С первого взгляда (Юмористические рассказы)

Возрастное

Давно ли мне было пять лет?! Помню смутно, но помню. Хороший возраст — стоишь себе с паль­цем во рту. Больше ничего не помню.

Вот двенадцать лет в памяти остались. Приятный возраст. Бежишь по улице, как с цепи сорвался. Сво­боду принимаешь не сознанием, а всем телом, как же­ребенок. Ржать хочется. И заржал как-то на уроке, да так звонко, что химик даже замычал. А выкурить за углом сигарету... Очень приятный возраст.

Какой чудесный возраст — восемнадцать лет. Уси­дишь ли дома? Первая любовь, потом сразу вторая... Пошел поступать в институт, а тут сразу третья лю­бовь к первым двум. Так в тот год в институт и не по­ступил — пришлось сидеть дома. А говорят, не уси­дишь. Чудесный возраст — восемнадцать лет: ни рабо­тать, ни учиться не хочется. Ничего не знаю лучше — может, только семнадцать.

Что за возраст двадцать два года — студенческий! Экзамены, семестры, опять первая любовь... Ни од­ной ночи не спал — все днем. Забот никаких: одевает папа, рубашки стирает бабушка, кормит мама. Была, правда, забота — все есть хотелось. А как выйдешь, как выйдешь вечером на проспект в капроновой курт­ке с нейлоновым воротником, под мышкой транзистор визжит, как поросенок, да как посмотришь на кого-нибудь!

А какой классический возраст тридцать лет! Уже не такой дурак, как в двадцать два, — уже с дипло­мом. Уже зарплату получаешь, уже с родителями пол­ный расчет — ни они тебе, ни ты им. В тридцать лет хорошо жениться — девиц-то полно в округе. Но бе­решь не в округе, а из своего круга. Какую-нибудь инженершу рублей на сто шестьдесят. В тридцать лет хорошо писать труд или купить машину. Или выиграть что-нибудь по лотерее. В тридцать лет хорошо естся мясо, хотя оно и раньше ничего елось.

Сорок лет — вот это возраст! Уж не такой дурак, как в тридцать, совсем уже другой. Физические силы в расцвете и духовные плодоносят, да и очередь на машину подходит. Впереди все известно, сзади все ясно. Иногда хочется писать труд, иногда не хочется. Сорок лет самый подходящий возраст для развода со второй женой и возвращения к первой.

Очень хороший возраст пятьдесят лет. Как-то осты­ваешь, не добившись. Опять-таки на даче клубника зреет, да и ходишь животом вперед. В пятьдесят лет хорошо жениться в третий раз — на первой любви. Да и картишки неплохо раскинуть вечерком. В пятьдесят у человека все есть, что надо. А чего нет, того уже не будет.

Вот скажу, шестьдесят лет — распрекраснейший возраст. Все тебе до лампочки, кроме пенсии. Утром встаешь — и идти некуда, только если в сберкассу, где откладываешь рублики для загробной жизни. Спокойно в шестьдесят лет: можешь есть, а можешь не есть — никто не спросит. Можешь болеть, можешь здоро­веть— никто не посмотрит. Можешь войти в трам­вай — никто не заметит. В шестьдесят начинаешь по­нимать то, чего не понимал в пятьдесят девять.

Ну, а самый расхороший возраст — это семьдесят. Не зря Лев Толстой начал пахать. Посидишь на пен­сии и тоже начнешь бегать трусцой. Умный возраст, уж не такой дурак, как в шестьдесят. Умеренность во всем: есть не хочется, пить не хочется, спать не хочет­ся, но чего-то все-таки хочется. В общем, на жизнь и женщин смотришь с надеждой.

А восемьдесят лет, э, о, это очаровательный воз­раст...