Глава 43
Бейли
Чарли остановился перед «Уолгринс», и когда я села в его машину, он сразу же одарил меня сочувственной улыбкой. — О, Очкарик, твоё лицо разбивает мне сердце.
Я знала, что мой макияж немного размазался, но его реакция показала мне, что всё гораздо хуже, чем я себе представляла. Я была в таком оцепенении, пока убивала время в аптеке, ожидая его, что мне и в голову не пришло достать телефон и проверить своё лицо.
— Спасибо, что приехал забрать меня, — сказала я, закрывая дверь и глядя в окно, за которым начался дождь.
— Спасибо, что вытащила меня из дома, — ответил он, заводя машину. — Я уже заскучал до смерти, а теперь есть с кем повеселиться.
— Подожди, разве ты не ждёшь сегодня гостей?
— Завтра, — сказал он, увеличивая громкость радио.
Мы поехали к нему домой, и я была рада, что он позволил мне молчать по дороге туда. Я знала, что вела себя нерационально и эмоционально по-детски, и, возможно, испортила удивительный момент для моей мамы, уйдя, но я не хотела вступать в логическую дискуссию об этом.
Я чувствовала себя подавленной. Это было глупо, ведь это не конец цвета, и никто не умирал, а повторные браки родителей были обычным явлением.
Но я была опустошена.
Возможно, это означало, что я была незрелым ребёнком, но каждый раз, когда я думала о том, что моя мать выходит замуж, тяжесть ложилась мне на грудь. Это было удушающе, эта паника по поводу изменений в жизни, которых я больше не могла избежать.
Я смотрела в ночную темноту сквозь дворники, очищающие лобовое стекло, и думала о том, сколько времени у меня есть, прежде чем всё начнётся, прежде чем крошечный фрагмент, оставшийся от моей семьи, будет стёрт и превращён во что-то новое.
Я судорожно вздохнула, вспомнив, что мой папа переезжает. Вдобавок ко всему, папа и его новая половинка переезжали из старого дома в новый. Казалось, что мир рушится и меняется у меня под ногами, и я ничего не могла сделать, чтобы замедлить это.
Я уже не была ребёнком и знала, что смогу приспособиться, оставив прошлое позади.
Но, черт возьми, я не была готова отпустить его.
Нас.
Прежнюю жизнь.
Скоро всё изменится, возможно, даже сегодня, произойдёт смена ролей. Мы с ней больше не будем вдвоём против всего мира. Теперь будет она и он против всего мира, как партнёры, а я просто стану сторонним наблюдателем.
Когда мы подъехали к зданию, Чарли обошёл машину с моей стороны и присел на корточки.
— Что ты делаешь? — спросила я, не совсем в настроении для глупостей.
— Катаю тебя на спине, — ответил он, посмотрев на меня через плечо, его лицо было искренним и милым, и сказал: — Запрыгивай, Бей.
Я колебалась, но потом подумала: «А почему бы и нет».
Я взобралась на его спину, и это было приятно. Обхватив конечностями его большое тело, я почувствовала покой, потому что было ощущение, что он буквально и эмоционально держит меня. Он начал подниматься по лестнице, и я закрыла глаза, прижавшись щекой к его крепкой спине.
Спасибо, Чарли.
Как только мы оказались в его квартире, он отнёс меня к дивану и бросил на него. Прежде чем я успела произнести хоть слово, он посмотрел на меня и сказал: — Вот как пройдёт сегодняшний вечер. Ты готова?
От этих слов мне захотелось улыбнуться. — Готова.
— Я сделаю шалаш из одеял перед телевизором, в котором буду развлекать тебя марафоном моих любимых ужасных фильмов. Мы будем есть всякую гадость, мороженное, которое нам принесут из «DoorDash»25, как будто мы гребаные короли, и мы не будем говорить о вещах, о которых нельзя говорить. Понятно?
Тогда я улыбнулась, хотя от его доброты мне хотелось плакать. — Понятно.
В тот момент самый маленький белый пёсик, которого я когда-либо видела, запрыгнул на диван. До этого момента я даже не слышала его, и вдруг он передо мной.
