вздрогнул. Я запоздало сообразила, что это он пытался шевельнуть крыльями — фейрийская версия пожатия плеч.

— Теперь лучше, когда набил живот и могу мочиться не на глазах у всех, — ответил он сухо.

Я кивнула — на миг мне вспомнился Алькатрас.

— Была бы возможность поселиться в безопасном месте, где можно было бы выращивать растения, смогли бы вы прожить такими, как есть?

— Я не стану предлагать своим братьям зависеть от милости пикси. Ты можешь нас сделать такими, как мы были. Ты у нас в долгу…

— Ничего я вам не должна, — перебила я совершенно спокойно, опуская ногу со скамейки, чтобы поднять туда другую. — Я защищала свой сад. Вы на него напали, а я вас пощадила. Я вам ничего не должна, кроме того, что требует моя совесть, и будьте довольны тем, что я вам дам.

Он зашипел на меня сквозь длинные зубы, и я понизила голос, пока не ворвался Дженкс и не отрезал ему язык.

— Хочу попросить тебя об услуге, — сказала я тихо.

Сидереал сразу перестал шипеть, поднял серебристые брови.

— Услуга? От побежденных?

У меня в груди собрался ком. Господи, только бы он согласился. Ну действительно же мне надо, чтобы хоть что-то хорошее получилось из всего этого.

— Что ты думаешь о ней? — спросила я, подбородком показав на Кери. Она стояла рядом с Айви и говорила с тремя детьми Дженкса.

Лицо Сидереала сразу стало замкнутым.

— Она сплела проклятие, которое сделало тебя маленькой.

Я кивнула:

— И еще она была третьим номером при сотворении проклятия, которое вас убило бы. И очень злится на меня зато, что я его остановила. Что ты скажешь по этому поводу?

— Я бы тоже злился, если бы воин, которому я доверяю, остановил бы мою руку, — ответил он сдержанно. Мне была понятна его дилемма. Кери пыталась его убить, но она же обладала искусством их исцелить, и он это знал. — Я слыхал, что эльфы были когда-то отважны и свирепы.

— Она мой друг, — сказала я, подтягивая первую ногу и садясь по-турецки. Боль в коленях совсем прошла. — Она взяла на себя тяжелую роль — жить среди врагов шпионом. И хочет вернуться, но ей нужны глаза. Вот я и хочу, чтобы вы отправились с ней. Все вы.

Сидереал посмотрел на Кери, на меня.

— С чего я стану ей помогать?

В шепелявом голосе отчетливо слышалась злость.

— Я вас привела в такой вид, а не она. — Сидереал провел рукой от подбородка наружу вперед, будто хотел сказать: «Ну, говори давай». — Она живет в садах Каламака.

Серебряные брови приподнялись еще раз. Он заинтересовался, и я почувствовала, как зарождается надежда.

— Там нет ни птиц, ни пикси, никого. — Сидереал поднял голову к дереву, явно желая кому-то об этом рассказать. — Там можно жить незаметно и для нее шпионить. Мне на пользу.

От злобной улыбки Сидереала у меня мурашки пошли по коже.

— А это для моих братьев может быть приемлемо, — прошепелявил он. — Но я хотел бы кого-нибудь оставить здесь.

Вот как? Любопытно. Я взялась руками за грязную ногу, пытаясь ее согреть.

— Зачем?

Плечи фейри приподнялись и опустились — он пытался освоить человеческий жест.

— Убить тебя, если ты задумала предательство.

Я улыбнулась, оценив его честность, и он после момента недоумения улыбнулся в ответ. У него за спиной Кери учила детей Дженкса песне утраты — чтобы помочь им пережить горе. Четырехголосая гармония была так печальна, что сердце разрывалось.

— Я не смогу удержать Дженкса от поисков этого оставшегося. Так что выбери кого-нибудь, кто хорошо умеет прятаться. — Он зашипел, и я посмотрела с тревогой, пока не поняла, что это он смеется. — Пойди поговори со своими, — сказала я, вставая. От пальто пахнуло пикси и колдуном. Я протянула руку, и он уставился на нее. — Мне надо опять стать большой, — пояснила я. — Скорее всего я последний раз вижу тебя такого — выше меня ростом. У большого народа есть обычай — пожимать руки, когда встречаются и расстаются без вражды.

