Ставлю на тебя

Глава 3

Бейли

— Как ты думаешь, сколько ей платят?

— Тс-с, — я попыталась заглушить Мистера Ничто, чтобы услышать инструкции стюардессы по технике безопасности.

— О, да ладно тебе, ты же на самом деле не слушаешь это, да?

Я отказывалась смотреть на него. — Пожалуйста, помолчи.

— Всем известно, что если всё пойдёт по одному месту — мы покойники, — его голос был глубоким и раскатистым, когда он пробормотал: — Они проделывают эти процедуры, чтобы дать пассажирам ложное чувство надежды, но реальность такова, что, если самолёт разобьётся, наши тела будут разбросаны на мили вокруг.

— Господи, — тут я уже посмотрела на него, потому что с Мистером Ничто явно что-то не так. — В чём твоя проблема?

Он пожал плечами. — У меня нет проблем, я просто реалист. Я вижу вещи такими, какие они есть. Ты же, с другой стороны, вероятно, веришь в эту чушь. Наверное, думаешь, что если самолёт врежется в океан на скорости в пять Махов, то это надувное сиденье спасёт твою задницу, правда?

Я поправила очки на переносице и пожелала, чтобы он перестал говорить о крушении.

Я не боялась, но мне также было совершенно непонятно, как такой тяжёлый предмет, как самолёт, может держаться в небе.

— Может спасти.

Он медленно покачал головой, будто я была самой большой дурой в мире.

— Боже, ты просто прелесть. Ты как милый ребёнок, который верит всему, что говорит ему мама.

— Я не прелесть!

— Ещё какая.

Почему я не могла сидеть рядом со зрелым бизнесменом или мужчиной с козырьком передо мной, который уже спал? Черт, даже кричащий младенец где-то сзади был бы лучшим выбором.

— Нет, я не прелесть, — сказала я, раздражённая тем, как плаксиво это прозвучало, но неспособная остановиться. Но этот парень реально выводил меня из себя. — И то, что ты говоришь шокирующие вещи вроде «О, этот самолёт может разбиться», не делает тебя дерзким или бо́льшим реалистом, чем я.

— О, правда? — он немного повернулся на своём сиденье лицом ко мне и указал на мою ручную кладь. — Спорим, ты сложила все жидкости в пакетик, прежде чем проходить досмотр, верно?

— Эм, вообще-то, это закон, — сказала я, не желая чтобы он не возомнил о себе слишком много, — так что это ничего не значит.

— Это не закон, а просто глупое правило, которое ни хрена не сделает для того, чтобы спасти нас от террористической атаки.

— Значит, ты не следуешь этому правилу?

— Нет.

«Вранье», — подумала я. Невозможно, чтобы этот парень — несовершеннолетний, как и я — пренебрегал небесными законами. Он точно несёт чушь. Впрочем, я решила подыграть ему и спросила: — Тогда как ты перевозишь жидкости?

— Как хочу, — он пожал плечами и выглядел совершенно расслабленным, когда лгал, и я позавидовала его уверенности. Даже если этот парень был патологическим лжецом, мне бы хотелось чувствовать себя так же комфортно в своей шкуре. — Иногда кладу пару штук в ручную кладь, если она у меня есть, иногда пакую полноразмерные бутылки в чемодан, а сегодня я даже для развлечения засунул шампунь в карман.

— Ты этого не сделал, — протянула я, неспособная оставить это безнаказанным.

Он достал из кармана шорт пробник средства «Suave»1. — Ещё как сделал.

— Да ну! — к своему ужасу, из меня вырвался смешок. Я поднесла руку ко рту, чтобы быстро скрыть любые доказательства того, что Мистер Ничто хоть чуть-чуть позабавил меня. — Зачем ты это делаешь?

Черт бы побрал моё любопытство.

— Потому что приятно осознавать, что я их обхожу.

— Кого именно ты обходишь? — спросила я, разрываясь между весельем и раздражением. — Сотрудников службы безопасности? Террористов? Систему?

— Всех.

Я закатила глаза и достала из сумки книгу, отчаянно надеясь, что он поймёт намёк и займётся чем-нибудь другим, кроме разговоров со мной. Это сработало до взлёта, но как только мы оказались в воздухе, он повернулся ко мне на своём месте и сказал: — Итак.

Я перевернула книгу на колени. — Знаешь, нам не обязательно разговаривать.

— Но я пока не могу включить телефон, поэтому мне скучно.

— Ты мог бы поспать.

— Я бы предпочёл поговорить, — он улыбнулся одними губами, подтверждая своё намерение раздражать меня. — Так как давно твои родители разведены?

