Ставлю на тебя

Глава 10

Бейли

— Мам?

Я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Мама не планировала никуда уходить этим вечером, так что тишина означала, что она, скорее всего, уже спит.

Это немного огорчало, потому что я с нетерпением ждала вечеринки с брауни, но с другой стороны, это было облегчением, потому что если она спит, то это значит, что никакого Скотта под ногами точно нет, и квартира будет полностью в моём распоряжении. Мистер Сквиш подошёл и потёрся о мою ногу, прежде чем плюхнуться на спину и начать кататься с боку на бок.

— Привет, Сквиш, — я разулась, затем почесала его пушистое брюшко ногой, прежде чем он не испугался чего-то несуществующего и не убежал по коридору.

— Чудик.

Я зашла на кухню, открыла холодильник и достала банку RC-колы10 и банку Diet Rite¹¹. После странного дня обучения и довольно весёлого вечера с Некесой и Аароном в книжном магазине я была полна энергии, поэтому мне не терпелось растянуться на диване и бездумно посмотреть шоу «Бонк». Я достала из буфета стакан и пакетик «Доритос».

Только я собиралась выйти из кухни, когда услышала: — Бей, это ты?

Я стиснула зубы, остановилась и уронила свои закуски на столешницу, словно они обжигали мне руки. Банки с грохотом упали в раковину.

— Да.

— Подойди сюда, пожалуйста.

Сделав глубокий вдох, я вошла в гостиную. Мне хотелось закричать, когда я увидела Скотта, растянувшегося на диване. Единственным источником света был приглушенный телевизор. Он лежал на боку, смотрел футбол в своих дурацких белых носках.

Почему он не может удержать свою гребаную обувь на ногах?

— Где мама?

— Легла спать.

Так какого черта ты всё ещё здесь?

Он одарил меня сонливой полуулыбкой, словно дремал до моего появления. И его очевидный уровень комфорта в нашем доме заставил меня сжать кулаки так сильно, что я знала: на моих ладонях останутся следы в форме полумесяца, когда я сбегу в свою комнату.

— Твоя мама сказала, что ты будешь дома к одиннадцати.

Я моргнула, и мои щеки запылали.

— Ага?

Он взглянул на свои часы. — Уже больше одиннадцати, Бей.

Бейли. Меня зовут, Бейли. Я заправила волосы за уши и сказала: — Мы, эм, немного увлеклись в книжном магазине.

— Не волнуйся, я не собираюсь говорить твоей маме, — он одарил меня улыбкой, которую, по всей видимости, хотел сделать тёплой и отеческой. — Но в следующий раз тебе, наверное, стоит меньше увлекаться, чтобы она не волновалась, не думаешь?

Моё лицо горело, и всё, что я смогла выдавить из себя, было:

— Да. Эм. Я пойду спать.

Но внутри меня бушевала ярость. Этот мужчина говорил со мной о моей матери? Скотт говорил о ней так, словно она была его главной заботой, словно его работа — сделать её счастливой?

Я стиснула зубы и сделала один шаг, когда он спросил: — Тебе было весело?

Я остановилась. — Что?

Снова отцовская улыбка.

— Вы с ребятами хорошо провели время за покупками?

Я улыбнулась ему в ответ, мысленно представляя, как сталкиваю его с дивана. Желательно с помощью электрошокера.

— Ага.

— Хорошо, — он снова зарылся в подушки дивана. — Спокойной ночи, Бей.

МЕНЯ ЗОВУТ БЕЙЛИ, БОСОНОГИЙ ТЫ ПРИДУРОК! — мне хотелось прорычать это, как кровожадному адскому зверю, потому что только друзья и мама могли меня так называть.

Но я просто сказала: — Спокойной ночи.

Как только дверь за мной захлопнулась, я стиснула зубы и откинула голову назад в беззвучном крике. Это было так несправедливо. Разве дом не должен быть тем местом, где ты чувствуешь себя как дома? Спокойно и комфортно? Моё сердце сжималось от тоски по дому всякий раз, когда я думала о доме в Фэрбанксе. Не из-за самого дома, а потому, что казалось, будто целая жизнь прошла с тех пор, как я жила в том окутанном одеялом комфорта месте, зная, что в любой момент времени единственными обитателями были члены моей семьи.

