У подножия Копетдага

ПАКЕТ ИЗ РАЙОНА

Зима приближалась к концу. Стоял один из последних холодных дней. С утра порошил снежок. Он тихо падал на и без того плотный снеговой покров, укутавший землю.

По главной улице поселка торопливо шагал, направляясь в контору, Елли Заманов. Как всегда в зимнее время года, он был в хорошо сшитой офицерской шинели и хромовых сапогах. Через плечо у него висела полевая сумка.

Елли никогда не служил в армии, но ему очень хотелось походить на военного, отсюда — и сумка, и сапоги, и шинель. Каждый проникнется уважением.

Но сегодня вид у него был озабоченный, даже скорее испуганный. Вчера он получил письмо из города. Приятель, который в свое время одолжил ему денег на покрытие стоимости баранов, якобы проданных фермой на базаре, недвусмысленно напоминал о долге. Так же недвусмысленно он давал понять, что услуги обычно бывают взаимными.

"…У меня родился сын, — писал приятель. — Пятого числа я забираю жену из родильного дома и устраиваю той. Надеюсь, что ты приедешь и привезешь с собой барана и килограммов двадцать кишмиша для подарков гостям. Если говорить правду, то было бы хорошо и муки с собой захватить — чурек и так далее. Ну, в общем, сам понимаешь. Кстати, могу тебя обрадовать: к тебе опять собирается ревизор. Тот же самый. Но на этот раз все окружено тайной, и он нагрянет к вам внезапно. Узнал об этом совершенно случайно и спешу тебя предупредить, как полагается верному другу… Если трудно, — кишмиш можно заменить урюком. Словом, приезжай, а не то я обижусь".

Да, было от чего придти в уныние. Где взять денег, да немедленно, потому что этот дотошный бухгалтер может появиться в любой день. Десять баранов — это не шутка! И приятеля не следует сердить. Не поехать — будет обида, но с пустыми руками туда и показываться нечего. А тут еще Чары и Хошгельды на него косо поглядывают. И свадьба с Бахар того гляди окончательно расстроится.

Не далее как вчера в правление пришла доктор Громова и предъявила предписание из района — немедленно предоставить ей жилье.

— До каких же пор я буду стеснять чужих людей? — сказала она. — Меня Пальвановы приютили из любезности, а я уж сколько времени у них живу.

Спорить с Громовой он не стал, она ведь в хороших отношениях с секретарем райкома. Сахатов, бывая в колхозе, всегда ее навещает. Пришлось предоставить ей квартиру недавно уехавшего на курсы ветеринарного фельдшера. На днях она переедет, и тогда всем, в том числе и Бахар, станет ясно, что Хошгельды и не думал жениться на докторше.

Словом, кругом не ладилось, и события последних дней привели Заманова в состояние крайнего беспокойства. Больше всего его тревожила ревизия. В прошлый раз удалось спастись только чудом. Но чудеса не повторяются. Что же предпринять?

Подчеркнуто энергичной походкой он вошел в правление, шумно приветствовал поглядевшего на него поверх очков неутомимого Акмамеда-ага и, не дав ему времени ответить, осведомился:

— Меня кто-нибудь спрашивал?

— Нет, пока никто.

Елли снял свою каракулевую шапку, стряхнул с нее снег и стал аккуратно отряхивать шинель.

— Из города тоже не звонили?

— Ночью ветром провода оборвало, до обеда связи не будет.

— Так… — постоял в раздумье Елли. — И Вюши не был? Я ведь ему приказал пораньше явиться в правление. Что же он, свинья такая, не идет! — выругался он, направляясь в комнату башлыка.

Но Акмамед-ага остановил его:

— Погоди-ка, Елли. Тут с нарочным пришел срочный пакет из района. — Он протянул конверт и добавил. — Я его не решился вскрыть, потому что он на имя Покгена.

— Ну и что же такого? Наверно, какое-нибудь очередное распоряжение, — нетерпеливо ответил Елли. — Ты же сам видишь, Акмамед-ага, что мне некогда. У меня сейчас важное дело… — раздраженно закончил он.