Я чуть не ахнула, но сдержалась. Как он догадался, что они больше не вместе?

И почему окончательность слова «разведены» до сих пор причиняет мне боль?

Я посмотрела на разорванное красное сердце на обложке книги.

— С чего ты взял, что мои родители разведены?

— Да ладно, Очкарик, это же классика, — сказал он, постукивая пальцами по подлокотнику. — Единственные дети, которые летают в одиночку, это дети разведённых родителей. Летишь повидаться с родителем, с которым не живёшь, возвращаешься с визита, летишь к бабушке и дедушке того родителя, с которым больше не живёшь…

Я сглотнула и потёрла бровь, желая сказать ему, чтобы он заткнулся, потому что мне не нравилась картина, которую он рисовал. Неужели мне теперь предстоит участь «ребёнка разведённых родителей», который накапливает мили за частые перелёты и заводит приятельские отношения с бортпроводниками? Мне и в голову не приходило, что придётся совершать этот печальный одиночный полёт больше одного раза, после того как всё будет окончательно решено.

Боже, я всё ещё не была готова говорить об этом, произносить это ужасное слово на букву «р» по отношению к моим родителям.

Особенно не с Мистером Ничто.

— Значит ли это, что и твои разведены?

Тут он посмотрел на меня по-настоящему, в его взгляде читалось что-то человечное, и на мгновение мне показалось, что, может быть, он не такой уж и придурок. Но также быстро этот взгляд исчез, и на его место вернулся зазнайка.

— О, да. Официально полгода назад, и это уже третий раз, как я летаю один с тех пор.

Я не хотела быть частью клуба «детей разведённых родителей», я даже не хотела знать о его существовании. Мне хотелось, чтобы моя жизнь снова стала нормальной, а не какой-то сюрреалистической версией, где я одна на десятичасовом рейсе, сижу рядом с циничным подростком-экспертом по разводам, когда я должна быть дома, в своей детской спальне.

— Всё ещё отрицаешь, да? — он посмотрел на меня так, словно я действительно была наивным ребёнком. — Я это помню. Думаешь, если не примешь свою новую роль, она к тебе не прилипнет. Будто если ты щёлкнешь каблучками и произнесёшь: «Нет места лучше дома», то каким-то образом сможешь обмануть Вселенную, чтобы она не заметила перемен и вернула твою жизнь в нормальное русло, верно? (прим. пер.: отсылка на «Волшебник страны Оз»)

Его слова обожгли меня изнутри, распространяя жар по всему тело от того, насколько точно он описал мои эмоции. Я прочистила горло и сказала: — Ты ничего обо мне не знаешь. Наверняка отстойно быть «ребёнком разведённых родителей», и мне искренне жаль. Теперь можно мне, пожалуйста, почитать книгу?

Он пожал плечами и ответил: — Читай, я не запрещаю.

Я принялась читать, но книга не стала тем спасением, на которое я рассчитывала. Я то и дело бросала косые взгляды на соседа, опасаясь, что он снова начнёт говорить. Чувствовала, что он не оставит меня в покое, а значит, расслабиться не получиться.

Особенно, когда он сидел, словно солдат по стойке «смирно», с таким видом, будто вот-вот набросится, а его большие пальцы постукивали по подлокотникам, будто он не мог усидеть на месте.

Мои глаза скользили по страницам, текст был неплох, но, видимо, недостаточно хорош, чтобы я забыла о Мистере Ничто и о «новой» жизни, которая ждала меня по приземлению. Я так старалась вникнуть в прочитанное, что удивлённо ахнула, когда стюардесса остановилась у моего ряда, спрашивая, не хочу ли я чего-нибудь выпить.

— А тебе, милая?

— Ой, можно мне, пожалуйста, половину обычной колы и половину диетической, смешанных в одном стакане? Без льда, пожалуйста.

Я почувствовала, как Мистер Ничто повернул голову в мою сторону.

Стюардесса выглядела раздражённой, словно просьба ребёнка о чём-то необычном была верхом наглости. Она ответила: — Нужно выбрать одно или другое. Оба варианта вместе нельзя.

— Я, эм, вообще-то, не хочу оба, правда, — я попыталась улыбнуться ей как можно вежливее. — Понимаете, раз уж вы разливает газировку пассажирам, а не просто раздаёте банки, оставшаяся половина не пропадёт. Поэтому я бы хотела, чтобы вы просто налили немного того и другого в мой стакан, вместо одного вида. Объем жидкости останется тем же, просто будет состоять из двух компонентов.

