Твари творчества

Глава 25. «Пешеходы»

Наполнившись звуками, я вышла на улицу. Куда теперь? Ноги несли меня, и я им повиновалась.

Я ощутила прилив энергии и наслаждалась тем, что могу шататься по ночному городу.

Еще не рассвело, но улица уже была полна людей. Откуда они взялись в это время? Толпа одиночек, страдающих бессонницей, лунатиков? Сами не знают, что выскользнули из постели и вылезли в окно… И вот бредут, не зная куда? Но люди шли группой, сплоченно. Что-то связывало их. Какое-то сходство, нет, не внешнее, а внутреннее. Они шли, каждый сам по себе, и в то же время вместе, жестикулируя в такт своим мыслям. Отрешенность их лиц и погруженность в себя, каждого в свою тему, свой монолог, и была их общей чертой. Какая-то сила повлекла меня — и я, пристроившись с краю, пошла за ними. Мы сворачивали в темные переулки, потом выныривали из них на просторные площади, пересекали широкие улицы, минуя дворы, и уходили все дальше от центра, вглубь старого города. Я чувствовала рядом их дыхание. Они вдруг стали мне близки. Я понимала, о чем они думают.

«В чем смысл?» — вздохнул шагающий впереди мужчина. Он вынул сигарету, и, ссутулив спину, чиркнул спичкой. Я заметила, как тряслись его руки, пока он прикуривал. «Бедняга! — подумала я. — Вот уже лет десять он задает себе этот вопрос.

Пьет, наверное… Хочется ему помочь, а как? Сказать, что даже если он бросит свою работу, разведется с женой и съедется с другой женщиной, он все равно через год будет задавать тот же вопрос? Так ведь не поверит…» Но вот он что-то уронил, наклонился и стал искать в темноте, снова зажег спичку. Я тоже остановилась, раздумывая: заговорить с ним или нет. Но потом поспешила за остальными.

«Не хочу в этом участвовать… и не буду… Почему я должен? Они планируют мою жизнь, как сценаристы… Все превратится в шоу… «Звезды на операционном столе…», «Звезды у нейрохирурга», «Звезды голосуют»», — думал кто-то рядом.

Я повернулась, пытаясь его разглядеть. Но так и не смогла увидеть лица — мужчина шел, спрятав подбородок в воротник, поджав губы. «Как выразительно он молчит! — усмехнулась я про себя. — А если бы сейчас шепнула ему: «Я с вами совершенно согласна». Представляю его удивленную физиономию».

Но тут же вмешался другой голос.

«Так хочется крикнуть кому-то: «Родной!» Все кажутся какими-то искусственными…»

Эту женщину как будто подслушали все остальные, и подхватили тему.

«Я и так, и эдак… Не достучаться, словно нелюди. Что у них, вырезали часть полушария?» — кричал про себя кто-то отчаянно.

«А мозги вырезали! — этот новый как будто отвечал предыдущему. — Акция такая была. Лег десять-пятнадцать назад. Очередь огромная собралась. Было мнение… чуть поменьше извилин — лучше. Вот как доноры. Сдадут однажды кровь — уже откачивать нужно периодически для здоровья. Так и здесь — лишили однажды мозгов, как через трубочку высосали… теперь уже потребность сдавать мозги».

«Какие они беззащитные, — подумала я о тех, кого слышала, — когда говорят сами с собой… А если друг с другом вслух начинают разговаривать… никто никого не может понять. Все прячутся. Просто не все можно выразить словами. Вот и я не могу. Как пересказать все, что происходит? Особенно, когда… Да, много таких моментов. Когда умирала мама…»

«Все теперь, конечно… после того, что случилось с мамой. Испуг. Почти ежедневный. Обрывки самых простых действий и намерений. Все не до конца, все на полпути, все недопонято, не доиграно, не договорено, не прощено, не дожито, не доделано. Обрывки. Шла и не дошла. Ела и не доела. Так книги не дочитаны и герои книг недопоняты. Зачем писали, — кто успел дописать, — если их не дочитали? На вздохе, на выдохе, без нового вздоха… Ну зачем? Зачем исчезли те, кого знала? Зачем уехали и пропали, не вышли на связь? Почему не пишут? И, в конце концов, почему умерли? Если родились?»

Я все еще шла по ночному городу, за этими близкими мне людьми. Их мысли, их чувства, их боль, — разбередили и мою рану. Кого я только что услышала? Чей монолог? Чья это речь? Наверное, кто-то пишет новую книгу или ведет дневник? Опять в голову попали чьи-то неплохие мысли. Так похожие на собственные. А может, это и есть мои собственные?