— Привет, щеночек, — сказала я, протянув руку и погладив его маленькую голову.
— Бейли, познакомься с Гробовщиком.
Я посмотрела на Чарли. — Ты шутишь. Это крошечное создание и есть Гробовщик?
Он просто пожал плечами и ушёл.
Он вышел в коридор за одеялами и, оказавшись там, крикнул: — Эй, какой номер телефона у твоей мамы?
Я вздохнула, позволяя псу забраться мне на колени, представляя себе удивлённое лицо мамы, когда я уходила от неё. — Какой-то жуткий вопрос.
— Я просто хочу написать ей, что ты переночуешь здесь, чтобы она не волновалась, — сказал он. — И чтобы тебе не пришлось делать это самой.
Я не задумывалась о том, чтобы переночевать в квартире Чарли, но была слишком подавлена, чтобы раздумывать об этом. Я продиктовала ему номер и вздохнула. Что мне было делать? То есть, очевидно, у меня не было выбора относительно семейного положения моей мамы, но мне реально придётся жить с ним и его ребёнком?
Мы переедем в дом Скотта?
Мне придётся делить комнату с его дочерью?
При мысли о переезде в незнакомый дом с едва знакомыми людьми у меня снова навернулись слезы.
— Очкарик. — Чарли вернулся в гостиную с охапкой одеял и сказал: — Сбрасывай обувь и оставь собаку, сходи на кухню за закусками, а я пока тут всё подготовлю.
— Хорошо. — Я сняла пальто и обувь и пошла на кухню, впечатлённая квартирой Чарли. Она была намного лучше нашей, а в кладовой было полно вкусных закусок. Я схватила «Твизлерс», попкорн, пачку с двенадцатью баночками диетической «Пепси» и коробку «Твинки» (прим. пер.: бисквит)
Когда я вернулась, Чарли устроил грандиозное «Та-да», демонстрируя свою постройку. Он использовал кухонные стулья и коробки для хранения, чтобы превратить большую часть гостиной в шалаш. Я наблюдала, как он положил внутрь две мягкие подушки и два пуховых одеяла.
— Ты постелил на полу? — спросила я, поражённая этой милотой.
Он выполз и посмотрел на мои переполненные руки. — Хороший выбор, Очкарик.
— Спасибо, — сказала я, поправляя очки запястьем.
— Приглашаю тебя в мой шалаш из одеял. — Сказал Чарли, театрально указывая руками на крепость, словно он Ванна Уайт26 с призовым пакетом.
— Ты слишком добр.
Мы забрались в крепость и разложили между собой закуски, растянувшись на одеялах. Несмотря на мои бурлящие эмоции, я прекрасно осознавала, что лежу рядом с Чарли.
Проходили.
— Итак, первым делом посмотрим один из моих фаворитов ужасных фильмов: «Наполеон Динамит».
— О Боже!
— Я знаю. — Он включил фильм и сразу же начал отпускать уморительные комментарии, от которых я смеялась даже больше, чем обычно, когда смотрела этот фильм (он тоже был одним из моих фаворитов ужасных фильмов). Во время просмотра мы делились закусками, и он почти заставил меня забыть обо всём.
Когда раздался звонок в дверь, Чарли выполз из крепости и забрал наше мороженное. Мы взяли по четверти мороженого — ванильного для Чарли, и шоколадного для меня. Потом забрались под одеяла и принялись уплетать это лакомство.
— Итак, Очкарик. Ты в порядке? — спросил он, его глаза были на моём лице, когда он держал ложку мороженого перед ртом.
— Да, — сказала я.
— Правда?
— Да.
— Правда?
— Вот в чём дело, — сказала я, облизывая ложку и чувствуя, как горло снова сжимается. — Если только он не захочет переехать в нашу квартиру и не жить с дочерью, я не буду в порядке.
Он сглотнул. — Понимаю.
— Типа, как это сделать? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе, когда представила себе это. — Как смирится с переездом в чужой дом с людьми, которых ты толком не знаешь?
Он не ответил, а просто кивнул и позволил мне выговориться, пока мы ели мороженое.
