Сто имён одной воровки

Глава VI. В логове колдуна. Часть I

Со слов Вагана, замок чародея стоял едва ли не в лесной глуши, где-то на берегу одного из многочисленных притоков Танта, в четырех днях пути от Портамера. Ехать к нему следовало по Старому Тракту в сторону Виллакорна, а потом свернуть к Литцу, городку на берегу Лисьего озера. Говорили, что те места и правда изобиловали рыжими лисицами, на которых любила охотиться местная знать, а ещё — оленями, глухарями и куропатками. На возделанных полях росла пшеница, по зелёным пастбищам вдоль речных берегов бродили коровы, тут и там на холмах возвышались мельницы, а под сенью тенистых лесов прятались глубокие ключевые озёра. Но в середине лета и здесь стояла душная, опаляющая жара.

На вылазку эту Мия собиралась едва ли не как в Подземный мир и иногда ненароком сравнивала себя с Сифом, героем из древних легенд, который для того, чтобы завоевать неприступное сердце принцессы Катраны, выкрал у владыки Хаммарана мех вина из росшего в его владениях огненного винограда, бывшее якобы источником вечной молодости и красоты богинь. Правда, хоть Сиф и украл то вино, счастья оно не принесло: выпив всего один бокал, Катрана превратилась в иссохшую, сморщенную старуху, а вскоре вовсе умерла от старости, не дожив и до двадцати лет. От мыслей о подобной неудаче Мия отмахивалась — в конце концов, Сиф преуспел и даже смог обхитрить самого владыку, а что Катране то на пользу не пошло… Ну так и Мие всё равно, что достопочтенный мэтр будет делать со стянутым артефактом — лишь бы с ней расплатился, а потом хоть трава не расти, пусть хоть засунет его себе… куда сможет.

По итогу в две объемистые седельные сумки, кроме смены одежды и провизии, пошло множество хитрых воровских штук, в том числе и «кошачья лапа», и стальные «медвежьи когти», надеваемые на сапоги для того, чтобы легче было взбираться по отвесным стенам, и колба-огнёвка, и даже мятно-лавандовая мазь от солнечных ожогов. С тяжёлым сердцем Мия засунула в один из потайных кармашков на сапоге и пузырёк с горезвёздником — сильнейшим ядом, одного маленького розового кристаллика которого хватило бы и для того, чтобы завалить лошадь. Конечно, яд тот Мие нужен был не для лошади, а для себя — уж лучше умереть от удушья, раздирая горло ногтями, чем попасть в темницу или в руки королевских дознавателей. Ну или самого колдуна. От мыслей о подобном перехватывало дыхание и внутри всё узлом завязывалось. Но она всё-таки надеялась, что до такого не дойдёт. Жаль, конечно, что мэтр Агиллан не выдал никаких магических приспособлений, могущих ей помочь, — только-то одну крупную бусину, выточенную из тусклого камня. Со слов мэтра, она должна помочь найти тот самый артефакт — мол, при приближении она каким-то особенным образом засияет. Мия, конечно, мэтру была благодарна, но так-то она бы и от плаща-невидимки или летающих сапог не отказалась, но те существовали лишь в легендах — тарсийские чародеи ничего такого творить не умели.

В конюшнях Мию встретили без особой радости — припомнили утраченного бурого, но распоряжению мастера сопротивляться дураков не нашлось, так что один из конюшат вывел во двор невысокую гнедую кобылку с лоснящейся шкурой и коротко стриженой гривой. Угостив кобылку яблоком и парой морковин, Мия закрепила седельные сумки, подправила сбрую, прицепила к поясу саблю в ножнах и, преодолев искушение пристегнуть ко всему и новенькую кобуру, закинула её в сумки вместе с чарострелом. Наконец, завершив все приготовления, вскочила в седло и двинулась по Старому Тракту, стараясь не обращать внимание на сосущее, мутное предчувствие чего-то нехорошего, что ждало её впереди. Правда, дорога быстро прогнала из головы все тревожные мысли.

Было ужасно жарко. Солнце палило нещадно, горячий воздух, подобно густому молоку, обжигал внутренности при каждом вдохе. Жидкая тень от редких скрюченных деревьев с жухлой листвой, росших вдоль Старого Тракта, никак не спасала, поднимаемая лошадиными копытами дорожная пыль въедалась в лицо, забивала ноздри и скрипела на зубах. Капюшон льняного плаща уберегал голову от солнечных лучей, но кожа под ним неистово мокла, волосы липли к шее и лбу, и Мия кривилась, чувствуя, как по спине и груди под рубахой текут ручьи пота. Галоп на такой жаре казался прямым путём в Изначальный Свет, от рыси сводило бёдра и ныла задница, так ещё и солнце столь старательно нагревало седло, что Мие иногда казалось, будто скачет она на раскалённой сковороде.