Никаких кавалеров, никаких парней, никаких коллег, которые любят орать «Уиии!» во время женских посиделок в нашей квартире. Мне так не хватало того, чтобы мой дом был моим домом, что я редко позволяла себе даже вспоминать жизнь до развода.

Это было слишком больно.

Я включила свой маленький телевизор, но присутствие Скотта испортило всё удовольствие от «Бонк». Я была слишком взвинчена, чтобы погрузиться в трэшовое реалити-шоу. Бросив телефон на кровать, я переоделась в пижаму — старую, выцветшую футболку моего отца с надписью «Всемирный центр погоды», которая до сих пор доходила мне до колен, — и молча бушевала.

Казалось, я сейчас взорвусь.

Мой телефон завибрировал, и я не узнала высветившийся номер. Но когда я открыла сообщение, оно оказалось от Чарли.

Чарли: Привет, Очкарик.

Хотя он и говорил, что напишет, я не могла поверить, что он действительно сдержал слово. Я уставилась на телефон в своей руке, как будто никогда раньше не видела телефона, размышляя, как поступить. Ответить и пообщаться с ним? Проигнорировать и сделать вид, что этого никогда не было?

Из-за злости на Скотта я не могла мыслить здраво.

Но плюхнувшись на кровать, я вспомнила, что рассказал Чарли о своём общении с парнем своей мамы. Неужели он действительно срывается, когда ему захочется? Я бы никогда так не смогла, но представлять это было просто волшебно. Назвать Скотта «членоголовым» и сказать ему, чтобы он надел обувь на свои корявые ноги? Это были фантазии, граничащие с эйфорией.

Вместо того чтобы отвечать на его «привет», меня понесло на откровение.

Я: Парень моей мамы только что отчитал меня за опоздание. Она уже давно спит в своей комнате, а он всё ещё здесь, смотрит телевизор. Есть ли способ убить его, не попавшись?

Сразу же появились прыгающие три точки, а затем…

Чарли: Просто спроси его, почему он до сих пор тут, и добавь слово «неудачник». Скажи, что ему пора валить.

Я не могла поверить, что улыбаюсь, но я улыбалась. Сама мысль об этом разговоре была слишком смешной. Я напечатала: Я не могу этого сделать.

Появилось ещё несколько прыгающих точек, а потом они пропали.

И тут мой телефон зазвонил.

Это был Чарли.

Почти инстинктивно я выронила телефон из рук.

Зачем он мне звонит?

Сердце застучало быстрее, когда я подняла телефон, снова не зная, как лучше поступить. Разговаривать с Чарли по телефону, а не просто переписываться, казалось большим шагом вперёд в нашей дружбе и как-то неразумно.

Но по причинам, которые я не успела обдумать, я ответила.

— Алло? — произнесла я, совершенно растерянная этим неожиданным способом общения.

— Хватит быть слабачкой. Выйди туда и сделай это.

Я приподнялась достаточно, чтобы сбросить декоративные подушки с кровати, прежде чем снова плюхнуться обратно.

— Мне не нравятся конфликты.

— Тебе нравится прятаться в своей комнате? — спросил он, его голос по телефону звучал глубже.

— Ну, нет.

— И к тому же, ты не можешь просто так сдавать свою территорию, — на заднем плане я слышала музыку и гадала, что он слушает. — Как только он захватит гостиную, он продолжит наступление и займёт ещё больше пространства. Оглянуться не успеешь, как будешь жить в оккупированном государстве, где он — король. Стой на своём.

Я перевернулась на спину, поражаясь тому, как устроен мозг некоторых людей. Люби его или ненавидь, но Чарли определённо был независимой личностью.

— Он не наступает, псих. Это не война.

— Черта с два, ещё какая война, — судя по звукам, он двигался, когда ответил: — Я сопротивлялся изо всех сил, но было уже поздно. Теперь этот придурок практически живёт здесь.

