Глава 38
Чарли
— Прости за моих родителей. — сказала Дана, пристёгивая ремень безопасности.
— Не парься, — ответил я, заводя машину и включая заднюю передачу. Её духи приятно пахли, и мне стало интересно, что это за марка. — Они кажутся замечательными.
Они правда казались замечательными, даже несмотря на то, что допрашивали меня в течение десяти минут, но меня не волновали родители Даны. Честно говоря, я опасался этого двойного свидания, даже несмотря на то, что Дана казалась довольно крутой.
Почему? Ах, да — потому что я был гребаным идиотом.
Я всегда был твёрд в своём убеждении, что между парнями и девушками не может быть дружбы. Но каким-то образом с Бейли эти границы были нарушены. В одну минуту мы были просто коллегами, которые раздражали друг друга, а в следующую она уже засовывала руку в гребаный писсуар ради меня.
Мы угодили в ловушку и на короткое время стали «друзьями», но где-то по пути — конечно, ты же идиот — я стал одержим тем, как она быстро моргала, когда была удивлена, хриплым звуком её смеха, когда она была сонной, и тем, как она всегда понимала, что я расстроен, даже раньше меня самого.
Где-то между Омахой и Колорадо я по-настоящему, безумно, чертовски сильно влюбился в Бейли Митчелл. Я мог думать только он ней, и иногда мне казалось, что я готов на всё, на что угодно, лишь бы она была счастлива.
Так что да — это было что-то вроде гребаной пощёчины, когда она предложила познакомить меня с Даной, но эта пощёчина была необходима. Это было как брызги холодной воды, которые напомнили мне, что я не заинтересован в чём-то большем с ней, потому что большее никогда не длится долго.
Все, кого я когда-либо знал, — все, черт возьми, до единого — говорили мне, что я неправ. Все вокруг твердили мне, что настоящая любовь и «жили долго и счастливо» возможны.
Однако это было не так.
Да, в моей жизни был очевидный багаж, которому терапевт мог приписать мои убеждения: мои родители разлюбили друг друга, каждый человек, с которым я когда-либо встречался, переставал любить меня, мои бабушки и дедушки все разошлись — даже мои тёти и дяди развалили свои браки.
Никто из моих родственников не был частью толпы «долго и счастливо».
Вы можете целый день спорить со мной о достоинствах настоящей любви, но по моему мнению, это не стоило риска.
Всё всегда заканчивалось.
И потом ничего не оставалось.
Когда мы с Бек сидели рядом на биологии, мы смеялись, дурачились и писали секретные шутки о том, что означала аббревиатура имени мистера Поста (Уве). Я с нетерпением ждал этого урока, потому что она делала его весёлым.
Было приятно иметь кого-то, с кем можно повеселиться.
Но после того, как мы начали встречались, и впоследствии расстались, мы больше не разговаривали на этом занятии. Она каждый день смотрела в свой телефон или разговаривала с Ханной (которая сидела по другую сторону от неё), и я… чувствовал себя одиноким.
Каждый гребаный день.
Блять.
Но именно поэтому нам с Бейли нужно было снова стать «раздражающими коллегами». Было приятно проводить время с ней, и я не хотел это терять.
Боже, я звучу как сумасшедший.
— Они дико опекающие, — сказала Дана, и я мог видеть краем глаза, что она уткнулась в свой телефон.
— Итак, я видел на стене фотографию тебя в костюме крысы? — спросил я, заставляя себя приложить чёртовы усилия. — Это довольно смелый выбор костюма для маленького ребёнка.
— Нет, — она рассмеялась, положив свой телефон на колени. — То есть, да, ты видел, но это было, когда я игра в «Щелкунчике». То был балет, а не Хэллоуин.
— А, — сказал я, кивая. — Это имеет немного больше смысла.
— Да, — сказала она, а затем снова взяла свой телефон.
Практически весь путь до боулинга был такой: серия вопросов и ответов без какой-либо химии. С ней всё было нормально, но как-то не клеилось.
Когда мы заходили в «Дорожки Пересмешника», я подумал, что, возможно, я просто устал. Прошлой ночью я почти не спал, а собака разбудила меня ни свет ни заря, так что, возможно, дело было не в недостатке химии, а в отсутствии моей способности чувствовать.
— Бейли! — закричала Дана, подняв руку, чтобы перекричать переполненный зал для боулинга.
Я проследил за её взглядом и увидел Илая и Бейли, стоящих перед стойкой для раздачи обуви.
Твою налево, моя способность чувствовать, очевидно, была в полном в порядке.
Бейли была одета в джинсы, толстый шерстяной свитер и новые очки с черепаховой оправой, которые она вроде бы ненавидела, но я считал их чертовски милыми. Благодаря светло-бежевому верху её тёмные волосы казались блестящими больше обычного, а глаза более яркого зелёного цвета. Илай немного наклонился, чтобы её услышать, и я знал, что он мог почувствовать запах лосьона с фрезией, который она всегда использовала.
Я засунул руку в карман и достал упаковку «TUM». Ты можешь просто, блять, ввести их прямо в мои вены, Вселенная?
— Идём, — сказала Дана, и я не осознавал, что просто стоял там, уставившись.
Я последовал за ней сквозь толпу, и когда мы дошли до стойки с обувью, Илай широко улыбнулся мне и сказал: — Ты когда-нибудь ломал кости?
— Что? — я украдкой взглянул на Бейли, которая наблюдала за мной с крошечной морщинкой между бровей.
— Я как раз говорил Бей, что от этих твоих таблеток кости должны быть как железо, верно? Со всем этим кальцием? — сказал он, и Дана слегка хихикнула в знак поддержки. — Сколько я тебя знаю, ты всегда жуёшь их.
— С прискорбием сообщаю, что я ломал два пальца, запястье и локоть, — сказала я, моё лицо покраснело. — Так что твоя теория дерьмо.
Мы все рассмеялись, переобулись и пошли к нашей дорожке. Я старался не думать о том, как меня задели слова Илая, потому что мне не нужны были лишние проблемы с желудком. В то утро я был на приёме у доктора Битца, и хотя я чувствовал себя ребёнком, когда она повторяла: «С тобой всё в порядке, Чарли. Это просто реакция твоего организма на стресс», я обнаружил, что прокручиваю это в своей голове.
Я пытался сблизиться с Даной, но она вообще не отвечала взаимностью. Казалось, она была гораздо больше заинтересована в том, чтобы общаться с Бейли и Илаем, чем в том, чтобы узнать меня, что меня вполне устраивало.
При этом Бейли явно пыталась произвести на Илая впечатление, и я это ненавидел.
Я ненавидел то, что она так старалась. Потому что, что это могло значить?
Но больше всего я ненавидел то, что это делало меня таким чертовски ревнивым.