— Может, у тебя и важное дело, но только на этом пакете написано "весьма срочно". Сейчас никого из членов правления нет. Решай сам, как поступить, — обеспокоенно говорил Акмамед-ага, стоя в той же позе, с протянутым к Елли конвертом.

— Ладно, давай сюда. Я потом скажу, что делать.

Елли схватил пакет, прошел в другую комнату и закрыл за собой дверь. Сев на стул башлыка, он осторожно, не надрывая, вскрыл конверт и пробежал глазами содержание бумаги.

Уже собираясь вложить ее обратно, он неожиданно спохватился и даже привстал от волнения. Прочитав бумагу еще и еще раз и твердо уяснив ее содержание, Елли глубоко задумался. Наконец, придя к какому-то решению, он вложил письмо обратно и попытался снова заклеить конверт, чтобы вернуть ему прежний вид. Однако это оказалось не так легко сделать.

Елли поискал глазами клей, но в этот момент дверь отворилась и в кабинет со словами приветствия вошел Вюши.

Елли невольно вздрогнул. Он поспешно сунул пакет под бумагу на столе и, приветливо улыбаясь, сказал:

— А, Вюши!.. Ну, как дела?

От взора Вюши не укрылось беспокойство в глазах Заманова. Входя в комнату, Вюши заметил, как Елли вздрогнул. Заметил и мелькнувший у него в руках конверт. На память мгновенно пришли похищенные письма, о которых когда-то рассказывала Бахар. Все это выглядело подозрительным. Но подобно тому, как иной раз испытывает-стыд не тот, кто ворует, а тот, кто случайно обнаруживает это, Вюши смутился.

— Дела ничего, — ответил он. — Вы меня зачем-то вызывали?

— Да, вызывал… — рассеянно подтвердил Елли, словно обдумывая что-то. — Вызывал… Да! Вот какое дело, Вюши. Помнишь, — это еще летом, кажется, было, — ты пришел сюда в правление и сообщил, что в колхозе появился вор. Виноградник обэбрал, еще что-то. Помнишь? Покген тогда распорядился тебе ружье выдать.

— Ружье и сейчас у меня, — с гордостью заявил Вюши.

— Ну вот, значит, помнишь! А поймали тогда этого вора?

— Нет, не поймали. Но только после того, как я стал по ночам ходить с ружьем, кражи прекратились.

— Ты думаешь, прекратились?

— Да, с тех пор что-то не слышно больше.

— Но ведь вора так и не поймали? Может, он и крадет, а мы не знаем?

— Как же это может быть? — недоумевал Вюши. — Если бы кражи были, сразу хватились бы. Ведь у нас все добро на учете. — Этот разговор совсем сбил его с толку. Он не понимал, зачем вызвал его Елли и куда он клонит.

— Ну, не скажи, бывает, что сразу и не хватишься… Вот что, Вюши, — перешел Елли на деловой тон. — Необходимо сообщить следственным органам, что у нас в колхозе имеется неразоблаченный вор, что он систематически производит хищения на виноградниках, на складе и на ферме, что ты в свое время напал на его след, но обнаружить пока не сумел. В районе об этом должны знать, и в твоей самоотверженной защите социалистической собственности тоже пора их известить.

— Так ведь я его не поймал! — попробовал возразить Вюши.

— Ну и что ж, что не поймал? Еще поймаешь! — с уверенностью в голосе произнес Елли. — А поставить власти в известность о твоем героическом поведении необходимо. — Он открыл свою полевую сумку и вытащил оттуда два листа бумаги. — Вот тут обо всем подробно рассказано, все факты изложены. Надо, чтобы ты и Нурберды-ага подписали оба экземпляра. Он ведь тоже вора выслеживал?

— Он-то первый и хватился.

