Глава XII. Пред зеркалом воспоминаний. Часть VIII

Если честно, Мия не была уверена, что сможет хоть что-то ощутить, тем более сомневалась, что те ощущения будут приятными. Всё тело будто онемело, как, бывает, немеют ноги, если слишком долго сидеть в неудобной позе. Или сильно замёрзнуть. Она и чувствовала себя такой — заледеневшей, с выстуженной кровью, хрусткой, готовой треснуть от легчайшего прикосновения кожей и закаменевшей плотью под ней. Словно мраморная статуя на фасаде особняка какого-то благородного господина. Или давно остывший труп. С огромной дырой в груди. Так что на многое она и не рассчитывала. Но всё-таки ошиблась.

Гиллеар обнимал её так, как если бы она и впрямь была одной из избалованных девиц из благородного семейства, с фарфоровой бледной кожей, мягким телом и тонкими руками, в жизни не поднимавшими ничего тяжелее зонтика. Его руки блуждали под рубахой, гладили спину, ласкали живот и грудь, слегка сжимая затвердевшие соски, и он, не переставая, покрывал её шею и плечи жаркими поцелуями. Казалось, что под ними кровь в венах горячеет, а тело плавится, как свечной воск. А ещё шептал какие-то глупости, за которые ему стоило бы ещё пару синяков поставить. Хорошо хоть целоваться больше не лез, это казалось уж совсем лишним.

Но и без того Мию очень быстро захлестнуло вожделение, вымывшее из головы все мысли. Она только и могла, что, откинув назад голову, подставлять шею его губам и обнимать его за плечи, цепляясь за них как за единственное, что держит её в этом мире. Но теперь хотя бы она не тонула в горьких, отравленных водах отчаяния и боли, а утопала в тягучих волнах нежности.

Она едва ли не заскулила от нетерпения, когда Гиллеар расстегнул пряжку её ремня и потянул за завязки штанов. От переполнявшего желания, казалось, мог бы даже загореться комод, на котором она сидела. А уж когда его пальцы пробрались под бриджи и безошибочно нашли самое отзывчивое к прикосновениям место, Мия не смогла сдерживать стонов и впилась в его плечи с такой силой, что тонкий шёлк рубашки треснул по шву.

Вряд ли кто из них придал этому значение.

Возбуждение оказалось столь сильным, что ей потребовалось совсем немного времени, едва ли больше минуты, чтобы достигнуть пика. В момент все мышцы напряглись, в животе будто что-то лопнуло, и по телу разлилось жгучее наслаждение, затопило с головой и вышло из берегов. Кажется, Мия даже забыла, как дышать. Гиллеар прильнул губами к её виску и принялся поглаживать пальцами её живот, всё ещё вздрагивавший мелкими судорогами.

— Какая же ты пылкая, — голос его больше походил на урчание очень большого и очень довольного хищника. — Тебе хорошо?

Мия пробормотала что-то вроде «ага» и ткнулась носом ему в шею. Будь она кошкой, сейчас бы она мурлыкала от удовольствия и тёрлась об него всем телом. И требовала продолжения. Хотя делать это она могла и в человеческом обличье. Но она ничего не успела сказать, когда Гиллеар потянул за пояс её бриджей и спросил:

— Любезная госпожа, позволите снять ваши панталоны?

Что она ответила, Мия и сама не поняла.

Оставшийся на ноге сапог отлетел в одну сторону, ремень с пристёгнутой к нему кобурой — в другую. Обхватив Мию за талию, Гиллеар приподнял её и одним резким движением сдёрнул бриджи. Она задорно взвизгнула, но сразу же прикусила губу, ощутив, как каменный от возбуждения член упёрся ей в промежность. От подтверждения того, что его желание так же велико, как и её, Мию словно разрядом молнии прошибло, и всё тело покрылось мурашками. Она крепче обхватила Гиллеара за плечи и подалась бёдрами вперед, насаживаясь на его член. Комод под ней угрожающе заскрипел, словно прощаясь с жизнью.

Как видно, беспокоясь, что хлипкий предмет интерьера и впрямь падёт жертвой их страсти, Гиллеар подхватил Мию под бёдра и сделал пару шагов к стене, к которой совсем недавно прижимал её, чтобы успокоить. Кромка камня больно впилась в лопатку, но Мия на то не обратила внимания. С каждым движением, с каждым толчком она всё глубже погружалась в сладостную негу, в которой так хотелось раствориться. Потеряться. Чтобы всё вокруг исчезло и остались лишь они вдвоём, его жаркие поцелуи и рваное дыхание, её стоны и вскрики, движения их тел и растекавшееся по венам удовольствие. От которого она на краткие мгновения могла почувствовать себя кем-то другим.