— Уф, — на моём потолке три пятна образовали узор в виде цветка, и я задумалась, что бы это могло быть. — Это кошмар.

— Так ведь? — послышался звук, как будто он откусил что-то хрустящее.

— Значит, он там всё время?

— Каждую минуту.

— Он ведёт себя так, будто он член вашей семьи?

— Что?

— Ну, он как сосед по комнате твоей матери, который просто живёт в твоём доме и на этом всё? Или он присоединяется к вам, если вы решаете поесть где-нибудь вне дома?

Он, похоже улыбался, когда говорил:

— Ты милое наивное дитя, раз надеешься на какую-то вымышленную лучшую версию. Ответ на твой вопрос: Кларк вездесущ. Он ест с нами, смотрит с нами телевизор, ездит с нами в машине, пишет нам сообщения и делится с нами своим каждым, никому не нужным, мнением. На прошлой неделе, например, он ездил на конференции с моей мамой, спросил моего учителя тригонометрии, могу ли я приходить до начала занятий, чтобы получить дополнительные баллы, а потом вернулся домой и как бы невзначай упомянул, что я прилагаю недостаточно усилий.

— Заткнись, — сказала я, ужаснувшись за него. Какое чудовищное вторжение.

— Вот уж поверь, я бы хотел, — ответил он.

— Это худшее, что я когда-либо слышала, — сказала я, глядя на эти уродливые пятна на потолке.

— Поэтому тебе нужно стоять на своём.

— Ты прав.

— Но, Бейли, — упрекнул он меня, его тон стал прямо-таки отеческим, — ты даже не собираешься выходить из своей комнаты, правда?

Я покачала головой. — Нет.

— Просто собираешься надеяться на лучшее? — спросил он, похоже, разочаровавшись во мне.

— Точно.

— Ну, у меня для тебя новость, Очкарик: лучшее никогда не приходит само.

— Так, — я повернулась на бок и поняла, что не хочу класть трубку. Похоже, столкнувшись с угнетающими мыслями о Скотте и неизбежной бессонницей, я была в таком отчаянии, что ухватилась за старину Чарли. — Ты как всегда светишься позитивом. Ну прям ходячее солнышко.

— Да, я по-прежнему реалист, — произнёс он невероятно серьёзно.

— Ну, я просто надеюсь, что со временем маме надоест Скотт, и она на какое-то время откажется от отношений.

На это я и рассчитывала.

Он фыркнул или выдохнул с насмешкой: — Ага, конечно.

— Ну, если нет, я просто вернусь к плану убийства.

— Разумно. Из тебя, наверное, получился бы чертовски хороший убийца.

— С чего ты это взял? — я схватила пульт с тумбочки и начала переключать каналы. — Я же только что сказала, что ненавижу конфликты.

— Это как с твоей содовой: наполовину обычной и наполовину диетической. Ты дотошна, как законченный социопат. Наверное, расчленила бы тело на брезенте, каждую часть отдельно завернула бы в пакеты на молнии и газеты. И всё это в резиновых перчатках для уборки. Даже ни капли крови не пролила бы.

— О боже, — сказала я, смеясь помимо своей воли. — Это даже для тебя слишком мрачно.

— Это ты убийца.

Я быстро переключила каналы, пока не наткнулась на повтор сериала «Ясновидец».

— Скажешь ещё.

— Слушай, насчёт пари… — начал он, но я его перебила.

— Да, я не думаю, что это хорошая идея, — сказала я, чувствуя себя виноватой за то, что вообще обсуждала это.

— Это не просто хорошая идея, это отличная идея, — он с энтузиазмом вклинился, словно ему не терпелось поспорить. — Итак, вот что я думаю. Раз уж нам всем предстоит работать за стойкой регистрации, то легко будет наблюдать за ними. Предлагаю заключить пари на тридцать дней или на то, что они сойдутся, смотря что произойдёт раньше.

Я забралась под одеяло и повторила: — Нет. У меня нет никакого желания заключать с тобой пари насчёт моей подруги.