Я взглянула на Мистера Ничто, он улыбался, полностью сосредоточившись на мне. Его глаза сверкали, словно он смотрел любимое телешоу, и я чувствовала, что он сдерживает тысячу саркастических комментариев.

Стюардесса протянула мне мой «полугазированный» напиток, и я поблагодарила её. Явно было заметно, что мне не рады. Я сделала глоток и как раз глотала, когда он сказал:

— А, теперь я понял. Ты из тех девушек, которые требуют много усилий.

— Что? О чём ты?

— Требующая много усилий, — он выглядел так, словно полностью меня разгадал, будто решил головоломку. — Девушка, с которой много возни. Ты хочешь пить, но тебе нужны два разных вида колы, смешанные вместе. И без льда.

— Просто мне так нравится, — сказала я, пытаясь говорить непринуждённо и не защищаясь, пока он переходил в режим всезнайки.

— Конечно, — он скрестил руки на груди и добавил: — Но «требующая много усилий» — это твой стиль.

— Нет, не мой, — сказала я немного громче, поскольку теряла терпение.

— Конечно, твой. Ты стоишь в очереди на посадку за час до вылета, потому что тебе нужно место у окна. Ты образцовая дежурная по коридору. Спорим, когда позже будут раздавать обед, твой будет немного отличаться от остальных, верно?

Я моргнула, не желая отвечать.

Он ухмыльнулся. — Я прав, вижу это по твоему лицу. Вегетарианка?

Я вздохнула и мысленно пожелала машину времени, чтобы вернуться назад и не разговаривать с Мистером Ничто в очереди на досмотр.

— Да, я заказала вегетарианское блюдо.

Впервые с момента нашей встречи он выглядел искренне довольным.

— Ну, конечно, ты вегетарианка.

— Я не вегетарианка, — сказала я, абсолютно довольная его ошибкой.

Он нахмурил свои тёмные брови. — Тогда почему ты заказала вегетарианское блюдо?

Я заправила волосы за уши, подняла подбородок и сказала:

— Потому что я не доверяю качеству мяса в еде на борту самолёта.

Это принесло мне ещё одну его самодовольную полуулыбку.

— Видишь? Требующая много усилий.

— Тс-с…

Я подняла книгу и попыталась читать, но осилила всего пару предложений, прежде чем Мистер Ничто сказал: — Хочешь узнать, чем всё закончится?

— Что?

— Твоя книга.

Я посмотрела на него поверх очков. — Ты читал её?

Он пожал плечами. — Практически.

Хотелось сказать, что это бред, но вместо этого я просто спросила: — И это ответ?

Он крутил содовую в своём стакане. — Я прочитал краткое содержание, а потом последние три главы.

Конечно, ты так и сделал. Раздражение прокатилось по мне, когда я спросила: — Зачем ты это сделал?

Он поднёс стакан ко рту. — Мне было интересно, умрёт ли тот парень-алкоголик в конце, а узнав ответ, не захотел читать дальше.

— О Боже! — я серьёзно не понимала, откуда у Мистера Ничто столько наглости, но это чертовски раздражало. Он был полной противоположностью «маниакальной девушки-мечты» из фильмов. Если тех героинь сценаристы использовали, чтобы вывести персонажа из зоны комфорта, то Мистера Ничто Вселенная послала, чтобы вывести меня из себя и сделать ещё более ворчливой, чем я уже была. — Зачем ты мне всё испортил? Кто так делает?

— Что? Я тебе ничего не сказал.

— Да, сказал, — я сделала ещё один глоток содовой, раздражённая его спойлером, и продолжила: — Если бы он не умер, ты бы продолжил читать.

— Откуда ты знаешь? Может, мне нравится смерть, и я не хотел читать книгу со счастливым концом.

— Ну это бы меня не удивило, — сказала я, совершенно серьёзно. Если бы кто-то и нашёл удовольствие в книге о смерти с несчастливым концом, то это был бы Мистер Ничто. Казалось, ему нравилось плыть против течения.

— Продолжай читать, — сказал он, кивнув подбородком в сторону моей книги.

Я ощетинилась. — Так и сделаю.

Несколько минут я делала вид, что читаю, пока мой мозг сходил с ума из-за Мистера Ничто. Он был словно муха в супе моей и так паршивой жизни, и было совершенно нелепо, что именно ему суждено было оказаться моим попутчиком в этом рейсе, который вёз меня к нежеланной новой жизни.

Я внутренне ликовала, когда он встал, чтобы пойти в туалет. Я надела наушники, чтобы, когда он вернётся, больше не слышать его нелепых замечаний.

Это было гениально.