— Ну, вот видишь. Значит, вы оба подпишите и кладовщику тоже дайте, а потом верните мне! А я уже перешлю бумаги в район и со своей стороны сделаю все, чтобы вас прославить. Теперь ведь это дело знаешь как поставлено? За бдительность награды дают…

Вюши все еще недоумевал. Он охотно взял протянутые ему бумаги и вяло произнес:

— Ну, что ж, надо будет посоветоваться…

— Здесь и советоваться нечего, — энергично убеждал его Елли. Он, очевидно, куда-то торопился, потому что, не дожидаясь конца беседы, встал из-за стола и теперь поспешно застегивал свою полевую сумку. — Подпишите все трэе и сегодня же принесите обратно…

— Так ведь как же?.. — тянул свое Вюши, теребя в руках бумаги. — Как-то оно непонятно…

Неожиданно зазвонил телефон. Видимо, связь восстановили раньше, чем предполагалось. Елли бросил злобный взгляд на все еще озадаченного Вюши, который словно и не думал уходить и сидел неподвижно, уставясь в смутившие его бумаги.

— Да!.. — не скрывая досады, произнес Елли в трубку. — Ну, колхоз "Новая жизнь"… Ну, слушаю… Его нет… Тоже нет… Никого нет, уехали… — оглядываясь на Вюши, сказал он тихо, зачем-то приложив руку к микрофону. — Не знаю когда… Сторож правления… — продолжал он говорить столь же таинственно. — Слышу, слышу… Получили, вот он лежит на столе… — невольно глянул он туда, где лежал пакет. — Передам, обязательно передам… Как не понять?! Все будет сделано… Сейчас все сделаем, раз такая напасть… Можете не беспокоиться… Всего вам хорошего.

Эти отрывочные слова достигали слуха Вюши сквозь его глубокую задумчивость. Он ничего не понял из телефонного разговора, да и не старался в него вникнуть. Но ощущение неблагополучия и беспокойства не только не покинуло его, а даже усилилось.

А Елли повесил трубку и направился к выходу.

— Они там в районе совсем, видно, заработались, — уже в дверях по-дружески обратился он к Вюши. — Людям только голову морочат.

Вюши встал и поплелся за ним. В большой комнате их задержал Акмамед-ага.

— Елли, а как же с тем пакетом? — спросил он.

— Пусть пока полежит, потом прочитаю. У меня сейчас дело срочное. — И, не обращая внимания на протестующий жест секретаря правления, Елли торопливо вышел на улицу.

Это уж вовсе не понравилось Вюши. Во всем, что он наблюдал здесь сегодня и слышал, была какая-то загадочная связь. Что-то здесь было нечисто. И этот торопливо спрятанный пакет, и таинственный разговор по телефону, разговор, который только сейчас дошел до его сознания… Почему — "никого нет"?.. Почему "сторож правления"?.. — недоумевал он, торопливо шагая к складу.

Колхозный склад помещался в старом, но просторном помещении. Там было холодно, пахло высохшей кожей, шерстью, кишмишем. В углу, за маленьким столиком, сидел кладовщик, с которым Вюши подружился с того памятного дня, когда тот вручил ему ружье. Сейчас кладовщик был погружен в свои ведомости, костяшки счетов так и носились туда-сюда у него под рукой.

Вюши поздоровался, присел и стал терпеливо ждать. Когда итог, наконец, был подбит и занесен в ведомость, Вюши показал бумагу, которую всучил ему Елли, и объяснил, что от них требуется.

Кладовщик внимательно выслушал, прочел бумагу и решительно сказал:

— Я этого подписывать не буду. У меня пока ничего не пропало. На все, что я выдаю, у меня имеются расписки. А если Елли и забрал больше, чем ему положено, так пусть он сам и отвечает.

— А мне как быть? — спросил Вюши.

— И тебе не советую подписывать. Неужели ты не видишь, что он за нашу спину хочет спрятаться? По-моему, он что-то нехорошее затеял. Вчера пытался у меня без расписки кишмиш и муку получить. Я, мол, по поручению башлыка, приказываю тебе выдать… Угрожал даже! Нет, честные люди так не поступают.

— Вот и мне так кажется, поэтому я и пришел посоветоваться с тобой, — признался Вюши.

Он сопоставил слова кладовщика с тем, чему был сегодня невольным свидетелем, и пришел к выводу, что обязан немедленно действовать.

— Да, да, будь с ним осторожнее. Он из каждой бумажки умеет пользу извлечь.

— Ну, спасибо за совет, — поблагодарил Вюши и бросился обратно в правление.

Через минуту он уже был опять там, и Акмамед-ага, подняв голову, удивленно посмотрел на него поверх очков.

