Твари творчества

Глава 14. «Два пути»

Сев в машину, Мандарина прокрутила запись в своей видеокамере и, вглядевшись в лицо Объектова, неожиданно заключила: «А ты знаешь, он похож на моего покойного возлюбленного… И внешне. И кабинет такой же, в котором я с ним познакомилась. Как считаешь, мне его соблазнить? Так, для настроения?»

Это была еще одна особенность Мандарины — она всех хотела соблазнить. «Зачем? — буркнула я без всякого энтузиазма, — видео есть и достаточно».

«Ты предлагаешь мне эти плебейские радости — виртуальные удовольствия? — негодовала Мандарина, заводя машину. — Нет, дорогая, я никогда не хотела быть ни зрителем, ни, прости, я не хочу тебя обидеть, — звездой!»

«Да я тоже не хочу, но может, уже поздно… Все мы или зрители, или звезды, не знаю, есть ли выход?» — отвечала я обреченно.

Мандарина погрузилась в лукавую задумчивость. Потом сказала впроброс:

«Выход есть! Даже два. Первый — можно просверлить дырочку в голове!»

Я взглянула на нее, решив, что ослышалась. Она только этого и ждала — подцепить меня на крючок И продолжила интриговать. «Трепанация черепа! — произнесла она весело. — Очень дорогостоящая операция. Мало кто решается, но любители экстрима уже испробовали».

«Какие дырочки? Шутишь?» — отозвалась я скептически. У меня совсем не было настроения для очередного розыгрыша. Но смотреть молча на дорогу — тоже не представляло никакого интереса. Тем более, что мы попали в пробку.

«Совершенно серьезно!» — усмехнулась она.

Я на секунду подумала, что Мандарина себе такую дырочку уже сделала. Но решила послушать, что она скажет дальше.

«Это удовольствие для избранных, — продолжала она, азартно прищуриваясь, — высверливают дырочку в голове, и после операции депрессии как не бывало! Наоборот, жажда жить, ясность ума, все чувства обострены. Жизнь на пике понимания всего происходящего! Не редкое мгновенье, которого ждешь и ждешь годами, а длительное озарение! По документам, заметь, ты инвалид. А, как известно, на инвалидов у нас всем наплевать. Какое счастье, оставят наконец в покое! — она злорадно расхохоталась, барабаня по рулю пальцами. И, смеясь, продолжила: «Звездой экрана стать просто невозможно. Дырка в голове, со вставленной туда шайбочкой из особого сплава засвечивает любой носитель и пленку. Завербовать в зрителя тоже не удастся. Ты сам себе в голове такие шоу устраиваешь — посильнее театра и кино вместе взятых».

Я посмотрела на веселящуюся Мандарину и подумала, что она могла и привирать, — так просто, от избытка фантазии. Дырка в голове меня точно не привлекала, несмотря на явные преимущества.

«Так где можно сделать такую операцию?» — спросила я.

«У нас пока только в некоторых полузакрытых местах. И то экспериментально, никаких гарантий, — отвечала она. — Но, как всегда у нас — вместо дырочки могут голову насквозь просверлить, так что не проснешься. Рискованно пока».

«А какой, еще выход?» — спросила я со вздохом.

«Второй способ изложен в романе… «Свинья! — крикнула она обогнавшему нас водителю и показала ему кулак. — Извини, я не тебе».

«Так что за роман?» — напомнила я.

«Ну, может, это и не совсем роман. Так, манускрипт… Короче, там выведена теория альтернативного пути, или интровертного пути познания гармонии и счастья. Адепт этого учения объявляет войну всякой публичности. Отказывается от тиражирования своего имени и личности посредством телевизора и прессы Это основной тезис — любой ценой нужно избегать прославления как своего имени, так и чьего-либо имени вообще. То есть, ты сам не должен становиться кому-то кумиром, — вплоть до нанесения себе увечий, — и не создаешь себе кумиров. Можно даже косить под убогого — кому как удобнее. И все это ради созерцания своего внутреннего мира. Это и есть задача — развивать свою личность и заниматься самопознанием. Дело в том, что адепт вообще не верит в существование внешнего мира как чего-то самостоятельного. Считает, что внешнее — это проекция внутреннего.

Но так как этот путь требует погружения в себя, то и знание здесь передается не столько словами, сколько практикой. Ты слышала такого автора…»

«Богородского?» — сорвалось у меня с языка.

Мандарина кивнула-. «Да, Богородского!»

«Я слышала о нем лет пятнадцать назад, но никогда не встречала. Он был актером и сценаристом. — Где он теперь?» — спросила я.

Мандарина снова принялась за свою игру и не стала отвечать прямо.

«В доме, куда когда-нибудь переселюсь и я. Дом, где живет память и остановлено телевизионное время. Там в саду растет белая сирень, настоящая белая сирень! И бродят кошки, а также призраки любимых людей», — проговорила она нараспев.

«Это что, дача?» — спросила я после некоторого раздумья.

Мандарина рассмеялась: «Можно сказать, и дача, но не только моя».

«А где это?» — поинтересовалась я.

«Вот здесь! — Мандарина ткнула пальцем себе в висок. — За окружной дорогой!» Шутка была удачной, хотя возможно, она не совсем шутила.

Но я не успела вникнуть в игру ее слов и уточнила: «И среди них бродит Богородский?»

«Да, и он тоже там», — с задумчивым видом отвечала Мандарина.

«Пишет?»

«Да нет, бросил. Но он уже все написал. После таких романов, как «Рвань», можно ничего не писать», — Мандарина зевнула, прикрыв рот рукой.

«Что за «Рвань»? Дашь почитать?» — пыталась я добиться какой-то конкретики.

