Сонька Золотая Ручка - королева воров

ОГРАБЛЕНИЕ ДИНКЕВИЧА

Санкт-Петербург. Восьмидесятые годы XIX века. Разгар лета. Невский проспект. Кондитерский магазин.

Вошедший в кондитерскую господин, Михаил Осипович Динкевич, отставной директор Саратовской гимназии, получивший хорошую пенсию после 25 лет безупречной службы, подслеповато щурился, осматривая витрину, заставленную тортиками и румяными крендельками. Он решил купить чего-нибудь сладенького своим домашним — дочери и супруге. Те скучали в петербургской гостинице, ожидая, когда Михаил Осипович оформит все необходимые для получения пенсии бумаги.

Динкевич готов был дать руку на отсечение, что милая барышня, вошедшая в магазин, налетела на него сама. Столкновение было не особенно впечатляющим, но дама, тем не менее, выронила из рук корзинку, из которой на пол кондитерской рассыпалась стопка визитных карточек. Михаил Осипович охнул, с видимым усилием опустился на колени и принялся собирать визитки, чтобы вручить их даме. Подняв голову, он увидел, что женщина тоже собирает рассыпавшиеся карточки рядом с ним. Взяв в руки одну из карточек, Динкевич прочел вслух: «Софья Ивановна Тимрот, графиня». Он взглянул на женщину и пролепетал: «Та самая? Дочь генерала Бебутова?» «Та самая, — улыбнулась женщина. — Только не дочь. Внучка. Василий Осипович мой дед». «Ах ты, господи… Конечно, конечно дедушка! — заторопился Динкевич. — А в Петербурге по делам?» «Авы?» — засмеялась Софья Ивановна. И Динкевичу стало неловко за свою провинциальную непосредственность.

Михаил Осипович Динкевич приехал в Петербург с семьей не для того, чтобы показать супруге и дочке северную столицу. В его планах была покупка домика где-нибудь рядом с большим городом. Пусть в дальнем пригороде, пусть не очень близко от центра цивилизации. Он так устал от провинциальной глуши.

Об этом он и рассказал графине Тимрот, собирая визитные карточки, рассыпавшиеся по полу кондитерской. «А что, Михаил Осипович, в Москву вас не тянет?» — спросила графиня. «Ох и тянет. Очень тянет. Да куда уж нам?» «Могу посоветовать вам хороший дом в Москве. Вам же нравится Москва?» «Еще как нравится, — взволнованно ответил Динкевич, с трудом разгибая спину. — Только откуда у меня деньги на такой дом?» «А сколько у вас, если не секрет?» — с доброжелательной улыбкой поинтересовалась графиня. «Сто двадцать пять тысяч. Увы…» «Отчего же — увы? Хорошие деньги. Как раз хватит на хороший дом». «Вы шутите, Софья Ивановна? Кто же такие дома сейчас продает?» «Я продаю. Мы с мужем уезжаем в Париж. Он назначен послом Его Величества во Франции». «О, как же, как же — читал!» — ответил Динкевич. Он действительно буквально накануне вычитал в газете, что гофмейстер двора Его Величества граф Тимрот назначен послом в Париж. «Со дня на день жду телеграммы от мужа. Он уже во Франции, устраивает наши дела. А я их устраиваю в России».

Графиня взяла старика под руку и вывела на улицу. Шум и суета Невского проспекта обрушились на бывшего директора гимназии. У Динкевича на мгновение закружилась голова.

«Знаете, я бы ни за что не продала фамильный особняк. Но мы, похоже, уезжаем надолго. Срочность требует продать все сразу — дом, обстановку, сад, пруд. А петербургский дом мы оставим себе». «О, графиня, я не могу поверить…» «Давайте договоримся так. В восемь утра вы подойдете на вокзал к московскому поезду. Если решитесь на покупку, уедете со мной в Москву, чтобы все оформить. Если нет, то и слава Богу. Я покупателей найду в любом случае». «Да, да, в восемь утра послезавтра!» — воскликнул старик Динкевич.

Графиня изящно наклонила голову, давая знак, что разговор окончен. И ликующий Динкевич бросился в гостиницу, чтобы сообщить радостную новость домашним.

В назначенный час на вокзале графиню ждало все семейство Динкевичей. Графиня поздоровалась и, дождавшись поезда, вошла в вагон первого класса. Динкевичи заняли свое купе во втором классе. Прямо с вокзала Динкевичи поехали в гостиницу на Арбат — дожидаться приглашения графини осмотреть свой будущий дом.

Спустя три дня к арбатской гостинице подкатила украшенная гербами карета. На козлах сидел кучер в мундире с галунами. Из кареты выпорхнула графиня Тимрот и, увидев Динкевича с семейством, воскликнула: «Ну что же вы! Идите сюда. Поехали, поехали». И они поехали.

О, что это был за особняк! Карета остановилась у кованых ворот. Динкевичи вышли на мостовую и сгрудились у калитки, не смея войти во двор. Перед ними возвышался огромный роскошный дом. Графиня со смехом повлекла их к дому. Семейство робко вошло внутрь. Неслышно захлопнулись дубовые двери. И перед глазами старика и его супруги во всем великолепии предстал интерьер аристократического дворца.

Бронзовые канделябры с десятками свечей. Резные павловские кресла. Необъятные лакированные столы. Венецианские зеркала. Книжные шкафы во всю стену с драгоценными фолиантами на полках. Титанических размеров кровати под балдахинами. Картины, ковры, шелковое драпри. Все подобрано с тончайшим вкусом. Богатство и роскошь. Невероятная роскошь… Двери в комнаты растворял дворецкий в крахмальном парике. Когда он открыл дверь в детскую, дочь Динкевича лишилась чувств. Дворецкий наклонился над ней, поднося к ноздрям девушки нашатырь.