Вернувшись, он, казалось, погрузился в свой телефон, а мне удалось провести несколько часов за чтением в тишине, пока стюардессы не принесли ужин, и фраза «Ваша вегетарианская лазанья» не резанула мне слух.

Я резко сняла наушники и отодвинулась от него, подняла взгляд и взяла поднос у стюардессы. — Спасибо.

Я ждала ехидного комментария с места слева от меня, и когда его не последовало, я откусила кусочек лазаньи и посмотрела на него. Он писал смс, его внимание было сфокусировано на телефоне, и по аватарке я поняла, что это его девушка.

Я не могла представить, что кто-то захочет с ним встречаться. Хотя он был относительно привлекательным, он источал циничный сарказм. Поэтому мне стало любопытно, кто она. Какой была девушка, которая любила Мистера Ничто? Она была хорошенькой — насколько я могла судить — но её вкус явно был сомнительным.

Прежде чем я смогла остановить себя, я спросила его: — Она живёт на Аляске?

Он оторвал глаза от телефона, и между его бровей образовалась морщинка.

— Кто?

Я указала вилкой на экран. — Твоя девушка.

Он покосился на меня и положил телефон рядом с едой на подносе.

— Если тебе так интересно, мисс Варвара, то да. Она из Фэрбенкса.

— Оу, — мне стало его немного жаль, потому что расставание с любимым человеком всегда тяжело.

— Но она не моя девушка, — он разрезал курицу, откусил кусочек и простонал, глядя мне прямо в глаза, как социопат: — Боже, это сомнительное мясо такое вкусное!

Я просто вздохнула.

Он ухмыльнулся, довольный собой, и сказал: — Я живу в Небраске, а лето провёл на Аляске со своими кузенами. Мы с ней много общались, но отношения на расстоянии не для меня.

Я сглотнула и представила, как он страстно целует девушку из Фэрбанкса.

— А она об этом знает?

Он пожал плечами и ответил: — Узнает.

Что за придурок. Бедная девушка, наверное, проплакала всю дорогу домой, опустошённая его отъездом, а он только пожал плечами и сказал: «Узнает». Я съела ещё немного лазаньи и не смогла удержаться: — Ты хотя бы собираешься ей сказать?

Он удивлённо приподнял одну бровь. — Ты за неё переживаешь, что ли?

Теперь моя очередь пожимать плечами, хотя мне и хотелось повозмущаться за девушку из Фэрбенкса. — Просто считаю, что оставить её в неведении — это подло.

— Да неужели? — протянул он. Взял содовую и сделал большой глоток, прежде чем спросить: — А что бы ты сделала?

Я вытерла рот салфеткой. — Ну, эм, для начала, я бы была прямодушной. Сказала бы ей…

— Ты только что сказала «прямодушной»? — он ухмыльнулся, словно я сболтнула невероятную чушь, и поставил пластиковый стакан на поднос. — Кто так говорит? Ну, наверное, моя бабушка, но никто моложе…

— Забудь, — перебила я, поражаясь тому, что раздражение к этому парню продолжало расти с новой прогрессией.

— О, да ладно. Пожалуйста, продолжай, — он сдержал улыбку, но в глазах всё ещё плясали искорки. — Мне жаль.

— Нет, не жаль.

— Правда жаль, клянусь. Пожалуйста, расскажи мне, что бы ты сделала. Мне правда интересно.

— Нет.

— Ну пожааааалуйста?

Я потёрла шею. — Ладно. Я бы сказала ей то, что ты говорил о нежелании отношений на расстоянии, но сказала бы это достаточно мягко, чтобы мы могли остаться друзьями. В конце концов, ты же наверняка снова когда-нибудь поедешь к своим кузенам, верно?

— Конечно, — ответил он, откидываясь назад, чтобы достать из кармана джинсов… «TUM»?

Это «TUM»? Он что, шестидесятилетний дедушка с пятью внуками? И он ещё смеялся надо мной за то, что я якобы «старая»?

Он бросил таблетку в рот, пока я спрашивала: — Разве не было бы здорово, если бы ты, прилетев в Фэрбенкс, мог бы быть ей другом, а не тем придурком, который разбил ей сердце?

Один уголок его губ чуть приподнялся, а глаза сузились. Он долго смотрел на меня, разжёвывая таблетку от изжоги, а затем заявил: — Парни и девушки не могут быть друзьями.

И сказал он это так, будто это был окончательный, неоспоримый факт.

А ведь это было не так. У меня были друзья парни (вроде как), и я знала множество других девушек, у которых тоже были. Интересно, он просто один из тех парней, которым нравится иметь противоречивые взгляды?