Он поднял руку, и ладони соприкоснулись.

— Без вражды, — повторил он, хмуря брови.

Пальцы Сидереала были велики по сравнению с моими, и странно шероховаты. Такое ощущение, будто я пожимала руку отцу.

— И с доверием, — добавила я, и наши руки расцепились.

Фейри улыбнулся, отчего у меня мурашки побежали по спине. Шагнув назад, он запутался ногой в шелковой нити, но остановился.

— У моего народа есть обычай: при расставании желать друг другу легких взлетов.

— Легких тебе взлетов, Сидереал, — сказала я негромко. — Мне жаль, что это случилось, но, быть может, что-то из этого выйдет хорошее.

Длинное лицо дернулось в жуткой усмешке. Он посмотрел наверх, в дерево.

— Кто знает, как выбирает Богиня.

Он схватился за шелковую струну и по сигналу его подняли наверх.

Я не стала смотреть ему вслед, а повернулась найти взглядом Дженкса. Я не сомневалась, что фейри мое предложение примут, а мне придется лишь морально отвечать за последствия приглашения бескрылых клыкастых фейри к Тренту на задний двор. Жуткий у них вид. Так ему и надо.

— Дженкс? — позвала я, желая попрощаться.

Пряди растрепанной косы у меня развеяло ветром, и Дженкс приземлился рядом. Наблюдал, очевидно. Лицо у него было печально, но на щеках — краска злости.

— Не нравится мне, что лазают они по саду как пауки, — сказал он, все еще не касаясь земли ногами и глядя в кроны деревьев. Потом он повернулся ко мне — и злость сменилась чуть ли не паническим страхом, когда он увидел выражение моего лица. — Ты уходишь.

У меня сердце екнуло.

— Я только стану опять большой. И буду здесь.

Ветер от его эмоций стал тише, ноги коснулись земли. Глаза у него заблестели, он их вытер, сам собой недовольный:

— Тинкины титьки, никак течь не перестану.

Он вздохнул, с силой выдохнул. Да, снова стать большой будет тяжело. Если бы он только мог со мной пойти!

Снова сердце прихватило болью, и я обняла Дженкса еще раз, неожиданно для него. Его руки обхватили меня — несколько замешкавшись, когда не нашли крыльев. Шелковый шепот его крыльев зашелестел под моими пальцами, и когда Дженкс захотел отстраниться, я на миг его придержала, обняв крепче.

— Я бы тысячу проклятий сплела, чтобы сегодня быть с тобой, — прошептала я.

Дженкс ссутулился, ткнулся в меня лбом.

— Больно, — выдохнул он шепотом, уронив руки по бокам. — Все время больно. Даже когда стараюсь не думать.

Глаза потеплели от слез, я отодвинулась на него посмотреть.

— Когда-нибудь это прекратится. — Я стиснула его плечи. — Ты даже не будешь стараться не думать, а больно не будет, и ты почувствуешь себя виноватым. А потом как-то утром ты проснешься, вспомнишь ее — и улыбнешься.

Он кивнул, не поднимая глаз. Господи, как же тяжело было видеть его таким сокрушенным!

— Ты уверен, что не хочешь стать большим вместе со мной? — спросила я снова, и руки убрала, когда он снова вытер глаза, рассыпая блестящие искры.

— Не нравится мне быть твоего роста, — сознался он. — Все пахнет не так, как должно быть. И моим детям я нужен.

«Он нужен детям», — подумала я, чувствуя, как забираются, крадучись, в душу пальцы облегчения. Он чувствует себя нужным, и это уже начало. Черт побери, Маталина и правда умерла.

— Пойдешь со мной в церковь? — спросила я, почти откровенно всхлипывая. — Только до двери. Мокриц боюсь.

Дженкс без единого слова сложил крылья и встал на землю. Бок о бок мы пошли по траве, доходившей мне до плеч, к нависающей громаде церкви. Торчал черный мощный шпиль на фоне бледно-синего закатного неба, и я подумала, как все это воспримет Бис, когда проснется. Наверное, очень неприятно пропустить такие важные события.