Не замарашкой в заношенной рубахе и грязных штанах, с растрёпанными волосами и грязью под ногтями.

Не воровкой, рискующей в любой момент сломать шею, поймать пулю или оказаться на виселице.

Не безродной девкой, живущей у подруги на птичьих правах, торгующей в порту табаком и с переменным успехом отбивавшейся от приставаний матросов и пьяного мужичья.

И уж точно не дочкой фермеров из глухого, Богами забытого села, которую выкрали из дома и продали, как бессловесную скотину.

А кем-то ещё.

Кажется, в какой-то момент сознание покинуло Мию, и она вновь пришла в себя лишь много позже, когда Гиллеар отстранился и, поддерживая под бёдра, позволил ей соскользнуть на пол. Прикосновение холодных плит к ягодицам почти вернуло в реальность, правда, тело отказывалось подчиняться, а перед глазами всё расплывалось. Мия откинулась головой к стене и замерла. Рубаха прилипла к взмокшей спине, а ноги от бёдер до кончиков пальцев до сих пор мелко подрагивали. По животу стекали капли тёплого семени, и она даже ощутила что-то вроде благодарности — хотя бы не придётся корчиться в горячей ванне после зелья отворения чрева.

— Вот, выпей.

Кое-как, произведя над собой нешуточное усилие, она смогла взглядом выцепить из обступившего тумана протянутую к ней руку с бокалом, на дне которого плескалось что-то золотистое.

— Только залпом и до дна.

Мия с трудом подняла руку, такую тяжёлую, будто закованную в латную перчатку, обхватила пальцами бокал и без лишних мыслей опустошила его. И тут же закашлялась. Она словно жидкого огня хлебнула, обжёгшего рот и горло. От него засвербило в носу, а на глаза навернулись слёзы, но в животе сразу же разлилось приятное тепло. Пальцы ослабли, и она едва не выронила бокал, но Гиллеар успел его поймать и убрать куда-то.

— Что это за дерьмо? — сдавленно спросила она.

— Серенгарское. К нам его почти не привозят, — ответил он, тяжело вздохнув, привалился к стене рядом с Мией и тоже опустился на пол.

В руках его оказалась полотняная салфетка и флакон с прозрачной жидкостью с резким запахом, от которого защипало в носу. Он смочил салфетку и начал прижимать её к покрытой уже запёкшейся кровью и немного опухшей ладони, на ребре которой двумя полукружиями красовались следы от зубов. Мия поджала губы и шмыгнула носом. Нехорошо получилось.

— Ты была бы удивительным экспонатом для любой коллекции природных диковинок. Надо же, ласточка с клювиком, полным столь острых зубок!

Мысли в голове ворочались медленно, будто диковинные громадные звери в болоте, и Мия даже понять не смогла, стоит ли ей обидеться на его слова или посмеяться над ними. Хотелось только… Она даже понять не могла чего. Закрыть глаза и провалиться в тёмное тёплое место, свернуться клубком и остаться там… если не навсегда, то очень надолго.

— А ты перебирайся в кресло, — вновь ненадолго вывел из оцепенения его хрипловатый голос. — Нечего зад на холодном полу студить. Я с рукой закончу и распоряжусь, чтобы нам подали ужин.

От слова «ужин» в животе заурчало, а Мия попыталась вспомнить, что и, главное, когда она в последний раз ела. У неё это плохо получилось, но от мыслей о еде рот наполнился слюной. Не помешало бы и впрямь съесть что-нибудь вкусное и горячее, а не чёрствые лепёшки и пересушенную рыбу, дожидавшуюся в седельных сумках. А потом поспать. Лечь в мягкую кровать, укрыться пуховым одеялом, закрыть глаза и проспать несколько дней, а самое главное — не видеть сны и ни о чём не думать…

Она встрепенулась, когда голова почти упала на грудь, и тряхнула головой. Надо же, и впрямь едва не задремала. Нет, с этим нужно что-то делать. Она, кажется, слишком расслабилась. Мия подняла взгляд и повернула голову к Гиллеару, рассматривая его профиль. Его тонкие губы кривились в беззвучных ругательствах, и он то и дело морщился от боли, обрабатывая раны от укусов. Борясь с дрожью в пальцах, она кое-как затянула завязки на рубахе и в попытках найти свои вещи осмотрела лабораторию. Сознание потихоньку прояснялось, шум в голове стихал, а вместо него, подгоняемая током крови, всё сильнее билась мысль:

«Что я здесь делаю?»