Девушке стало лучше. И все отправились во двор — осматривать дом снаружи. Динкевич не верил своим глазам. Графиня продавала дом вместе с конюшней, выездом, мастерской, садом, зарыбленным зеркальными карпами прудом. И только прислугу она оставить Динкевичам отказалась, сославшись на то, что намерена забрать ее с собой в Париж.

Когда семейство Динкевичей топталось на крыльце, переживая увиденное, к Софье Ивановне подошла служанка с миниатюрным серебряным подносом в руках. Это была телеграмма. Графиня распечатала ее, близоруко прищурилась. «Ах, Аннушка, где мои очки? Михаил Осипович, не могли бы вы прочесть вслух? Это наверняка от Гриши, моего мужа». Динкевич дрожащей рукой взял бланк телеграммы, и, заикаясь, прочитал: «Ближайшие дни представление королю зпт вручение верительных грамот тчк согласно протоколу обязан быть супругой тчк дом надо продать тчк жду нетерпением среду тчк Григорий».

Графиня посмотрела на Динкевича: «К нотариусу?» И старик с трепетом ответил: «О, да…»

Пожилой нотариус встретил графиню восторженным возгласом: «Софья Ивановна! Какая честь!» В течение считанных минут помощник нотариуса оформил купчую. Старик Динкевич передал графине все свои сбережения — сто двадцать пять тысяч рублей, ассигнация к ассигнации. Деньги были пересчитаны. И договаривающиеся стороны поставили на бумаге свои подписи.

Графиня тут же приказала везти ее на вокзал. Семейство Динкевичей вернулось в особняк. Их счастью не было предела. И пусть у них не было прислуги — на это уж они как-нибудь денег скопят. А то и вовсе обойдутся. Чай, матушка и дочка старого гимназического директора не безрукие.

Две недели они обихаживали новый дом. Переставляли мебель, ухаживали за цветником, кормили жирных карпов, плавающих в пруду. Михаил Осипович уже прикидывал, у кого бы подзанять деньжат и что бы продать из того, что так счастливо свалилось ему в руки. Пара гнедых и карета были ему, к примеру, совсем не нужны. Хватило бы и дешевой пролетки.

В один августовский день, в самом конце лета, к особняку подкатил извозчик. Из экипажа на мостовую ловко соскочили два моложавых господина. Они беспрепятственно растворили ворота, пересекли двор и вошли в дом. Семейство Динкевичей как раз завтракало в гостиной. Вошедшие остановились, в недоумении разглядывая старика и его домашних. «Вы кто?» — наконец спросили вошедшие. «Хозяева дома. Михаил Динкевич и его семья, — ответил старик упавшим голосом. — А вы кто?» «Хозяева дома. Братья Артемьевы, с вашего позволения».

Оказалось, что братья сдавали особняк на время своей поездки в Италию. Удачливые архитекторы, они жили на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Дом был сдан той самой госпоже, которая представилась Динкевичу графиней Тимрот. На самом деле ее имя было Софья Ивановна Блювштейн. Сонька Золотая Ручка.

Динкевичи были выселены из особняка и переехали в дешевую гостиницу. Артемьевы подсчитывали убытки от перестройки дома, затеянной семейством Динкевичей. А полиция ломала голову над тем, как Соньке удалось устроить столь грандиозную аферу. Фальшивым было все — сама графиня Тимрот, ее кучер, дворецкий, горничная и нотариус с помощником. Фальшивой была нотариальная контора, под имитацию которой Сонькой был арендован целый дом. Фальшивыми были документы, гербовые печати и бумаги. И все было устроено настолько точно, что ни у кого не возникло сомнений… Хотя кто мог затеять проверку? Динкевич, ослепленный возможностью купить за полцены роскошный аристократический особняк?

В литературных источниках перечисляются имена сообщников Соньки, участвовавших в этой афере. Среди них имя первого мужа Розенбада. Вряд ли это было возможно. Розенбад был стариком уже на момент женитьбы на Шейндле-Суре Соломониак. Во время совершения ограбления Динкевича Соньке было явно за тридцать. Исаака Розенбада (его часто именуют Ицыком) описывают молодым аферистом, а настоящему Розенбаду на тот момент было за семьдесят лет. И вряд ли хозяин булочной в городке Повонзки под Варшавой и воспитатель единственной дочери мог «работать» с Сонькой в Москве. Хотя она брала своих бывших мужей «в дело». Но Исаака Розенбада — вряд ли.

И еще одна деталь. В криминальных мифах Сонька предстает этакой сентиментальной разбойницей, напоминающей легендарного Робин Гуда. К ее мнимым или реальным проявлениям благодушия мы еще вернемся. Но здесь заметим — Сонька попросту прикончила старика Динкевича и его семью. Когда история ограбления отставного директора саратовской гимназии получила огласку, семья Динкевича едва сводила концы с концами. Пенсия старика не покрывала всех издержек — Динкевичи были вынуждены искать в Москве дешевое жилье и одновременно оплачивать ремонт дома Артемьевых по требованию хозяев. Сам Михаил Осипович очень тяжко переживал свой позор. Спустя месяц после ограбления он покончил с собой — повесился на помочах в гостиничной уборной. Судьба осиротевшей семьи неизвестна.

Хотела этого Сонька или нет, но для Михаила Динкевича она стала палачом.