— Забыл что-нибудь?

— Акмамед-ага, про какой пакет вы у Елли спрашивали? — едва переводя дыхание, выпалил Вюши.

— Срочный пакет из района на имя башлыка… Да в чем дело? Случилось что-нибудь?

— Этот пакет обязательно надо прочесть. При мне о нем звонили…

— Как же ты прочтешь, когда Елли его с собой, наверно, взял?

— Да нет же, он его под бумагой спрятал.

И не успел Акмамед-ага опомниться, как Вюши бросился в кабинет башлыка и вытащил конверт.

— Он на имя Покгена, я вскрывать его не имею права, — замахал руками честный Акмамед.

— Так ведь он распечатан уже, смотрите, — наседал на него Вюши. — В нем что-то важное содержится. Иначе не стали бы О нем по телефону запрашивать. Сам Елли упомянул про какую-то напасть, а себя почему-то за сторожа выдал. Акмамед-ага, дорогой, ну давайте прочтем, — все больше и больше распаляясь, упрашивал юноша. — На мою ответственность.

— Да ну тебя! — отмахнулся опять Акмамед.

— Ну, хотите, я пакет башлыку отнесу?

— Покген болен, запрещено его тревожить.

— Ну, тогда Чары-ага или агроному. Чует мое сердце, что нехорошее дело Елли затеял. Ведь он-то прочел, а по телефону ответил; что никого нет. — И Вюши, как мог, рассказал о странном телефонном разговоре.

— Пакет я тебе все равно с собой не дам, — решил Акмамед. — Ты тут же за дверью его прочтешь, разве я тебя не знаю? Вот, если бы Чары, или Хошгельды, или хотя бы Непес-ага здесь были, тогда другое дело. Положи конверт обратно, я его и трогать-то не хочу. Слава богу, до седых волос дожил — ничего бесчестного пока не совершил.

Вюши неохотно сунул конверт на старое место и мигом выбежал из помещения. Прежде всего он направился под навес, где стояли грузовые машины. Сейчас там находился лишь один грузовик. Возле него суетился шофер. Он только что поднял капот и теперь копался в моторе.

— А где другая полуторка? — спросил Вюши.

— На ней Елли в город уехал, — не поднимая головы, ответил шофер.

Подозрительность Вюши мгновенно возросла. Он бросился к секретарю партийной организации. Но того не оказалось дома. К Овезу! На его счастье, комсорг лишь собирался уходить. Вюши, путаясь и перебивая самого себя, рассказал ему о пакете, о разговоре Елли по телефону и о своих подозрениях.

Через несколько минут они оба шагали на виноградники, где сегодня производился полив. Чары-ага и Хошгельды были там.

Хошгельды сам следил за поливкой садов. Вот и сейчас, держа в руках лопату, он ходил вместе с поливальщиками с участка на участок.

— Сюда мало дали! — кричал он издали, приложив руки ко рту, чтобы его лучше слышали. — А тут закройте, не то через край перельется. Довольно! Хватит!..

Чары, услышав от Овеза необычайную и тревожную весть, подозвал агронома:

— Хошгельды! Иди-ка сюда, посоветоваться надо.

Хошгельды вскинул лопату на плечо и зашагал к ним по межевой гряде. С обеих сторон ее стояла мутная вода, и он неторопливо двигался, то и дело осторожно отцепляя от ватника, оледенелые прутья, преграждавшие ему путь.

Когда он подошел, Чары объяснил ему в чем дело.

— Правда, эту новость Вюши принес, — улыбнулся Чары-ага. — Про него ведь говорится: в небо плюнет — себе в лицо попадет. А с другой стороны…

— Подавиться мне чуреком, если я не прав! — воскликнул в отчаянии Вюши. — Про меня слава пошла — непутевый, простофиля… Поэтому-то Елли и не побоялся при мне такие разговоры по телефону вести. Разве Вюши что-нибудь поймет! А я все понимаю. Рано или поздно вы сами убедитесь, какой это лживый человек. Вот и кладовщик мне сказал, что Елли за последнее время стал всякие штуки выкидывать, башлык-то болен, он и пользуется… Да пусть меня до конца жизни Непутевым зовут, если я зря тревогу поднял, — уже чуть не плача закончил он и показал бумагу, которую ему дал подписать Елли.