— А что, если я скажу, что причина твоего отказа в пари вовсе с ней не связана?

Я вздохнула. — И, полагаю, ты собираешься рассказать мне, с чем же он на самом деле связан?

— Совершенно верно.

Уверенность Чарли в собственной правоте была поистине поразительной.

— Настоящая причина, по которой ты не хочешь заключать пари, заключается в том, что Некеса твоя подруга, и ты знаешь, что должна ей верить. Но глубоко внутри ты также знаешь правду о любви. Ты пытаешься отрицать это, как маленький ребёнок, убеждающий себя, что не видела, как родители цепляли бирки Санта-Клауса на подарки под ёлкой, но это там, глубоко в твоей психике.

— Ты ничего не знаешь о моей психике, — сказала я, переворачиваясь и зарываясь глубже в одеяло. — Не все мы такие циничные, как ты.

— Ты видела её с Тео, — продолжил он, игнорируя меня, — и ты знаешь, что как бы ей ни нравился её парень, у неё есть химия с этим придурком из частной школы. Любовь непостоянна, и каждый — даже Некеса — способен на измену, столкнувшись с химией.

— Неправда, — пробормотала я, а затем добавила: — И кстати, ты садист.

— Я приму твоё легкомысленное оскорбление за согласие. — И прежде чем я успела сказать «нет», «абсолютно нет», глубокий голос Чарли спросил: — Так что ты мне дашь, когда я выиграю?

На этот раз я даже не попыталась скрыть свой раздражённый вздох.

— Без понятия, — я сняла очки и положила их на тумбочку. — На моём счету шестьдесят восемь долларов и слабовидящий кот, так что, боюсь, выбирать особо не из чего. Но ты всё равно не выиграешь, так что я не сильно переживаю.

Он снова принялся чем-то хрустеть.

— Скажем так, если случится то, во что я верю, ты должна будешь быть у меня на побегушках целую неделю. Если меня нужно куда-то подвезти, ты должна с визгом мчаться ко мне домой, как только я позвоню. Если мне понадобится, чтобы кто-то сгонял в «Бейкерс» и купил мне «Сникерс» и пачку презервативов размера XXXL, ты будешь моей улыбающейся резиновой девушкой на побегушках за «Сникерсом». Идёт?

— Во-первых, ты мерзкий, и можешь только мечтать об этом, — я невольно рассмеялась, потому что, несмотря на его негатив, он по-своему был забавен. — Но ладно, потому что этого НИКОГДА НЕ ПРОИЗОЙДЁТ. Вместо этого, ты будешь каждый день чистить лоток Мистера Сквиши. Ты будешь моей улыбающейся девочкой на побегушках по уборке за лотком.

— Три вещи, — сказал Чарли. — Во-первых, я не боюсь проиграть. Во-вторых, это такое идиотское имя для кота. И в-третьих…

Он сделал паузу, не закончив своего заявления, пока я наконец не спросила:

— Что в-третьих?

— В-третьих, конечно же, у тебя есть кот. Я никогда в жизни не встречал никого, кто больше подходит под определение «будущая кошатница», чем ты.

Я выключила лампу и закрыла глаза.

— Уверена, ты хотел меня этим обидеть, но я принимаю это за комплимент, потому что кошки потрясающие. Спасибо, Чарли. А сейчас я пойду спать. Спокойной ночи.

— Вообще-то, кошки худшие создания на свете, — фыркнул он. — И тебе спокойной ночи, Очкарик.

Несмотря на усталость, мне потребовалась целая вечность, чтобы заснуть после того, как мы закончили разговор. В словах Чарли о любви была доля правды.

Разумом я, конечно, понимала, что это не так.

Но его пример с химией оказался верным в случае моих родителей. Никто не изменял, но столкновение с химией за пределами их отношений показало им, что между ними она пропала.

То же самое произошло и с Заком, хотя пиво сыграло не меньшую роль, чем химия.

Я знала, что Чарли не прав, но его слова дали голос той крошечной части меня, которая сомневалась во всём.

И этот голос не нуждался в поощрении.