Радовало только, что путь лежал по Старому Тракту, пожалуй, главному и самому оживлённому пути Тарсии. Неторопливо ползли запряжённые мохноногими тяжеловозами торговые обозы, проезжали кареты благородных господ, проносились почтовые курьеры и гвардейские разъезды. Тут и там вдоль дороги располагались постоялые дворы, таверны и трактиры, мастерские по ремонту экипажей и бордели. Местные фермеры с телег продавали корзинки с медовыми грушами, сладкими персиками, вишней и виноградом, торговцы вином и сладостями зазывали под свои наспех сколоченные навесы. Через равные промежутки встречались посты Королевской почтовой службы с большими конюшнями, где кучера дилижансов и курьеры могли сменить лошадей, а вокруг редких колодцев на обочинах толпились изнывающие от жары путники.

К концу первого дня уставшая и измотанная дорогой и жарой Мия остановилась в одном из трактиров, принимавшем на постой простолюдинов, и даже не пожалела серебра на то, чтобы помыться. Рябая трактирная девка притащила в её комнату деревянную лохань, наполнила тёплой водой, как видно, нагретой днём на солнце, и дала кусок ветоши и крепко пахнувшее дёгтем мыло. После целого дня в пути казалось, что пыль проникла под кожу, так что Мия долго скоблила тело мыльной тряпкой, едва ли не до царапин. Ещё и волосы свалялись в сущее воронье гнездо, которое перед мытьем пришлось долго распутывать. Клятого чародея уже хотелось удавить, а ведь это только первый день пути. Хорошо хоть, что пусть трактир и был непритязательным, но постели в нём стояли добротные, с набитыми свежей соломой тюфяками, и она уснула сразу же, как только закрыла глаза.

На следующее утро Мия продолжила путь ещё до рассвета, а несколько самых жарких полуденных часов провела в небольшой таверне, где подавали сносное пиво и на удивление вкусное мясное рагу. Право слово, уж лучше задержаться в пути на лишний день, чем замучить себя и загнать лошадь скачкой по этому пеклу. Да и мастер, учитывая всю сложность задания, выделил на него целых десять дней — но ни днём больше. То и дело Мия ловила себя на мысли о том, как хорошо было бы задержаться в одной из таверн подольше, на целый день, а может, и на пару, пить пиво в общем зале, слушать россказни других путников, да просто лежать в кровати и смотреть в потолок. Что угодно — лишь бы отсрочить неминуемый визит в замок чародея.

На утро пятого дня, покидая постоялый двор на самом повороте к Литцу, Мия с досадой обнаружила, что в её кошеле осталась только медь да пара завалявшихся на самом дне серебрушек. Без серебра обратный путь рисовался в весьма мрачных красках — и это если он будет! Чем больше сокращалось расстояние, отделявшее её от окаянного замка, тем гаже становилось на душе и тем сильнее зудела в голове мысль, что никогда она оттуда не вернётся, никогда не увидит Портамер, не обнимет Лаки, не посплетничает с Булочкой, не осушит кружку пива в трактире «У одноглазого кабана»… В этот момент она со всей отчетливостью прочувствовала, что ввязалась, возможно, в самое рисковое предприятие в своей жизни. Азартной-то Мия никогда не была, не играла ни в гонт, ни в карты, не любила ставки и не забивалась на серебро по любому поводу. Но сейчас чувствовала себя прожжённым игроком, поставившим на кон всю свою жизнь.

Немного отъехав от оживлённого Тракта, она остановила гнедую, покопалась в сумках и, достав оттуда кобуру, пристегнула к бедру. В этой глуши она больше боялась встретить каких-нибудь проходимцев, жадных до её сумок и кошелька, чем разъездные гвардейские патрули.

Дорога к Литцу оказалась узкой и неровной, она петляла меж убранными полями, пастбищами со стогами сена и небольшими рощами, тут и там от неё ответвлялись дороги ещё у́же и ухабистей, как видно, ведущие к фермерским селениям. Солнце лениво ползло вверх по лазурному небу, предвещая очередной удушающе-знойный день, утренние птицы, на рассвете певшие в кронах редких деревьев, умолкли и попрятались. Пахло луговыми травами и коровьим дерьмом. Указателей нигде не встречалось, да и других путников видно не было, и Мия уже начала беспокоиться, что заблудилась, когда приметила на очередном перекрестке широкую фермерскую телегу, в которую двое мужиков забрасывали свежескошенную траву.