— И говоря о переезде — мой папа переезжает и не сказал мне об этом. Как можно забыть сказать своему ребёнку, что ты переезжаешь? Даже если для это нормально — не поддерживать с ней связь, разве воспоминания о ней не всплывали бы в твоей голове, например, когда ты говоришь об этом бывшей жене или упаковываешь вещи в её старой комнате?
Чарли поднял свою ложку. — Слушай. Ты знаешь какой я упрямый, но, может быть, тебе стоит позвонить своему папе, — сказал Чарли, погружая ложку обратно в мороженое и зачерпывая ещё один шарик. — Возможно, он именно тот, с кем нужно это обсудить.
— Это глупо, — сказала я, — но думаю, что если я услышу его голос, я разрыдаюсь как ребёнок.
— Разве это так плохо? — спросил он, смотря на меня самым добрым, самым милым взглядом.
Перед глазами снова стояла пелена, поэтому я быстро моргнула и сменила тему. — Мы должны смешать вкусы. Дай мне ложечку ванильного.
Он выглядел оскорблённым. — Ты хочешь, чтобы я поделился?
Я зачерпнула немного шоколадного мороженного из своей пинты, затем положила его в пинту Чарли.
— Вот. Мы оба поделимся.
— Не так быстро, — сказал он, схватив меня за предплечье своей большой рукой и сказал с напускным возмущением: — А что если я не хочу твою ложку?
— О, ты хочешь её, — поддразнила я, подняв подбородок. — Это всё, о чём ты сейчас можешь думать. Ты одержим тем, насколько сильно ты её хочешь.
Его глаза опустились к моим губам, уголки его губ приподнялись.
— Ты маленькая дразнилка мороженого.
Я открыла рот, чтобы сказать: «Как я могу дразнить, когда сама предлагаю тебе…», а потом замерла.
Боже, только Чарли может заставить меня забыть обо всём и начать флиртовать с ним.
Он снова опустил взгляд на мои губы, словно взвешивая что-то в уме, а затем сказал: — Перестань отвлекать меня, я пропущу весь фильм.
Около трех, после слишком большого количества мороженого и ещё двух фильмов, я посмотрела на него и увидела, что он крепко спит. Он выглядел таким милым, что было совсем не похоже на него. Его глаза были закрыты, длинные ресницы тенью ложились на щёки, и на лбу не было ни одной морщинки.
Его губы были мягкими, челюсть расслабленной, и мне захотелось остаться в этом дурацком шалаше из одеял и никогда оттуда не выходить.
Я перевернулась на другой бок и натянула на себя одеяло. Если Чарли спит, то и я тоже могу поспать.
Только это оказалось не так-то просто.
Я закрыла глаза, но каждый раз, когда я это делала, тревоги о будущем и предстоящих переменах в жизни не давали мне покоя.
Теперь, когда они помолвлены, они захотят сразу же съехаться?
Как скоро они поженятся?
Они уедут в медовый месяц и оставят меня дома одну с новой сводной сестрой, которую я знать не знаю?
Мне придётся познакомиться с родителями Скотта? Захотят ли они стать моими бабушкой и дедушкой?
Я открыла глаза, но потом просто уставилась на освещённую телевизором стену и продолжила размышлять. Потому что, как бы сильно я ни хотела просто думать о том, что всё будет хорошо, и надеяться на лучшее, реальность была такова, что всё, о чём я беспокоилась, уже произошло.
Я потянулась к телефону, который лежал рядом с моей подушкой, где я игнорировала его всё время, пока была у Чарли, и перевернула его. У меня было шесть непрочитанных сообщений, и я вздохнула, нажимая на них.
Первые пять были от моей мамы:
Я люблю тебя, Бей. Мы с этим разберёмся.
Позвони мне. Я люблю тебя.
Я поговорила с Чарли и рада, что ты в безопасности.
Я скучаю по тебе. Напиши или позвони, если захочешь поговорить.
Я не смогла дочитать последнюю строчку, потому что мои глаза были полны слез. Я понимала, что вела себя как маленький ребёнок, как жалка неудачница, потому что всё, о чём я мечтала в тот момент — это уткнуться лицом в мамино плечо и разрыдаться.
