ОГРАБЛЕНИЕ ДОГМАРОВА

Был один из теплых октябрьских дней 1884 года. Золотая южная осень. Прозрачный воздух. С моря тянуло свежестью.

В одесском кафе «Фалькони» за одним из столиков за чашкой кофе сидел одинокий пожилой человек. О том, что он был богат, свидетельствовал тяжелый перстень с крупным бриллиантом и карманные часы на тяжелой золотой цепочке. Это был владелец банка Догмаров, представитель одесской предпринимательской элиты, человек бывалый, хваткий и очень умный.

Догмаров явно скучал. Он исподтишка осматривал полутемный зал кафе. Взгляд его наткнулся на красивую стройную женщину, которая рассеянно помешивала ложечкой кофе и смотрела в пустоту. Холеная внешность, острая красота — Догмаров сразу распознал в незнакомке аристократку.

Банкир достал часы — до московского поезда оставалось еще четыре часа. Предстоящая дорога тяготила Догмарова. Почти двое суток пути в вагоне первого класса. Скука неимоверная.

Догмаров жестом подозвал официанта. Что-то шепнул ему на ухо, показывая глазами на даму. И вскоре на столе перед незнакомкой оказалась влажная алая роза. Женщина удивленно вскинула брови, посмотрела на официанта. Тот деликатно указал на господина, сидевшего в углу зала. Дама взяла розу, на секунду поднесла к лицу, зажмурила глаза, наслаждаясь тонким ароматом. Потом помахала цветком тому господину, что преподнес ей этот необязательный презент.

Догмаров тут же поднялся и направился к столику дамы. «Разрешите представиться», — сказал он, немного смущаясь. «Какой прекрасный цветок! — ответила дама, явно его не слушая. — Присаживайтесь. Я вижу, вы тоже скучаете», Женщина улыбнулась немного сонной улыбкой, в которой сквозила лень.

Банкир был поражен кошачьими повадками этой прелестницы. Она показалась ему красивейшей из женщин, которых он когда-либо встречал (а он повидал на своем веку немало красивых женщин, которые слетались на его богатство, как ночные бабочки на пламя свечи). «Софья Сан-Донато, — представилась дама. — Итальянская графиня». Догмаров расплылся в любезной улыбке. Привстал, наклонился через стол и поцеловал царственно протянутую графиней ручку.

Они немного поболтали о всякой всячине. Банкир предложил графине еще кофе. Та в знак признательности прикрыла воздушными ресницами ослепительно черные глаза.

Женщина почти не задавала вопросов. И Догмаров, вслушиваясь в собственные слова, поражался. Он вел себя, как юный студент. Был открыт, сыпал шутками, откровенничал и явно старался понравиться этой женщине, о которой он ровным счетом ничего не знал. Попытавшись выяснить, замужем она или нет, он наткнулся на ее скрытый зевок. Мол, оставьте эти подробности, к чему они вам? И послушно сменил тему.

Зато графиня узнала о Догмарове много любопытного. Что он сегодня вечером едет в Москву по своим банковским делам. Что намерен остановиться в самой дорогой гостинице старой столицы. И что ищет в Москве развлечений, поскольку его дело не может утрястись в один день. Графиня порекомендовала Малый театр, который, по ее словам, обожала.

Заговорили об Островском, его замечательной драматургии и об актерах. Дама оказалась весьма компетентной в театральной жизни. Догмаров изумился. Сан-Донато улыбнулась в ответ: «Я подолгу живу в России. Люблю Москву. Люблю Одессу». Банкир тут же оживился: «А где остановились?» Графиня назвала дорогой особняк, сдававшийся в аренду. В нем действительно останавливались очень богатые и, чаще всего, заграничные гости.

Потом заговорили о московских ресторанах. И снова графиня была на коне — она в деталях знала лучшие московские рестораны. Где лучше кухня, где выступают цыгане. «Да я скоро буду там сама. Бог даст, свидимся». «Вы уезжаете в Москву?» — спросил немного ошарашенный таким поворотом событий Догмаров.

«Сегодня. Тем же поездом, что и вы. Только билет, наверное, в другой вагон… Впрочем, я еще не озаботилась билетом. Возьму к самому поезду».

«О, мадам, позвольте… — возбудился Догмаров. — Может, я пошлю за билетом? Чтобы мы, так сказать, в одном вагоне? Не подумайте дурного, просто ваше общество так приятно… Надеюсь, вы меня поймете правильно…» Догмаров растерялся. Чем больше он говорил, тем сильней увязал в тех нелепостях, что срывались с его губ.

Графиня засмеялась: «Да все я прекрасно понимаю. Не смущайтесь. Я согласна — пошлите человека за билетом. Лучше уж поеду с вами, чем с каким-нибудь незнакомым букой». Догмаров тут же подозвал официанта, объяснил ему свое дело. И получил в ответ: «Не извольте беспокоиться, сообразим в момент». Догмаров достал пухлый «лопатник», достал оттуда стопку ассигнаций и вручил официанту — на билет и извозчика в обе стороны. А попутно черкнул на салфетке записку станционному кассиру — чтобы билет продали в его вагон и в его купе, на пустующее место первого класса. Официант исчез.

Догмаров и графиня провели вместе чудесный вечер. Когда официант принес билет, женщина засобиралась. «Мне нужно рассчитаться с хозяевами дома. Вещи я уже собрала, а расплатиться не успела — нет мелких денег. Не разобьете тысячу?» — она протянула Догмарову тысячерублевую ассигнацию. Тот моментально расцвел: «Конечно! Разумеется! Буду только рад». И разменял тысячерублевую купюру ворохом мелких ассигнаций. Графиня поднялась и сказала: «Тогда не прощаюсь». И исчезла.