«Его не совсем читают, а скорее проживают», — думая уже о чем-то другом, отвечала она.

Запутав меня окончательно, Мандарина извлекла из бардачка бутылку и, отхлебнув из нее, протянула мне: «Хочешь? Очень качественное виски».

Цвет «виски», как и все, что потребляла Мандарина, был тоже темно-оранжевым, янтарным. Я пригубила из бутылки.

Мандарина по профессии была филологом, с претензией на писательство. И я допускала, что ее рассказ — творческая фантазия. Впрочем, я не могла этого утверждать. Она говорила очень убедительно и эмоционально.

Меня стало клонить в сон. Монотонность дороги и главное, бесконечная пробка, в которой мы застряли, лишали энергии. Надо было отвлечься от унылого вида стоящих рядом машин за окном и чем-то себя взбодрить.

«Ну, а Объектов тебе зачем?» — решила я сменить тему.

Мандарина удивленно подняла брови: «Я обожаю месть! Считаю это очень благородным делом. В случае с Объектовым я вижу материал для мести. У меня сразу появился стимул жить. Мой любимый, которого чем-то напоминает этот депутат, погиб при невыясненных обстоятельствах. Вместе с ним умерла и я. Без любви и страсти все превращается в декорацию из папье-маше. Зачем мне жить? Только ради мести».

Мандарина любила провоцировать собеседника, вызывать недоумение, шок Ей это хорошо удавалось. Она так и напрашивалась на то, чтобы получить по лбу за некоторые высказывания. Но я понимала, что она от своих перлов получает чисто эстетическое удовольствие, как ее кошки, когда писают, забравшись на кухонную вытяжку. И поэтому я не вступала с ней в полемику.

«Ты сколько раз была замужем?» — решила я заполнить возникшую паузу.

«Два, — охотно отвечала она. — Первый раз выскочила по молодости — родила. Потом развелась».

«А кто был второй муж?» — только теперь я сообразила, что ничего не знаю про ее личную жизнь.

«Бизнесмен, «она начала ехидно улыбаться. — Он увидел меня в окно своего офиса и в голове у него что-то щелкнуло. Так он мне потом сам рассказывал. У него произошла такая странная вещь из-за меня — называется селективная импотенция. Он мог заниматься любовью только со мной. Его близкие решили, что его сглазили».

«Ну и долго вы прожили?» — продолжала расспрашивать я.

«Две недели, кажется, — без тени юмора отвечала Мандарина. — Мы были абсолютными противоположностями. Он был жаворонком, я совой. И это было только началом наших противоречий. Он любил есть на завтрак по пять блюд. Что-нибудь жирное, вроде бутерброда с салом и майонезом. И хотел приучить меня к салу и майонезу. В девять вечера уже смыкал глаза. А у меня в час ночи только самая активность и начиналась. Я собрала вещи и ушла. Спустя годы, я встретила свою настоящую любовь. А потом случилась трагедия — он улетел за океан и вернулся в гробу».

Моему внутреннему видению открылось высокое синее небо. В нем парили жаворонок и сова, цвела белыми цветами сакура и какая-то гигантских размеров женщина, высовываясь из-за верхушки Фудзиямы, рекламировала майонез «Кальве». Она намазывала его на кусок сала, который отрезала огромным ножом прямо от горы Фудзияма. Солнце садилось в океан, унося с собой тайну гибели одного полюбившего мужчины. Удивительно, но во сне получаешь любовь большую и удовлетворение полноценнее, чем наяву, — успела подумать я и открыла глаза.

«Ты веришь в реинкарнацию?» — спросила я Мандарину.

«Я верю только в любовь! — заявила она категорично. — Я даже в церкви на отпевании сказала священнику: «Так и знайте, у меня нет бессмертной души и меня это совершенно устраивает. Но я дала себя крестить ради него. Те, кого мы любим, уходят от нас, ничего не оставляя. В каком-то смысле, я — живой труп».

От последних слов Мандарины меня бросило в жар — на ладонях появилась испарина, как всегда бывает в случаях сверх- чувственного контакта, который не заставил себя ждать. «Какая смешная женщина, она не знает, что такое на самом деле быть «живым трупом!» — сказала я голосом Лизы и тут же увидела ее силуэт перед нашей машиной. От неожиданности я испуганно взглянула на Мандарину.

Но она парировала: «Нет, моя дорогая, я-то прекрасно знаю, что такое быть живым трупом, и даже больше скажу: как хорошо лежать в земле и что-то хотеть, кого- то любить. Это ведь я послала тебе кошку на могилу. Я хозяйка всех кошек в нашем городе!»

Этот обмен репликами между Мандариной и Лизой произошел внезапно и так же внезапно закончился. Мне была отведена всего-навсего роль медиума, озвучившего Лизу, которая возникла в поле моего видения. Мандарине же, по всей вероятности, было все равно, с кем общаться, — с кошкой, человеком или призраком. Во всяком случае, ее ничто не насторожило. И она, как ни в чем не бывало, продолжала крутить баранку.

«Мандарина, притормози!» — проговорила я скороговоркой, вцепившись в ручку двери. «Ты куда?» — спросила она с усмешкой.

«Увидела человека, которого давно ищу… Быстрей, пожалуйста, а то потеряю!» «Ну, если так…» — добродушно отозвалась Мандарина.

И как только машина сбавила ход, я выскочила прямо на проезжую часть. Раздались гудки, заскрипели тормоза, возмущенно вскинулись водители. Но я уже неслась, стараясь не упустить из виду удаляющуюся женскую фигуру. «Лиза, Лиза, подожди. Мне надо поговорить…» — кричала я ей, задыхаясь от быстрой ходьбы. Но она не отзывалась, увлекая меня все дальше.