— Не понимаю, как ты вообще живешь, — сказала я, когда мы обходили большой валун — размером, наверное, в мой большой палец.

Дженкс пожал крыльями, как плечами:

— Когда умеешь летать, это проще. Им тяжело придется.

Он говорил о фейри.

— Тебе их жалко? — спросила я.

— Черта с два, тинкины трусы им в глотку! — возмутился он, но как-то вяло и неубедительно. Потом обернулся на топот, и я не удивилась, увидев бегущего к нам Пирса.

— Ты намереваешься расплести проклятие? — спросил он. Лицо его было в тени от горящего за спиной огня. Выражения было не разобрать, и я снова поежилась. Чертовски холодно.

Пирс встал с одной стороны от меня, Дженкс с другой, и так надежно и защищенно я уже давно себя не чувствовала, хотя меня сейчас змея могла бы проглотить.

— Мне нужно будет поговорить с Кери по поводу фейри. Я их пригласила к ней жить, — ответила я, и Пирс одобрительно и удивленно хмыкнул.

— Отлично составленный план, — сказал он, и Дженкс посмотрел на него поверх моей головы.

— А ты как думал? Рэйч глупых планов не составляет. У нее всегда есть выход. Ты только думаешь, будто она не знает, что делает.

Хорошо бы так.

Я сильнее запахнула пальто. Ноги немели от холода. Я целый день думала, как бы мне стряхнуть ковен со своей шеи. Кажется, они считают, будто Трент может мною управлять. Коли так, то, если я смогу управлять Трентом, у меня будет шанс. Не посредством связи с фамилиаром, а с помощью старой доброй манипуляции. Чары Пандоры напомнили мне об одной старой традиции, которую мне теперь надо будет восстановить.

— Фейри в саду, — произнес Дженкс, явно радуясь этой мысли. — Да еще и бескрылые? Тренту будет противнее, чем скунсу в саду у тролля.

Он почти улыбнулся, и что-то дошло у меня до сердца и дернулось. Господи, мне хочется, чтобы он нашел себе новую любовь. Но где? Через несколько лет он станет самым старым пикси, когда-либо жившим на земле. И никого не найдет с тем эмоциональным опытом, который у него есть. А ему это нужно. И он этого заслуживает.

Мы дошли до ступеней, я посмотрела вверх. Всего четыре ступени, но здорове-е-енные! Я обернулась — Айви на меня смотрела. Ну нет, не понесут меня, как младенца.

Рука Дженкса обвила меня за спину, я ахнула, когда вдруг оказалась в воздухе. Через три секунды я уже ощутила ногами дерево крыльца.

— Черт возьми, предупреждать же надо! — крикнула я, но повернулась у него в руках, не отпуская. Может быть, это мой последний шанс. — Прости, Дженкс. — Я обняла его еще раз. — Сколько времени тебе понадобится, столько и бери. Мы с Айви разберемся с ковеном сами. У меня есть идея.

Он стиснул меня, потом между нами появилось расстояние.

— Ты мне только говори, куда лететь, Рэйч. Я же для того здесь и нахожусь. Буду готов.

Айви ждала у подножия лестницы, поставив руку на бедро. Ну, постоит еще секунду, не рассыплется. И Пирс тоже.

— Трудно это все, — сказала я, шмыгая носом.

— Я никуда не денусь, — ответил он, и его кочующий взгляд вернулся ко мне.

— Ничего с тобой не случится?

Дженкс посмотрел через сад, туда, откуда слышались голоса детей.

— Думаю, что все будет хорошо. Мне никогда раньше такого испытывать не приходилось.

Я тронула его за руку, попыталась улыбнуться.

— У тебя хорошо получается осваивать новое.

Тут он наконец на меня посмотрел, и его сердечная боль дошла до меня в полной силе. Улыбающиеся губы задрожали, я почувствовала, как подступают слезы.

— Я… я пойду доставлю Пирса, — сказал он и улетел, треща крыльями.

Я энергично заморгала, глядя на запертую кошачью дверь.

Где Рекс?

Задрожали ступени, я встрепенулась — это по ним шла Айви.