Я вытерла глаза и увидела, что другое сообщение было от папы.
Твоя мама считает, что ты нуждаешься в разговоре. Звони или пиши в любое время, Бей. Я люблю тебя.
Слезы хлынули градом, и я выронила телефон прямо на ковёр. Даже зная, что это глупо, я не могла перестать плакать. Я лежала в тишине шалаша, охваченная тоской по дому — по нему, по ней, по семье, которой мы когда-то были. Они были в разводе уже много лет, но во мне всё ещё зияла глубокая рана тоски. Жизнь, словно калейдоскоп, постоянно менялась, продолжая находить новые способы бросать меня в пучину меланхолии и ностальгии.
Когда я смогу смириться со всем?
— Бей.
Я почувствовала руку Чарли на спине, но не хотела поворачиваться. Одно дело, когда он видел меня немного расстроенной в Колорадо, но совсем другое — увидеть меня рыдающей. Я прочистила горло и попыталась звучать нормально. — Да?
— Повернись.
Я всхлипнула. — Не хочу.
Я услышала улыбку в его голосе, когда он сказал: — Ну же.
Я вытерла глаза краем одеяла и повернулась. Чарли лежал, подперев голову рукой, так что был выше меня, и я сказала: — Ты можешь не смотреть на меня?
От этого уголки его рта поползли вверх. — Но ты выглядишь так горячо с пятнистыми щеками и красными глазами. Я не могу отвести от тебя взгляд.
Я закатила глаза и выдавила из себя смешок. — Ты такой придурок.
Его улыбка исчезла, и он сказал: — Ты не должна плакать в одиночестве в темноте. Ты должна была разбудить меня.
— А, я поняла. «Эй, Чарли, просыпайся. Я сейчас разревусь как ребёнок. Ты же не хочешь это пропустить».
Теперь он закатил глаза. — Ты знаешь, что я имею в виду.
Я ничего не сказала.
— Я здесь для тебя, — сказал он, выражение его лица было серьёзным в темноте нашего шалаша из одеял. — Для этого и нужны друзья.
Это заставило меня улыбнуться. — Боже, Чарли, ты только что признался, что испытываешь ко мне дружеские чувства? Что я не просто коллега?
Его челюсть сжалась, а глаза пробежались по моему лицу. — Может быть.
— Я хочу, чтобы ты произнёс это, — поддразнила я. — Скажи: «Я испытываю к тебе дружеские чувства, Бейли».
Его глаза были прикованы к моим, когда он произнёс: — Возможно, я испытываю к тебе чувства, выходящие за рамки коллег.
Я сглотнула, не в силах отвести свой взгляд от его. Неужели он нарочно так выразился? Может, Чарли и правда что-то чувствует ко мне? Каждый раз, когда мы разделяли «момент», он сразу же давал понять, что я ему не нравлюсь.
Но… может был шанс, что всё-таки нравлюсь?
Мне удалось выдавить из себя слово: — Да?
Он протянул руку и небрежно поиграл со шнурком моего худи, и я почувствовала, как моё сердце пропускает удар. Его взгляд оставался на шнурке, когда он ответил: — Да.
Моё сердце грозилось выпрыгнуть из груди.
— Я думала, что только я это чувствую, — сказала я.
— Нет, — сказал он, и его тёмные глаза переместились на мои губы.
Я затаила дыхание, когда он опустил голову, а воздух в шалаше стал густым и тяжёлым от предвкушения. Я наблюдала за его длинными ресницами, когда он закрыл глаза и прижался своими губами к мои. Вздохнув, когда его чары окутали меня, я прикоснулась к его лицу, запоминая тепло и мягкость его кожи.
Он издал тихий звук, когда мои пальцы заскользили по его щекам, напоминая мне о его отзыве о поцелуе в Колорадо. «Мне нравится чувствовать твои прикосновения на себе, пока я тебя целую». Кстати, говоря о головокружительном осознании.
Подушка под моей головой была мягкой, а его тело нависло над моим, склоняясь ко мне и казалось, его губы помнят каждый изгиб, каждый вздох, и готовы продолжить с того места, где мы остановились на диване в Брекенридже.