Овез только молча покачал головой. А Хошгельды, который задумчиво стоял рядом, опершись на лопату, сказал:

— Знаешь, Чары-ага, чего нам тут думать да гадать. Пойдем сейчас в правление и все выясним. Кажется, Вюши не попусту волнуется. Что-то он, по-моему, правильно уловил.

— Ну да! — обрадовался Вюши. — Пакет лежит на прежнем месте, где Елли его оставил…

Все четверо, не откладывая, направились в правление. Вюши шел впереди и часто оглядывался. Ему казалось, что остальные могут раздумать и свернуть куда-нибудь в сторону. Начинай тогда все сначала!

— И те письма, наверно, он воровал, — остановился вдруг Вюши. — Не иначе, как его рук дело.

— Какие письма? — заинтересовался Хошгельды.

— А те, что к Бахар не дошли. Ты, Хошгельды, лучше не спрашивай. Мне из-за тех писем так попало, не знал куда и деваться. Еле от нее через окно удрал, — уже со смехом объяснял Вюши. И он подробно рассказал о том злосчастном происшествии, которое повлекло за собой такие неприятности для Бахар.

— Вот оно что! — понимающе заметил Хошгельды. — Значит, по-твоему, он с чужими письмами давно мудрит?

Но Вюши уже не слушал его. Позабыв о вежливости, он первым взбежал на крыльцо и, растворив дверь, провозгласил:

— Идут!

Невозмутимый Акмамед-ага, как всегда, наклонил голову, оглядел вошедших и проводил их в кабинет башлыка.

— Вон, под бумагой, — сказал он. — Я его и трогать не хочу.

— Распечатал… — повертев конверт в руках, заметил Хошгельды.

— Я же говорю, что Елли читал! — не вытерпел Вюши. — Как раз, когда я вошел, он вложил бумагу обратно и хотел опять заклеить конверт. Уж он-то прочел, будьте уверены.

Но осторожный Акмамед-ага счел нужным заявить:

— Я этого не видал. Чего не видал, того не видал, и врать не буду. Да мне и в голову не могло прийти, что тут какой-то подвох. И сейчас не верю…

— Читай, Хошгельды, — сказал Чары-ага.

Все умолкли, и Хошгельды прочел бумагу от начала до конца. По мере того как он читал, лица у всех постепенно вытягивались. Акмамед-ага даже очки снял и стоял с открытым от удивления ртом, оперевшись обеими руками о спинку стула. Только Вюши не выказывал ни малейших признаков изумления. Ему очень хотелось сказать: "Я же вам говорил, а вы мне не верили", но он счел нужным промолчать, чтобы тем очевиднее стала для всех его проницательность.

В бумаге сообщалось о том, что накануне в области появилась стая в восемнадцать — двадцать волков, которая устремилась в пески, причем как раз в том направлении, где находились пастбища артели "Новая жизнь" и соседних колхозов. Районные организации, предупреждая об опасности, грозящей колхозным стадам, требовали принятия срочных мер для защиты поголовья.

— Чего же он добивался, скрыв содержание письма и внезапно уехав в город? — первым нарушил молчание Хошгельды. — Хотел взвалить вину на Покгена и секретаря правления? Я, мол, ничего не знаю, а они не распорядились?..

— Боюсь, что ему эти волки во всех отношениях наруку, — высказал предположение Чары-ага. — Уж не забрался ли он в стадо раньше четвероногих хищников?

— Как бы там ни было, теперь нельзя мешкать, — сказал Хошгельды и спрятал пакет в карман.

— Да, действовать надо без промедления, — согласился Чары. — Но только, знаешь, что, положи-ка конверт на прежнее место. И пусть Елли пока ничего не знает, — оглядел Чары присутствующих.

Они торопливо обменялись мнениями о том, что предпринять в первую очередь, и уже пошли было, но Акмамед-ага мягко остановил их.

