Ставлю на тебя

Глава 34

Бейли

— Очкарик?

Я лежала там на раскладном диване, уставившись в потолок. — Да?

— Ты ведь знаешь, что нет ничего плохого в том, что он тебе нравится?

— Кто?

— Скотт. — Голос Чарли был хриплым от сонливости, когда он сказал: — Это ничего не изменит в отношениях с твоим отцом, если он тебе нравится.

— Что? Чарли. — Я села и посмотрела в его направлении, хотя не могла разглядеть ничего больше, чем его силуэт в темноте. Мне не хотелось, чтобы он говорил это, потому что я и так с трудом сохраняла решимость во всём этом плане по избавлению от Скотта. — Разве ты не тот, кто должен мне помогать саботировать его отношения?

— Успокойся, — сказал он с весельем в голосе. — Я здесь, чтобы испортить ему выходные — не беспокойся. Но честно говоря, он хороший парень, и если ты передумаешь, в этом нет ничего плохого.

— Ну, я не передумаю, — я покачала головой и попыталась забыть, насколько «хорошим парнем» был Скотт, потому что это не имело значения — дело было не в этом. Моя забота была о сохранении нормальности моей жизни, утешительном постоянстве моей семейной ячейки из двух человек. — Меня не волнует, насколько он хороший. Я не хочу, чтобы он переезжал и менял всё.

— И это нормально, — сказал он. — Теперь ложись обратно, как хорошая девочка.

— Пошёл ты, — сказала я, делая именно то, что он сказал. Я перевернулась на бок. — Так что там за история с твоими родителями, Чарли?

Мне вдруг захотелось узнать больше о своём партнёре по преступлению.

— Я знаю основные моменты: парень твоей мамы — отстой, и они ждут ребёнка. Но ты никогда не вдаёшься в подробности, а я вечно ною об этом.

— Это скучная хрень, — сказал он, но по его тону я поняла, что он изо всех сил пытается звучать скучающим. — После развода мои родители полностью сосредоточились на своём будущем, никогда не оглядываясь назад. Мой папа снова женат и ожидает ребёнка от своей жены, а моя мама отчаянно пытается сделать то же самое с Кларком. И теперь у них будет ребёнок.

Я не хотела давить, потому что меньше всего мне хотелось напоминать ему о несчастье, но внезапно я обнаружила, что жажду узнать предысторию Чарли.

— Тебе нравится жена твоего отца?

— Она кажется достаточно милой, хотя по правде я приезжаю к ним только два раза в год, так как же я узнаю?

— Да, вот почему так? — Я стянула с себя носки под одеялом и сказала: — Я не хочу звучать как нытик, но я не понимаю наших отцов. Все в мире ведут себя так, будто это нормально и в порядке вещей, но для меня кажется абсолютно странным, что родитель может спокойно жить в совершенно другом штате, чем его ребёнок.

— Но у них есть обязанности, Бейли, — сказал он, его голос был полон сарказма. — Карьера, недвижимость и членство в фитнес-клубе, которые они не могут просто отменить.

— Чушь собачья, — фыркнула я и представила приятелей моего папы по гольфу. — Я не прошу быть центром его вселенной или чего-то ещё, но разве их не должно беспокоить, что они никогда нас не видят? Разве их сердца не должны сжиматься каждый раз, когда они представляют наши лица?

— Очкарик, — сказал Чарли, и в его глубоком голосе послышались нежные, сочувственные нотки. — У тебя сжимается сердце каждый раз, когда ты представляешь лицо своего отца?

Мы редко были серьёзны, но в этот раз, наверное, из-за усталости, я решила отступить от нашей обычной манеры общения и быть откровенной.

— Каждый раз, — сказала я, чувствуя, как в меня закралась меланхолия, вспоминая, как звучал смех моего отца. Он смеялся как Санта, медленно, глубоко и громко, и часть меня задавалась вопросом, знает ли он вообще, как звучит мой смех. У меня пересохло в горле, когда я объяснила: — Это похоже на панику, будто я боюсь, что если не увижу его в ближайшее время, то забуду, как он выглядит. Или он забудет обо мне.