Пошатываясь и опираясь на стену, она поднялась, подошла к валявшимся на полу бриджам и стала их натягивать. Как она в этот момент выглядела, Мия предпочитала не представлять, сосредоточившись лишь на том, чтобы не завалиться на пол.

— Эти штаны, — раздался позади голос с неизменной усмешкой, — уже давно заслужили торжественные похороны, если не сожжение на жертвенном костре. Давай-ка ты не будешь их надевать. У меня здесь, конечно, не склады девичьих вещей, но я велю слугам найти тебе что-нибудь.

Она не ответила, завязала шнуровку и, подобрав с пола ремень, вдела его в шлёвки. Руки плохо слушались, и удалось это только с третьей попытки.

— И куда же ты так собираешься?

— Мне нужно ехать, — бросила Мия и наконец застегнула пряжку.

— Куда? — в его голосе слышалось нескрываемое удивление, но она промолчала.

— Ты что, хочешь вернуться к этим уродам, которые детьми торгуют? — так и не дождавшись ответа, через несколько минут продолжил он. — Выполнять все их распоряжения как дрессированная собачонка? И не задумываться о том, к каким злодеяниям можешь быть причастна? Неужели эта твоя Гильдия так задурила тебе мозг, что ты всё им готова простить и прибежать назад, покорно виляя хвостиком?

Он говорил ещё какие-то обидные слова, но Мия не отвечала. Пусть говорит, и говорит как можно больше. Ей нужно хорошенько на него разозлиться, чтобы потом ни о чём не жалеть. А ещё на себя. За проявленную слабость. За то, что позволила себе всё это. За то, что в какие-то секунды и правда поверила, что…

— А ты-то мне что предлагаешь? — устав слушать его разглагольствования, обернулась и почти выкрикнула она.

Чародей замолчал, словно пытаясь подобрать какие-то слова, потом хотел что-то сказать, но Мия сразу же его перебила:

— Да и всё равно! Вы, мэтр, обо мне ничегошеньки не знаете, и не вам решать, что мне делать. Что правильно, а что нет. Это моя жизнь, и я сама с ней разберусь.

— Ты сейчас не в том состоянии, чтобы в седло лезть, — уже мягче ответил он. — В ближайшей же канаве шею свернёшь, упаси Владыка. Останься хотя бы на ночь. Тебя никто не потревожит, выбери любые свободные покои, этот паскудный замок такой большой, что я и в половине ни разу не…

— Паскудный прям тебе под стать! — не выдержав, выпалила Мия и чуть не запустила в него сапогом.

— Ясно, воля твоя. Хочешь и дальше, рискуя задницей, плясать под дудку хозяев и выполнять приказы всяких благородных выродков — я тебя держать не стану. Да, и можешь считать, — в этот момент Мия как раз развернулась в поисках второго сапога и увидела, как его лицо скривилось в омерзительной ухмылке, — что за зеркало ты расплатилась.

— Да пошёл ты!

— Пошла ты сама! Выметайся из этого замка, и чтобы глаза мои тебя больше никогда не видели!

Каждое его слово казалось переполненным горечью, но Мие на то было плевать. Дальнейшие сборы прошли в гробовом молчании. На чародея она не смотрела. Не хотелось видеть его, впрочем, как и вообще помнить о его существовании. Напоследок, уже застегнув под горлом пряжку плаща, она на пару секунд замерла перед ящичком с магическими зарядами. Ничего ей от этого урода не нужно, и все свои предложения пусть засунет себе туда, где им самое место. Но заряды… Ей ещё пригодятся. Мия схватила ящичек и зажала подмышкой, в любой момент готовая к тому, что чародей поднимется и выхватит его. Но он этого не сделал. Только когда уже Мия с усилием открывала обитую железом дверь, спросил:

— И что ты теперь собираешься делать?

На секунду она застыла, будто бы пытаясь осмыслить его вопрос и подобрать верный ответ. Потом обернулась, придерживая тяжёлую, готовую в любой момент её придавить створку, и произнесла всего одно слово:

— Мстить.


Дорогие читатели! На этой ноте первая книга заканчивается

Загрузка...