Его губы были тёплыми, а во рту всё ещё чувствовался сладкий вкус мороженого, когда он целовал меня. Поцелуй был медленным и глубоким, его язык и зубы нежно исследовали мой рот, оставляя после себя сладкий привкус и желание большего.
Я слышала, как он прерывисто дышит — так же, как и я — когда его рука отпустила шнурок моего худи и упёрлась в пол.
Движение приблизило наши тела друг к другу, и он оказался прямо надо мной, что мне понравилось. В ощущении Чарли, распростёртого надо мной, было что-то такое, что намекало на то, что будет дальше, что одновременно заставляло меня трепетать и нервничать.
Я обхватила его плечи руками, притягивая его ближе к себе, подтолкнув его опереться на руки и нависнуть надо мной. Он оторвался от моих губ, и я открыла глаза. С прядью темных волос, что спадала ему на лоб, и пылающим взглядом он выглядел так горячо.
Мгновение повисло в воздухе, словно кто-то сказал: «На старт, внимание!», а затем его рот вернулся к моему, более оживлённый и настойчивый. Я провела руками по его мускулистой спине, пока он целовал меня, запоминая рельеф его лопаток кончиками пальцев.
Поцелуи становились горячее, а дыхание более тяжёлым, пока мои руки скользнули вниз по его спине. Никогда бы не подумала, что поясница может быть сексуальной, даже интимной, пока он всё ещё был в футболке, но это было так сексуально, когда я провела рукой по тому месту, где у него, вероятно, были ямочки на пояснице.
Я практически задыхалась, когда он согнул руки, опустившись в то, что по сути было планкой — планкой, в которой наши тела соприкасались вплотную. Я могла слышать своё учащённое дыхание, оно казалось мне слишком громким в нашем убежище из одеял, чувствуя как его тело прижимается к моему.
Наверное я издала какой-то звук, а потом он переместил свой рот и поцеловал меня в шею, пряча лицо в воротнике. Почувствовав его зубы и язык на моей шее, я резко приподнялась к нему в шоке, шоке, от которого наши тела вновь соединились, пронзённые электрическим зарядом.
А потом…
— Мы должны остановиться, — прошептал он, его дыхание опалило моё ухо, в то время как его зубы захватили мою мочку.
Мои веки были тяжёлыми, когда я заставила себя открыть глаза, и он выглядел как чистое искушение, глядя на меня своими карими глазами, сверкающими под растрёпанными волосами, которые были взъерошены моими цепкими пальцами. Я выдохнула: — Что?
Его тёплое дыхание коснулось моей ключицы, когда он сказал: — Прошлый вечер был очень эмоциональным, и я не хочу, чтобы тебе показалось, будто я этим пользуюсь.
— Но это не так, — сказала я, запоминая ощущение его тела, прижимающего моё к полу, ощущение наших тел вместе, и невидимый след, который мы оставили в этом уютном уголке созданным Чарли. — Это другое.
— Не могу поверить, что говорю это, — сказал он, его голос был глубоким и хриплым, — но я считаю, что лучше всего нам обоим выспаться и вернуться к этому в другой раз с более холодной головой.
Он нежно поцеловал меня в губы, слегка касаясь своими губами моих, словно давая обещание, и я кивнула в ответ. — Ты прав.
— Боже, я люблю, когда ты так говоришь, — поддразнил он, ухмыляясь, глядя на меня сверху вниз.
— Ты просто меня любишь, — поддразнила я в ответ, скользнув пальцем по жёсткому контуру его челюсти.
— Конечно, люблю, — сказал он, но его ухмылка исчезла, и он тяжело сглотнул. — Сейчас нам нужно поспать, Очкарик. Реальность наступит через несколько часов.
— Да, — сказала я, немного обеспокоенная тем, что увидела на его лице, но потом он снова поцеловал меня в губы и переместился так, что его руки обвились вокруг меня, прижав меня спиной к нему, и я успокоила себя тем, что то, что я увидела, было просто сонливостью. — Спокойной ночи, Чарли.
Я почувствовала его дыхание на затылке, когда он сказал: — Спокойной ночи, Бейли.