— Милая, — сказал он, и это заставило меня сморгнуть слезы в темноте. Слово «милая» из уст Чарли, было нежным и успокаивающим, и так сильно ударило по мне эмоционально, что мне пришлось притвориться, что я не слышала этого.

— Стоп, я в порядке, — сказала я, мой голос был напряжен.

Такая нежность могла уничтожить меня.

— Это нормально — не быть в порядке. Когда ты последний раз с ним разговаривала?

Моё сердце вдруг начало биться немного сильнее, когда я сосредоточилась на главном, на чём так избегала концентрироваться.

— В том-то и дело. Некеса указала на то, что инициатива всегда исходит от меня, что я та, кто звонит и пишет ему первой, поэтому я решила доказать ей, что она неправа. Я решила подождать, пока он сам не свяжется со мной.

— О, черт, — сказал он. — Сколько времени прошло?

Я сглотнула. — Четыре месяца и три дня.

Он ничего не сказал, и я почувствовала себя глупо. Я знала, что Чарли не осуждает меня, но я осуждала себя сама. Я была гребаной старшеклассницей, черт возьми, и было просто смешно, что я тосковала по своему отцу, как детсадовец, сосущий палец.

Раскладной диван прогнулся, а затем его руки обхватили меня так по-чарлиевски, что я рассмеялась от удивления. Перекинув через меня ногу, он прижал меня к себе и пробормотал: — Как я могу спать, когда здесь творится такой кавардак?

— Чарли, — я рассмеялась. — Иди спать — я в порядке.

— Нет, — сказал он, усиливая хватку. — Ты не будешь в порядке, пока Чарли не обнимет тебя крепко-крепко на твёрдую десятку, поверь мне.

Я начала хихикать. — Ты идиот.

— Твои волосы пахнут хвоей, — сказал он, глубоко вдыхая. — И отчаянием.

— Ты знаешь, как пахнет отчаяние?

— Ещё как.

Мы оба притихли, но было комфортно.

Я лежала там, грустная и расслабленная в его объятиях, и не хотела говорить, двигаться или делать что-то, чтобы изменить этот момент. Сердце бешено колотилось, когда он держал меня в объятиях. Это чувство стало привычным, но ничто не сравнится с ощущением безопасности, которое я испытывала окутанная его заботой, как тёплым одеялом.

Я почти подумала, что он спит, пока Чарли не сказал: — Мне жаль, что твой отец эгоистичный засранец.

— Нет, он не такой, — сказала я, закрыв глаза, внезапно почувствовав себя уставшей. — Он просто очень занят.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал он, и в его голосе прозвучала обида за меня.

— Как и ты, — сказала я, имея в виду именно это. Я перевернулась, чтобы видеть его лицо, и почти пожалела об этом, потому что его привычной насмешливой маски нигде не было. Он казался таким милым и уязвимым, что меня охватила чувство нежности. — Ты далеко не такой придурок, каким пытаешься себя выставить.

Я видела, как его горло дёрнулось, когда он сглотнул, прежде чем сказать хриплым голосом: — Поверь мне, я именно такой.

— Чарли, — сказала я, улыбаясь, глядя ему в лицо. Эти тёмные глаза, резко очерченные брови, этот выдающийся нос — я любила его лицо. То есть, мне нравилось его лицо. Сердце выпрыгивало из груди, когда мой взгляд блуждал по всему его телу, не в силах остановиться. Я не осмеливалась снова встретиться с ним взглядом, но и не могла отвести его.

Он смотрел на меня, его взгляд словно пронзал насквозь, будто он ждал только этого момента. Я затаила дыхание, когда эти тёмные, как ночь, глаза остановились на моих губах, а его лицо медленно приблизилось к моему.

Я чувствовала лёгкое головокружение, наблюдая за ним, потому что я знала — просто знала, что это больше не игра.

И пускай в этом не было смысла, но я не хотела, чтобы это было игрой.

Это были губы Чарли, прижавшиеся к моим. Это были мои губы, раскрывающиеся навстречу его поцелую в окутанной темнотой гостиной. Дрожащие руки инстинктивно обвили его шею, когда я почувствовала тепло его ладоней на своих бёдрах. Дыхание сбилось, сливаясь с его глубоким ритмом.