— Меняешься? — спросила она и, не дожидаясь моего ответа, открыла одновременно и сетку, и внутреннюю дверь.

Душераздирающий вой привлек мое внимание — сверху летел Дженкс, таща в руках Пирса.

— Такое не каждый день увидишь, — сказала Айви себе под нос, когда они исчезли в коридоре — направляясь, очевидно, в мою ванную, где Айви положила одежду Пирса.

С моей новой точки зрения кухня выглядела впечатляюще. Айви остановилась у меня за спиной, когда я раскинула руки, обняла стену своей комнаты и закричала:

— И все это мое!

Айви посмотрела на меня:

— Что-то я не знаю, куда Рекс девалась, — сказала она. Моих слов она не слышала, но жесты были достаточно красноречивы.

— Ой! — Несколько поумерив свой восторг, я ждала возле выщербленного порожка, пока Айви открывала мою дверь и высматривала представителей семейства кошачьих. — А, она под кроватью! — воскликнула я, когда два желтых глаза посмотрели на меня сбоку от лэптопа, что дала мне Айви прошлым летом.

Айви не услышала — ее голова была у меня в шкафу, — и леденящий страх охватил меня, когда кошка встала и неслышными шагами двинулась вперед.

— Non sum qualis eram! — крикнула я.

Дыхание у меня вывернулось наизнанку, я потянулась за что-нибудь схватиться. С ревом навалилось головокружение, но я уже говорила непослушными губами: «Принимаю, принимаю копоть!» — чтобы ненароком не отключиться отболи. В отличие от чар земли, оборотных зелий, демонское проклятие не делает больно — если не сопротивляешься копоти. Зрение взвихрилось тошнотворной спиралью, я сумела вдохнуть еще раз. Возникающие легкие, пустые и спавшиеся, требовали воздуху.

— Как ты? — спросила Айви озабоченно и совсем рядом.

Я заморгала, увидела, что она держит меня под руку, не давая заваливаться. Рекс остановилась у моих ног, в недоумении подергивая хвостом. И я была голая как палка и волосатая, как орангутанг.

— Господи помилуй! — пробормотала я, хватая подушку и прикрываясь ею.

Сожрана кошкой. Интересно, как бы ковену понравилось?

Айви усмехнулась — глаза ее были черны от эмоций, которые я у нее вызвала.

— С возвращением, — сказала она сухо, отпуская меня и выпрыгивая в дверь.

Я услышала тяжелый стук и вздох — Айви прислонилась затылком к стенке в коридоре рядом с моей комнатой, а я пошла закрыть дверь, которую она оставила открытой. Но Айви выставила длинную ладонь, не давая двери закрыться.

— Я хочу с тобой поговорить, — сказала она из коридора.

Поколебавшись, я бросила подушку обратно на диван, рванула верхний ящик комода и вытащила ярко-красные трусы. Ага, красное сегодня будет хорошо.

Рекс запрыгнула ко мне на кровать, взмурлыкивая, чтобы привлечь внимание, но я не могла еще заставить себя до нее дотронуться. Тихий гул с колокольни дал мне понять, что солнце уже село — Бис взял за правило звонить в колокол, как проснется. Мне припомнилось, что свое имя вызова обратно я получила, и я улыбнулась. Можно шляться в халате по комнате, принимать душ и даже, быть может, ноги побрить, — не волнуясь, что в любой момент меня дернут.

Постепенно моя улыбка погасла.

И Ала мне не жалко. Вот ни капельки.

— Можно уже войти? — спросила из коридора Айви.

Я натянула через голову рубашку — красную под цвет трусов.

— Я не одета.

Щелчок закрывающейся двери заставил меня обернуться.

— Я же сказала, что не одета! — воскликнула я.

Айви стояла спиной к двери. Глаза у нее были карие и спокойные, но лицо суровое.

— Я тут посмотрела в Интернете про Пирса, — сказала она, и гнев у меня сменился тревогой.

Ага.

Избегая ее, я покопалась в верхнем ящике в поисках носков. Ноги, бывшие грязными и замерзшими, оказались чистыми. Шрамы снова исчезли. Если не считать появления волос, то демонские проклятия лучше душа. Я посмотрела на перепутанные волосы, отражающиеся в зеркале над комодом. Ну, почти. Нейротоксины от вампирского укуса никуда не делись, и митохондрии остались измененными. Да, и уши придется прокалывать. Снова.