Банкир Догмаров дождался своего часа. Затем заплатил официанту, оставив щедрые чаевые. У подъезда кафе Догмарова ждал извозчик. Официант поставил у ног банкира небольшой кожаный чемодан, который Догмаров брал с собой в деловые поездки.

До отхода поезда оставалось не более десяти минут. Догмаров нервно покуривал на перроне. И тут появилась графиня Сан-Донато. Ослепительно улыбающаяся. Свежая. Молодая. Она выступала из клубов паровозного дыма, словно спустившийся с облаков ангел.

Лицо банкира осветилось улыбкой. Он почти силой отобрал у графини миниатюрный саквояж и внес его в купе. Тут же распорядился принести чай и печенье. Когда они устроились на мягких диванах купе, поезд тронулся. Мимо окон потянулись огни ночной Одессы.

Они ехали уже добрых полчаса. Графиня скинула туфельки и уселась на диване, подобрав под себя ноги. У Догмарова перехва тило дух. Он не мог отвести взгляда от прелестей графини, и она это прекрасно видела. Банкир густо покраснел.

Принесли чай и печенье. Графиня отломила кусочек, попробовала и скривилась. «Знаете, я не могу позволить себе много конфект, — произнесла она (в ту пору слово «конфеты» звучало именно так — «конфекты» от «конфекция», нечто маленькое, часть большого). — А я обожаю шоколадные конфекты. Приходится чаще угощать, чем угощаться самой». «Так позвольте же…» — оживился Догмаров. «Нет, нет, что вы. У меня всегда с собой отличные итальянские сласти. Угощайтесь».

Графиня изящным движением извлекла из саквояжа отделанную красным шелком коробку шоколадных конфет. Каждая из них была обернута в яркую бумажку. София Сан-Донато взяла одну, в светло-розовой обертке, развернула, надкусила и закрыла глаза от наслаждения. Догмаров с любопытством взял другую конфетку — в ярко-красной обертке. Развернул. Надкусил. Нежная шоколадная плоть растаяла на его языке. Догмаров изумился — это были свежайшие, тончайшие конфеты, самые лучшие из тех, какие ему доводилось пробовать. Не будучи любителем сладкого, банкир не заметил, как ополовинил коробку. И обнаружив свою оплошность, стал извиняться.

«Ну что вы, дорогой мой! — засмеялась графиня. — Я счастлива, что угодила вам. Я же говорю — много сладкого мне нельзя. Кому я буду нужна, растолстевшая и оплывшая?» Из груди Догмарова едва не вырвался стон: «Мне!» Но он сдержался.

Прошел час. За приятным разговором с графиней банкир Догмаров незаметно для себя самого уснул… А когда проснулся, в купе не было и следа графини Софии Сан-Донато. Сам банкир лежал на диване, заботливо укрытый одеялом. Под его головой покоилась подушка. Из всего вечернего пиршества на столе остались лишь вазочка с почти нетронутым печеньем да пара пустых стаканов из-под чая.

В голове Догмарова сверкнула пронзительная догадка. Он бросился к своему чемодану. Вещи были перевернуты. Папка с бумагами на месте. Сверток с деньгами исчез. 43 тысячи рублей! «Черт!» — застонал Догмаров и повалился на диван.

«Дама? Графиня? Не было никакой графини! — говорил ошарашенный проводник. — На Раздельной с поезда сошла какая-то дамочка с саквояжем. Из вагона третьего класса. В час ночи… Из моего вагона не выходил никто». В доказательство своей правдивости проводник размашисто перекрестился.

Уже в Киеве, где Догмаров дожидался денег из Одессы, сняв в долг номер в третьесортной гостинице, он рассказал все детали происшествия следователю. «Все понятно, — с видом знатока заключил полицейский чин. — Вас накормили снотворным. Благодарите Бога, что не отравили». «Но как же так! — недоумевал банкир. — Графиня! Из Италии!» «Из Италии? — нехорошо засмеялся следователь. — Эта Италия располагается у вас на Молдаванке. И графинь таких у меня в месяц проходит полтора десятка. Одна другой краше… Осторожней надо быть, ваше превосходительство. Особенно при деньгах».

Из рапорта, высланного со станции Раздельная, стало ясно, что с поезда в этом украинском местечке действительно сошла женщина. Только не блондинка, а брюнетка. По виду не из богатых. Одета, как сельская учительница — в клетчатый старомодный жакет и мятую полосатую юбку. В руках у нее был саквояж, но не светлого, а темного цвета. Женщина наняла извозчика. И уехала по направлению к Бессарабии. Выяснить конечную точку маршрута не представляется возможным, так как по пути женщина сменила извозчика…

Прошло три дня. Деньги из Одессы все не приходили. Хозяин гостиницы начал волноваться. И Догмаров полез за кошельком, чтобы использовать неприкосновенный запас — тысячерублевую ассигнацию, которая каким-то образом ускользнула от внимания поездной воровки.

Расплатиться он так и не смог — тысячерублевая ассигнация оказалась фальшивой. Узнав об этом, следователь только простонал: «Сонька… Ее почерк».

Так прошла одна из классических комбинаций Золотой Ручки, вошедшая в историю криминальной России как «ограбление банкира Догмарова». Это была сольная партия, к исполнению которой Сонька не привлекла ни одного соучастника.

Загрузка...