Мои мысли вихрем неслись, пока он целовал меня, прокручивая в голове яркую мозаику воспоминаний о Чарли из Колорадо, которые пробудили во мне чувства к нему. То, как он широко улыбался, когда мы носились между заправками. И как он доверился мне, поделившись своими тревогами, с которыми сталкивался.

Его спокойный вопрос «Это гусь?», пока Скотт размахивал ботинком.

И то, как он притягивал меня в свои объятия, когда мне было грустно… о боже.

Он оторвал свои губы от моих на секунду — всего лишь на мгновение — и сказал: — Бей.

Но он не просто сказал это. Его голос был хриплым и томным, и он произносил моё имя так, будто оно было проклятьем или молитвой, что-то, что двигало его, к лучшему или худшему.

Он наклонил голову, его пальцы сжались на мне так, что я почувствовала тепло его рук через мои фланелевые штаны, а затем он страстно впился в мои губы поцелуем. Мне казалось, что сердце вот-вот разорвётся на части, когда он осыпал меня долгими, горячими, глубокими поцелуями, от которых у меня поджимались пальцы под одеялом.

Я ещё крепче вцепилась в его плечи, отчаянно нуждаясь в этом, и он снова поднял голову. На этот раз он ничего не сказал, когда смотрел на меня, но мне показалось, что ему это и не нужно. Взгляд был одновременно нежным, вопрошающим и полным страсти.

Он наклонился ко мне, но прежде чем наши губы соприкоснулись, Чарли резко вскинул голову.

— Ты это слышала?

— Что? — Я ничего не слышала, но я также была дико дезориентирована, как будто только что пришла в сознание после года в коме, так что я, вероятно, не услышала бы товарный поезд.

Его глаза встретились с моими, и хотела бы я видеть, что он чувствовал, что он думал.

— Блять! — Чарли спрыгнул с раскладного дивана и упал на пол, затем перебрался на лежанку и накрылся одеялом.

Затем я услышала это.

Шаги на лестнице.

Я лежала, зажмурив глаза и притворяясь спящей, а по лестнице спускался Скотт. Я слушала, как он шлёпал на кухню, как открыл шкаф и включил кран. Мне показалось, что прошло целая вечность, пока он там копался.

Поторопись, черт возьми!

Тем временем мой мозг начал бесконечно повторять: «Что, блин, это было, что, блин, это было, ЧТО, БЛИН, ЭТО ТОЛЬКО ЧТО БЫЛО НА ДИВАНЕ?»

Скотт вышел из кухни, и моё сердце забилось ещё чаще, когда я услышала, как он поднимается по лестнице.

Закрылась дверь, и я замерла в ожидании.

Вернётся ли Чарли?

— Святые угодники, это было близко, — сказал Чарли с пола на другом конце комнаты. — Он бы убил меня, приди он на минуту раньше!

— Ага, — сказала я, неуверенная в том, что мне следует сказать. Он звучал… нормально, что было хорошо, потому что я легко могла представить, как он паникует из-за этого, и это было последнее, чего я хотела.

Но разве я хотела, чтобы он не был затронут произошедшим?

Не думаю, потому что сама была глубоко затронута.

— Я включаю телевизор, — сказал он, и я услышала, как зашуршали одеяла. — Если ты не против.

— Эм. Нет, — ответила я, натягивая одеяло до подбородка. Он что, вообще ничего не скажет? Это было так странно, правда? Вести себя так, будто ничего такого только что не произошло, так ведь?

Конечно, я ни за что не собиралась поднимать эту тему.

Нет, гораздо лучше было просто лежать и гадать. Он не был затронут произошедшим, или всё как раз таки наоборот и он не был этим доволен? Он жалеет об этом? Списывал ли он это на дополнительные тренировки?

Я повернулась на бок, поворачиваясь к Чарли спиной, и стиснула зубы, чтобы подавить вздох.

Потому что я точно знала, что не засну всю ночь, невротически гадая, что, блин, это было.