— И насколько все плохо? — спросила я, дергая нижний ящик и вынимая оттуда футболку с надписью Таката — сцена. Мне было понятно, что она будет искать Пирса, но я не знала, хочу ли я слушать, что она нашла. Пирс мне начинал нравиться, а это значило, что ничего хорошего от него ждать не стоит.

— Достаточно.

Футболка проскребла по носу, пока я ее надевала, и я, чувствуя себя уже не такой голой, подошла к шкафу достать джинсы. Айви сидела у меня на кровати, длинными пальцами теребя уши улыбающейся кошки.

— Он мне говорил, что был членом ковена, — сказала я, по очереди засовывая ноги в чистые джинсы и застегивая молнию.

Так-то лучше.

— Бывших членов ковена не бывает, — буркнула Айви, когда я отвернулась и села на кровать надеть носки.

— Даже казненных за использование черной магии, — согласилась я. Конечно. Можешь полный автобус народу перебить извращенным белым заклинанием, а вот попробуй безобидное черное — и тебе сразу бойкот. Лицемеры проклятые. Подтянув ногу, я полюбовалась на безупречную гладкость подошвы. — Пирс мне сказал, что его судили в открытую, потому что им не понравился факт, что он вызывал демонов. Хотя он их вызывал, чтобы убивать.

— Это я нашла, — сказала Айви. — Но это еще не все.

Всегда есть еще что-то.

— Он знает, что я почти демон, — сказала я, видя, что она опустила глаза и явно ничего не хочет говорить. — Он мне плохого не сделает.

Но моя уверенность дала трещину от выражения ее лица.

— Спроси его про Элейсон.

Я полезла рукой под кровать за кроссовками. Они мне обошлись в целое состояние, но более удобной обуви у меня не было, потому что одна пара сапог осталась в Алькатрасе, а вторая рассеялась между здесь и безвременьем. Надо будет поговорить с Алом и объяснить ему, что пистолет — это была не моя идея. Что за идиот — в Ала стрелять!

— Элейсон — это была его подружка? — спросила я.

Мертвые бывшие — это я как-нибудь переживу.

Айви с больным видом покачала головой:

— Это был южный город восемнадцатого века.

Был? Ой!..

Я посмотрела на стену, будто могла сквозь нее увидеть Дженкса с Пирсом. Вдруг стало трудно дышать.

— И что он сделал?

Айви отпустила Рекс на пол, и кошка нетерпеливо стала ждать под дверью.

— Он его испарил черной магией, когда пытался убить демона.

— Угу. — Хорошо, что он мне не нравится. — Ты уверена, что это он?

Айви кивнула:

— Четыреста погибших.

Пальцы, завязывающие шнурки, стали медленными.

— Четыреста ни в чем неповинных людей убить — тогда понятно, почему он был в чистилище.

Айви вдруг оказалась рядом, и я подняла глаза.

— Рэйчел, я не против, если ты с ним переспишь, но давай тогда побыстрее и заканчивай с ним. Он тебя доведет до гибели. Совершенно того не желая, но доведет. Те, кто рядом с ним, погибают.

И те, кто со мной, тоже.

Я в подавленном настроении поставила ногу на дорожку.

— Буду осторожна, спасибо. — Я подняла глаза — Айви морщилась от внутреннего страдания. — Да ладно, я и правда буду острожной. О'кей?

Я встала, и она тоже, бледно улыбаясь:

— О'кей.

Я его об этом спрошу. Пусть расскажет все, как было.

В чистой одежде я почувствовала себя свежее, и еще целая ночь ждала впереди. Я собой владею и не раскисла. Справлюсь.

— Есть у нас что-нибудь поесть? — спросила я, думая о бесполезных теперь сонных чарах, что я сделала вчера. — Мне сегодня придется заклинания готовить. — Может быть, найти такое, что понижает кровяное давление. — Есть идея, как отбиться сразу и от Трента, и от ковена.