В этот момент кто-то коснулся моей руки. Я обернулась — и уткнулась носом в плащ Незнакомца. Он стоял так близко, заслоняя свет от старого фонаря, что мне не удалось увидеть его лицо, только силуэт — шляпа, воротник, широкие плечи. Мужчина наклонился к самому уху и зашептал: «Потерпи, мы почти пришли».

«Куда?» — От неожиданности я резко остановилась и словно проснулась.

Мужчина распрямился, отступил на пару шагов.

«Вот сюда!» — он вытянул руку и указал на небольшое строение, видневшееся в конце аллеи.

«Что это?» — спросила я настороженно — я очень не любила идти по чьей-либо указке. «Дом ветеранов кино и телевидения» — произнес он доброжелательно. — «Нирвань» называется».

Он взял меня под локоть и повел, как будто знал, что я хочу идти именно туда. Почти вся группа «говорящих про себя людей» уже свернула в аллею и направилась к двухэтажному особняку, задрапированному зеленой строительной сеткой.

«И все эти люди тоже с нами?» Я чувствовала, что незнакомец должен знать про них все. Он утвердительно кивнул. «Они все актеры, режиссеры, сценаристы?» — удивилась я. Творческая встреча с бывшими коллегами в столь ранний час меня немного смущала. «Ну, почему, и зрители тоже», — развеял мои страхи незнакомец. «А почему тогда «Дом ветеранов кино и телевидения»?» Он ухмыльнулся, как будто ему не раз задавали этот вопрос. «Потому что это люди, отдавшие все кинематографу, но забытые при жизни. Среди зрителей тоже есть те, кто отдал свои лучшие годы кинематографу…» Я кивнула и зашагала увереннее. «Сегодня здесь собрание общества анонимных алкоголиков», — объяснил он. От неожиданности я чуть не потеряла равновесие. «Они что, все алкоголики?» — перешла я на шепот. «Нет, не все, — мягко отвечал он, — некоторые косят под алкоголиков, чтобы остаться анонимами. Ведь общество анонимов — это единственное место, где человек может свободно проявлять себя, независимо от своего имени и своей профессиональной принадлежности. Имя здесь не решает ровным счетом ничего, даже наоборот — мешает. Конечно, анонимом можно быть и в сети — блоги, форумы, аськи, — но в них общение происходит через электронного посредника… а, значит есть вероятность отслеживания. Только прямое общение, без посредников, передает человеческое тепло и врачующую энергию».

Мой спутник умолк, позволив мне проверить свои ощущения: они были противоречивыми. Я испытывала волнение и страх от неизвестности. Но я любила неизвестность. Мы уже поднимались по стертым ступенькам на крыльцо. Незнакомец распахнул передо мной дверь, и мои ноги послушно шагнули через порог.

В прихожей была толкучка и суета. Одни выстраивались в очередь в гардероб, другие сразу направлялись к дверям аудитории, где должно было проходить собрание. Мой проводник взглянул на мою осеннюю куртку и предложил не раздеваться. «Здесь плохо топят, здание на ремонте… советую остаться, в чем есть». Я послушалась. Прежде, чем попасть в аудиторию, каждый участник собрания приветствовал молодую женщину, что стояла в дверях. «Я алкоголик», — говорил входящий, она прикладывала ладонь к сердцу и пропускала внутрь.

Видя мое замешательство, незнакомец пояснил: «Это наш пароль: «Я алкоголик». «Но я не алкоголик!» — снова запаниковала я. «Это тебе только так кажется, — строгим голосом произнес он. И с видом профессора, который читает лекцию с кафедры, многозначительно произнес: «Все мы — духовные алкоголики. Все, кто предпочел зависимость от чувств их полной атрофии. Наша задача — стать анонимами сердца в мире тотального бессердечья».

Пока он говорил, я вгляделась в его лицо. Теперь, при свете ламп, оно показалось мне знакомым. Еще мгновенье, и я узнала его. «Это вы показали мне, где похоронена Лиза, вы сунули мне записку?» Но мужчина только улыбнулся в ответ и, слегка подтолкнув меня вперед, напомнил: «Не забудь, мы пришли на собрание анонимов». Я обернулась и увидела прямо перед собой женщину, которая чего-то от меня ждала. Тут только я сообразила, что подошла моя очередь произносить пароль. «Я… я…» — еле выдавила я. Язык не слушался. «Что?» — мягко спросила она. Ее доброжелательность помогла мне выйти из ступора. «Я алкоголик!» — произнесла я как-то радостно. Ее лицо выразило одобрение, и она пропустила меня в аудиторию.