— В таком деле горячиться нельзя, — назидательно произнес он. — Это не простые волки. Если их в стае около двух десятков, то это самые свирепые волки — в старину их называли "гелекурты". Они могут за одну ночь покончить с целым стадом… Надо бы Покгена поставить в известность…

Но Чары-ага решительно запротестовал:

— Покген только-только стал поправляться: такое известие может его разволновать… Нет, не стоит.

В конце концов приняли предложение Овеза — отобрать из комсомольцев человек двадцать пять, вооружить их охотничьими ружьями и ножами и немедленно отправить в пески.

— У нас в ауле были и настоящие охотники, — дополнил Хошгельды предложение друга. — Они умеют читать следы зверя. Их-то уж во всяком случае надо взять с собой.

Решили взять и охотников.

— Не забудьте собак захватить, — снова вмешался Акмамед-ага.

На этот раз с ним охотно согласились. Когда Вюши побежал собирать ружья, Чары крикнул ему вслед:

— По дороге забирай всех собак, какие только попадутся.

Сам Чары вместе с Овезом взяли на себя сбор людей.

На долю Хошгельды выпало позаботиться о машинах. Он позвонил в соседние колхозы и договорился о двух полуторках. Потом отправился к навесу и отдал распоряжение шоферу:

— Заправляйся как следует и будь готов к далекому рейсу, Я тебя буду ждать в правлении.

Но водитель отнесся к его словам нерешительно.

— Когда товарищ Заманов уезжал в город, он распорядился без его приказа машину с места не трогать. Я теперь не знаю, что и делать.

— Что делать? Бензину больше бери и подавай к правлению. Вот что! Понял? Тут дело такое, что спорить некогда.

— Ладно, но только если товарищ Заманов поднимет шум, ты сам с ним поговоришь.

— Не беспокойся! Я с ним как следует поговорю!

Через полчаса у дома правления стояли все три машины. Тут же подошел Овез со своими ребятами. Правда, комсомольцев было не двадцать пять, а более тридцати. Бить волков вызвались все, даже те, кто не умел стрелять. Однако Овез отобрал лишь настоящих стрелков, и то превысил задание.

Вюши хоть и не был комсомольцем, но шел с ними. Отряд представлял собой внушительное зрелище. Все ребята были тепло одеты и хорошо вооружены, кто ножами, а кто и ружьями. Они привели с собой семнадцать собак.

В отношений собак Хошгельды проявил высокую требовательность. Он устроил им форменный смотр.

— Эта еще совсем щенок, — говорил он. — Эта тоже молода — увидит волка, заскулит и других напугает… Эта тоже не годится, дряхлая совсем.

В результате, из семнадцати собак осталось, лишь шесть.

В это время подошел Чары с четырьмя охотниками, в числе. которых был и старый Непес-ага. Они тоже привели собак, но, в отличие от прежних, все пять псов удовлетворили требованиям Хошгельды. Охотники захватили с собой капканы, у каждого за плечом торчала двухстволка.

Поделили собак и стали размещаться в машинах. Кругом толпились зрители. Особенно много было детей. Привлеченные необычным зрелищем, они сбежались чуть ли не со всего поселка.

Наконец все три машины тронулись в путь.

— Желаю успеха! — крикнул с крыльца Акмамед и помахал рукой на прощанье.

— Акмамед-ага куда они поехали? — приставали к нему малыши.

— Поехали бить волков-гелекуртов. Это очень опасные волки, — объяснял Акмамед, — они задумали съесть наших баранов… А теперь — марш по домам! — добавил он, входя в помещение. — Замерзнете!

Акмамед-ага, прошел к своему столу, надел очки и взялся за перо. Время от времени он качал головой и бормотал про себя:

— Ах, Елли, Елли!.. Фальшивый ты человек… Нехороший ты человек… Опасный ты человек… Не бывать тебе счастливым…

А на улице дул холодный ветер и в воздухе кружились снежинки. Солнце, достигшее зенита, надолго спряталось за большим белым облаком.

Машины выбрались из темноты кривых улочек и теперь мчались по просторному полю, покрытому снегом. Они мчались на север, туда, к облаченным в белую пелену песчаным барханам.

Пусть они благополучно доедут до колхозного стада, а мы пока мимоходом обратим свой взор на Елли.