Айви, уже взявшаяся за дверную ручку, посмотрела на меня внимательно:

— Ковен тебя в покое не оставит.

— Попытаться я должна, — возразила я, идя за ней по темному коридору. Пирс рядом с моей закрытой ванной беседовал с Дженксом, и у меня стянулся в груди ком. Хорошо, что он мне не нравится.

— Я поговорю с Ринном, — предложила Айви, входя в кухню, и ее слова потерялись там. Локтем она включила свет. — Может быть, сейчас он поможет. Посылать фейри поджигать нашу церковь — нехорошо.

— Моя идея Ринна Кормеля не предусматривает, — протянула я, направляясь к холодильнику. Вынув оттуда пакет творога, я поймала ложку, которую Айви мне бросила. — У тебя есть номер сотового Дэвида? Мне надо, чтобы он мне нарыл кое-каких юридических материалов.

Айви улыбнулась:

— Сейчас получишь.

Она пошла к своему компьютеру.

Я сунула в рот здоровенную ложку творога, закрыла глаза от наслаждения мягкой массой. Господи, ну и проголодалась!

Но тут же глаза у меня открылись от легкой дрожи под ногами. Айви приподняла брови, и по церкви отдаленным громом пробежал рокот. С колокольни ударил колокол, и дрожь пробежала уже по мне. Амулет сильной магии, лежащий на сумке, запылал красным и погас. Черт, кто-то серьезно взялся за дело.

С треском растворилась дверь ванной, послышались шаги Кери, вошедшей из сада. Влетел Дженкс, рассыпая пыльцу с серым оттенком, но крылья его стали ярко-красными от волнения.

— Это не я! — поспешно объяснила я, когда он сел на центральный стол.

Плавно вошла Кери, придерживая рукой волосы, чтобы не растрепало ветром.

— Магический взрыв это был! — сказала она, задыхаясь. — Кто-то очень серьезные творит заклинания!

За ней вошел Пирс, и у меня сжалось сердце. Он побрился и переоделся в обычные свои темные брюки и куртку, глаза широко раскрыты, волосы растрепаны. Казалось, он полностью собой владеет, и все же… очень он уместно смотрелся в хаосе моей жизни.

«Элейсон, — напомнила я себе. — Четыреста погибших».

Отвернувшись, я съела еще ложку творога, не зная, когда еще появится возможность поесть.

— Я думаю, это была Брук, — сказала я, запуская снова ложку в творог. Солнце уже зашло, она попыталась меня вызвать. Глупая женщина. Но я это могу обернуть в свою пользу — с двойной выгодой.

Пирс бочком прошел мимо Кери и встал рядом со мной. Я глянула на него мельком — все внимание на еду.

— Она вызвала Ала, — сказал он ровным голосом. — Дура.

Отодвинувшись от кухонного стола, я съела еще одну ложку и закрыла крышку. На глазах у Айви я открыла буфет с амулетами и достала противоболевой. Да, он мне понадобится.

— Что ты делаешь? — спросила Айви.

Я, не оборачиваясь, подумала, могу ли сделать то, что хочу, без пейнтбольного пистолета. Решила, что должна.

— Ал по эту сторону линий. Его вызвала Брук, — сказала я.

— Рэйчел! — обрадовалась Кери. — Тебе теперь больше не надо бояться, что ковен тебя достанет. Это же чудесно!

Я обернулась — мотнулся активированный противоболевой амулет.

— Его вызвала Брук, а не ковен. Так как всем известно, что Ал — мой демон, обвинят меня.

Это неприятно было говорить, но такова была правда. Противная правда. Но я обращу ее себе на пользу, черт бы ее побрал.

Господи меня помилуй, я влипла.

Один за другим они реагировали, по мере того как соображали. Дженкс вспышкой пыльцы опустился ко мне на плечо, готовый к походу. Сообщить ему, что его с собой не берут, будет невесело. Но со мной пойдет не он, а другой. В котором я уверена.

— Бис? — позвала я. Крылья Дженкса тревожно зажужжали, когда громоздкая тень над холодильником вдруг утратила желтизну стен и оказалась молодым самцом горгульи. Он здорово освоил маскировку. Айви вздрогнула, и даже Пирс будто удивился, но я знала, что Бис где-то близко. При нем я лучше чувствую линии.