— Богатого вам урожая, добрые люди! — выкрикнула она, подъехав чуть ближе, и помахала рукой. — Скажите, какой дорогой до Литца ехать?

Мужики подняли головы и повернулись к Мие, один из них, невысокий и полноватый, с заросшим клочковатой рыжей бородой лицом, стёр со лба пот рукавом рубахи и опёрся об вилы.

— Ты шо, девка, шоль? — спросил второй и осклабился, демонстрируя тёмную прореху вместо передних зубов.

— А ежели и так, то что с того? — Мия будто непреднамеренно откинула полу плаща, прикрывавшую кобуру и легко провела пальцами по рукояти чарострела.

Мужики как-то сразу скисли, беззубый сплюнул себе под ноги.

— К Литцу-то вона той дорогой ехать, — махнул рукой рыжебородый, — держись правой руки, к закату в городе и будешь.

— Ты токма не сворачивай, девка, а то к замку колдуна попадёшь.

— Какого ещё колдуна? — Мия постаралась изобразить неподдельное удивление.

— Да обретается у нас тут один, — снова сплюнул беззубый. — Третий год ужо. В замке благородного господина Лабелия.

— Был замок Лабелиева, стал чародеева, — пробурчал рыжебородый. — Вроде проклял тот колдун благородного господина, да так крепко, что тот ему замок свой отдал, лишь бы проклятье снять.

— Кой-кто говаривает, что благородный господин замок в гонт проиграл, — вставил беззубый, — любил он то дело, чай, половину земель своих продул. Да тока кто ж с чародеем играть-то сядет?

Рыжебородый согласно закивал, подтверждая, что дураков с чародеями в азартные игры играть не найдётся, и принялся отряхивать штаны от налипших на них травинок. От терпкого запаха свежескошенной травы у Мии в носу защекотало. Гнедая фыркнула, тряхнула головой и потянулась к телеге, как видно, тоже прельщённая запахом. Из-за телеги показалась морда белой козы. Оглядевшись, Мия приметила ещё десяток коз, пасущихся на лугу.

— Так что, девка, держись ты от замка подальше, а то заколдует он тебя. Аль попортит, — гоготнул рыжебородый и ткнул своего подельника в плечо.

Беззубый расхохотался, бросил сальный взгляд на Мию, но сразу отвёл глаза и, как видно, решил объяснить:

— По зиме такой срам был — Ленну, мельникову дочку, за сына старосты из Прутков просватали, а потом-то оказалось, что она мало того, что порчена, так ещё и брюхата! Так вот Ленна и каялась, что её того, колдун энтот снасильничал. Мол, пошла она на речку белье стирать, а он её выследил, в лес чарами заманил и там её того.

— Мож, то и чародей её оприходовал, а мож, и кто ещё. — скошенная трава в телеге зашевелилась, и из неё показалась голова ещё одного мужика — полностью лысая, с красным лбом и одутловатыми щеками. Мужик схватился за борт телеги, и с кряхтением сел. — Я эту Ленну ещё прошлого года в овиннике с каким-то пройдохой с города видал. А по осени у мельника один лоботряс подённичал, так он за ней как телок на верёвочке ходил, отлипнуть не мог.

— А по весне в Кривом Холме корова двухголовым телёнком разродилась — так то тож чародейская скверна! — выкрикнул беззубый.

— Да и клубника в этом году не уродилась, а за неё благородные всегда хорошо платили, — добавил рыжебородый.

— Так, может, мэтр ещё и по дворам шастает да в молоко плюет, шоб оно скисало? Не, вы говорите, что хотите, да только щас хоть девкам можно без страху ходить. Раньше-то, — красномордый обернулся к Мие, — при благородном господине Лабелии, девок за деревню не пущали. Сынок-то господский тот ещё охальник был, дюже охочь до селянок. Слава по всей округе вперёд него шла.

— А что мертвяков энтот колдун с могил поднимает, а? — не унимался беззубый. — Я сам-то не видал, а вот дядька мой — да, он мне и рассказал, как на полную луну на погосте мертвяки из могил вылазили. Он сам своими глазами видал, а я дядьке верю.