— Ещё как могут, — возразила я, сощурив глаза и ожидая его ответа.

— Нет, — отрезал он. Словно это были не его устаревшие взгляды, а научный факт.

— Ещё как да, вообще-то, — парировала я, положив салфетку на кусок безвкусной лазаньи, не желая оставлять его нелепое заявление без ответа. — У меня есть друзья парни.

Он покачал головой. — Нет, у тебя их нет.

— Да, есть, — твёрдо ответила я, стиснув зубы, потому что кто он такой, чтобы говорить, какие у меня друзья? Я прочистила горло и добавила: — Вообще-то, их много.

— Нет у тебя их, — сказал он, откусив ещё кусок курицы и не спеша прожевав его, прежде чем спокойно добавить: — У тебя есть знакомые парни. Они, наверное, неплохо к тебе относятся. Но настоящими друзьями они тебе никогда не станут. Точка. Это невозможно.

Я обдумала это полсекунды, прежде чем сказать: — Ладно, ни на долю секунды не согласна и даже не собираюсь разбирать всю бессмысленность твоих слов, но с какой стати ты веришь в эту чушь?

— Впервые я услышал это в фильме. Ты смотрела «Когда Гарри встретил Салли»?

— Нет, — ответила я, но у меня было яркое воспоминание о том, как мои родители смотрели его на DVD. Папе фильм понравился, а вот мама, как мне помнится, назвала его скучным и слишком «болтливым», что бы это ни значило.

— Это фильм, который обожала моя мама, — сказал он, выглядя так, будто тоже погрузился в воспоминания. — Поэтому в детстве я был вынужден смотреть его вместе с ней сотни раз. Мужик в фильме — Гарри — говорит, что мужчины и женщины не могут быть друзьями, и это навсегда запомнилось мне, потому что он абсолютно прав.

— Нет, он… — начала я.

— Возьмём тебя, к примеру, — продолжил он, словно я не сказала ни слова. — Ты относительно привлекательная девушка, так что с биологической точки зрения мужчины хотят тебя завоевать. Если они одиноки и тусуются с тобой, то на самом деле они хотят заняться с тобой сексом.

— О боже! — воскликнула я, наполовину удивлённая тем, что он назвал меня «относительно привлекательной», учитывая, как его раздражало моё присутствие, и наполовину возмущённая абсурдностью его слов. — Ты так ошибаешься! Не все парни неандертальцы.

— Нет, я парень, поверь мне, — он понизил голос и добавил: — Я имею в виду, что уже представлял себе каждую относительно привлекательную девушку на этом рейсе обнажённой по два-три раза, а мы ещё даже не близки к посадке.

— О. Мой. Бог, — моя челюсть отвисла, и я не могла заставить себя закрыть её. Неужели он настолько большой извращенец? И неужели парни действительно так делают?

— И прежде чем ты скажешь: «Но мой друг Джефф в счастливых отношениях, и мы постоянно тусуемся», — продолжил он, вытаскивая с подноса упаковку от трубочки и складывая её крошечными треугольниками, — знай, что малыш Джеффи постепенно перестанет с тобой общаться, потому что его девушка будет в ярости, если он этого не сделает. Она будет недоумевать, зачем ему нужна ты, когда у него есть она. И по правде говоря, какая-то часть его, вероятно, тоже тебя хочет, так что он либо попытается с тобой сблизиться и всё испортит, либо сохранит твой образ в своей банке фантазий, и останется верен своей девушке. В любом случае, это всегда будет витать в воздухе, делая дружбу абсолютно невозможной.

Мой рот всё ещё был широко открыт, как будто он только что признался в убийстве родителей. Я смотрела на его самодовольную ухмылку и не могла поверить, что у него когда-либо была девушка.

— И суть в том, что всё это не имеет никакого значения, — уверенно заявил он, бросив бумажку. — Отношения обречены на провал. Вероятность того, что тебе поставят смертельный диагноз, выше, чем шанс, что ты будешь жить долго и счастливо с любовью всей своей жизни.

— Ты, наверное, самый большой циник, которого я когда-либо встречала, — сказала я, злясь на то, что крошечная часть меня беспокоилась о том, что он прав насчёт обречённости отношений.

— Я реалист, — сказал он будничным тоном, указывая на мой поднос. — Ты собираешься есть свой чесночный хлеб?

— Забирай, — пробормотала я, молясь о том, чтобы попутный ветер немного быстрее погнал нас в сторону Небраски.

Я не могла дождаться окончания полёта, чтобы больше никогда не видеть Мистера Ничто.