Кери с озабоченным лицом следила, как Бис сполз по холодильнику, подобный летучей мыши, и полетел, подпрыгивая, ко мне на кухонный стол.

— Что ты делаешь? — спросила Айви, и зрачки у нее расширились.

— Пытаюсь спасти шкуру Брук, — ответила я кратко, повернулась к Бису и вытерла пальцы посудным полотенцем. — Можешь передать меня туда по линии? — спросила я. — Проследить за подписью ауры Ала?

Горгуль кивнул, но я не слышала, что он сказал, потому что все сразу стали возражать. Одновременно.

— Ты фейрийского пердежа нанюхалась? — заорал Дженкс.

— Ты не умеешь прыгать, — выступил Пирс. — Ты не знаешь как.

— Тебя же убьют, только и всего, — заявила Айви, скорее злая, чем испуганная. — Ал наверняка думает, что это ты дала Пирсу пистолет, и тут ты входишь и заявляешь ему, что Брук он не получит?

— Ага. — Я поставила локти на стол, чтобы быть с Бисом на одной высоте. — Может, я смогу создать некоторую добрую волю между собой и ковеном — если не слишком поздно. Они не могут помочь Брук — вряд ли они вообще знают, что она в беде.

Кери стояла в глубине кухни, и ее неуверенность была отчетливо видна.

— Я с тобой, — сказал Пирс, обходя кухонный островок по дороге ко мне.

— Ты хочешь мне помочь спасти Брук? — спросила я. — От Ала? После того, как пытался его застрелить? Ой, не стоит. Ты останешься здесь. Для переговоров с Алом ты мне не нужен. — Пирс попытался возразить, я подняла противоболевой амулет. — Если ты, конечно, не хочешь принять побои, как подобает мужчине.

Он отступил.

Никто у меня нянькой не будет.

— Ты не умеешь прыгать, — напомнил мне Пирс. — Бис может, но не с тобой.

— А какой ему вред будет попробовать? — спросила я уверенно, и Бис шевельнул крыльями, порываясь в бой. — Сам Ал говорил, что я уходила в линию, не имея поддержки от горгульи. Прыжок местный, а не то чтобы я пыталась изменить реальность.

— Рэйчел… — зарычал он, но я не слушала. Айви тоже была недовольна, а Кери — встревожена. Надо поскорее отбывать, пока они не свалили меня и не сели сверху.

— Ну, вот и договорились, — сказала я весело. — Так, Бис, нас уже тут нет.

Дженкс подскочил в ужасе, когда Бис взмыл в воздух.

— Рэйч! Пирс говорит, ты не готова…

Но ждать я не хотела. И не должна была. Меня похищали, сажали в тюрьму, накачивали дрянью и обращались как с низшей расой. Я очень сомневалась, что мне удастся спасти Брук, но попытки может быть достаточно, чтобы остальной ковен ко мне прислушался. Кроме того, мне надо было поговорить с Алом.

Бис сел ко мне на плечо — легкий его вес едва ощущался. Хвост обернулся вокруг моей шеи, крылья сложились лодочкой за головой, неожиданно заглушив крики протеста. Я всколыхнулась — все линии в Цинциннати пели, а я через посредство Биса их слышала.

— Мы сможем, — сказала я, касаясь мыслью ближайшей лей-линии. Если бы я умела менять ауру, подстраивая под ее тон, то оказалась бы внутри нее, даже оставаясь в своей кухне в церкви. Я ощущала эту линию вне своей сути, она была теплее, чем я, отдавала на вкус хлорофиллом, кислая, как сок одуванчика. Вся моя душа завибрировала, и я, ощущая, как полилась в меня линия, пыталась найти резонанс. Тепло, звуки, вкус — все слилось воедино, я ахнула — и линия приняла меня.

Хвосту Биса напрягся, я ощутила, как он проделывает этот изгиб, мысленное движение вбок, которое проделывал всегда Ал, уводя меня в безвременье. «Да!» — подумала я радостно, подражая ему и ощущая, как мой пузырь со щелчком закрыл меня, а тело растворилось.

И мы исчезли.

Загрузка...