— Ты, Курт, когда дядьку-то своего трезвым видал, а? Он же ж как с утра начнёт, так и пьёт до вечера. А за россказни о тех мертвяках ему ещё и подливают. Чай, по зиме он ещё про одного трепал, а теперь-то у твоего дядьки аж армия умертвий по погосту шатается.

— Знаем мы, — недобро скривившись, пробурчал рыжебородый, — чёй ты так этого колдуна паршивого защищаешь, дочку в колдунье логово отправить хошь, тьфу, срам какой…

— За языком последи! — крикнул красномордый и погрозил кулаком, а потом вновь обернулся к Мие и, словно бы оправдываясь, начал говорить: — На прошлую луну я старшенькую за Лекса из Заречья просватал, дай Длань, на следующую весну и свадьбу справим. Он парень хороший, да и мамка его с нашей деревни. Так вот он в страже чародея служит, да не жалуется, и мэтр платит хорошо, поболе даже, чем Лабелий платил. Да и что у него той стражи — Лекс да ещё пяток пареньков с округи. Работёнка, чай, непыльная — кто ж к колдуну в замок-то полезет? Лекс сказывает, что они даж в караул не ходют, — сидят в сторожевой, в карты режутся да ворота иногда открывают, коль приехал кто. Так после свадьбы-то Далла моя в замок переберётся, авось на кухню её возьмут иль ещё куда.

— Возьмут-возьмут, не сумлевайся! — гаденько ухмыльнулся беззубый.

Тут перепалка стала совсем уж скверной, и в воздухе запахло скорой дракой. Защищая честь дочери, красномордый принялся сыпать ругательствами и даже спрыгнул с телеги, как видно, намереваясь начистить лица своим товарищам. Мия испугалась было, что и вилы в ход пойдут, но внезапно мужики отвлеклись на сцепившихся рогами коз, и красномордый побежал их разнимать. Рыжебородый и беззубый глянули ему вслед и что-то проворчали, беззубый по привычке сплюнул.

— Так что ж вы, добры люди, вилы-то на вашего колдуна не наточите? — спросила Мия, кивая на зажатое в руках рыжебородого орудие.

— Зачем же руки марать? Он нам, чай, не шибко и мешает. Да мы его ни разу и не видели.

— А вы на его землях живёте?

— Не-е-е, мы королевские люди! — рыжебородый сказал это с такой гордостью в голосе, будто не просто ренту в королевскую казну платит, а лично в руки короля, — раньше-то земли благородного господина Лабелия были, да тока как у него с деньгами туго стало, так он оставшееся и распродал, вот тока замок и оставил. Так и колдунам земли без надобности, они золото во-о-от в таких, — тут он широко раскинул руки, — чанах варят. Да и говорят, что им, как и простым, тож запретили землями владеть.

— Так то неблагородным! — вставил беззубый. — А этот же…

— А пёс его знает, благородный он аль нет! — перебил его рыжий. — Мы бумаг-то у чародея не спрашивали, да нам и без надобности!

Мужики вновь принялись забрасывать траву в телегу, разнявший коз красномордый поднял с земли косу и начал косить. Мия попрощалась с ними, махнула напоследок рукой и направила гнедую туда, куда показали мужики. Правда, когда телега наконец скрылась из виду, она повернула лошадь на дорогу, которая вела к замку, и вскоре, проехав ещё несколькими полями и поднявшись на невысокий холм, наконец увидела место своего назначения.

— Святые сиськи Ии, ну и громадина!

Отделённый от неё широким полем, заросшим подвядшей от жары травой и окружённый позади лесом, замок раскинулся перед Мией во всём своем величии. Ну, или в том, что от него осталось. Эту мрачную громадину из тёмного камня возвели здесь точно до Единения Небесного, да, пожалуй, и до Чумного столетия, и она явно многое повидала на своём веку. Даже издали бросались в глаза обвалившиеся крыши некоторых башен, разрушенные переходы между ними и зиявшие чернотой провалы окон и бойниц. От одного этого вида по спине пробежали мурашки, а потом тело содрогнулось так сильно, что Мия едва не потеряла равновесие в седле. Гнедая под ней всхрапнула, замотала головой и переступила с ноги на ногу. Чтобы успокоиться, Мия достала из сумки бурдюк воды и отхлебнула немного, правда, не сильно это помогло. Глубоко выдохнув, она направила лошадь с дороги так, чтобы объехать замок по широкому кругу, почти по самой кромке леса.