НА ОХОТЕ

На открытие охоты поехали мы с Михалычем утром, не очень рано.

Михалыч не любил без особой необходимости вставать, как он говорил, чем свет. А мне хотелось ехать попозже, чтобы на улице было больше народу, чтобы все видели, что я настоящий охотник, еду в болотных сапогах и с собственным ружьем.

Пока мы проезжали по городу, мальчики, игравшие у ворот в «бабки», завидя нас, кричали: «Охотники, охотники едут!» И бежали следом за нашей тележкой.

С каким наслаждением я вслушивался в эти радостные крики: «Охотники!» Именно не «охотник», а «охотники»!

— Гляди, гляди, — орали ребятишки, — и собака рядом в тележке сидит!

Джек добродушно поглядывал на мальчишек, но особого интереса к ним не проявлял. Он был серьезен: наверное, обдумывал план предстоящей охоты.

И вот мы уже на знакомой Выползовской мельнице.

Белый, весь в муке, работник Силантий приветствует нас как старых, добрых друзей.

— А надысь две утки дикие здесь плавали, — говорит он. — Так с нашими домашними и гуляют. Никуда от них уплывать не хотят.

— Посмотрим, посмотрим! — кивнул Михалыч. — Может, их и найдем и подстрелим.

— Беспременно подстрелите, — уверенно отвечает Силантий.

Он забирает нашу лошадь, отводит на мельничный двор. А мы отправляемся на болото.

Сколько раз я уже ходил по нему вместе с Михалычем! Но сегодня я на нем будто впервые. Ведь сегодня я настоящий охотник, в руках у меня ружье.

— Иди рядом, не отставай, — говорит Михалыч, — ружье держи вверх стволами, а то невзначай упадешь — Джека подстрелить можешь.

Я в точности выполняю все эти указания.

Слегка увязая в тине, мы пробираемся между кочками, поросшими осокой. Джек бежит впереди нас. Он ищет «челноком», то есть бегает то в одну, то в другую сторону. Он ищет очень старательно, но, увы, без толку: в болоте дичи нет. Мы огибаем пригорок. Впереди теперь видно все болото до самого конца, до лесочка Кулиги. Причина нашей неудачи сразу же выясняется. У самой Кулиги пасется стадо коров. Оно прошло только что перед нами по всему болоту и распугало дичь.

— Не повезло, — с досадой говорит Михалыч. — Птица, правда, коров не очень-то боится, разлетелась по сторонам, а потом опять на старое место уберется, но все-таки неважное дело.

Без всякой надежды найти дичь мы идем вслед за коровами к Кулиге. Там у нас обычное место отдыха — под кустами орешника возле родника.

— Отдохнем, закусим, водички напьемся да и поразмыслим, что дальше делать, — говорит Михалыч.

Джек, видимо тоже потерявший всякую надежду отыскать дичь, бегает то вправо, то влево, но как-то вяло, будто выполняя давным-давно надоевшую бессмысленную обязанность.

Пробегая мимо одной из болотных кочек, он задевает за нее лапой, спотыкается да так и замирает, припав к земле. В тот же миг из-под кочки с каким-то кряхтением взлетает тяжелый дупель и медленно летит над болотом. Все это случается так неожиданно, что я даже не успеваю в него прицелиться. Михалыч успевает, но впопыхах стреляет раз, другой мимо. Вот дупель и скрылся за пригорком, улетел.

Мы остановились, как громом пораженные неожиданностью.

— Упустить, такую дичь упустить! — наконец простонал Михалыч. — Прямо из рук упустили.

Джек тоже, видимо, понял, что сплоховал, учуял дичь, только когда чуть ногой на нее не наступил. После такой оплошности он начал искать очень усердно. Мы с Михалычем тоже держали ружья наготове, но, увы, такая возможность — убить дупеля — бывает не часто. Мы обшарили все болото и ничего не нашли.

Огорченные и немного усталые, подошли мы к Кулиге, уселись в тень знакомых ореховых кустов.

— Ну что ж поделать, сами виноваты, — вздохнул Михалыч. — Была возможность подстрелить дичину, да еще какую, а мы губы растрепали, никто не виноват.

Я был вполне согласен с Михалычем, однако от этого настроение не улучшалось. Мы достали из сумок бутерброды, закусили, по-братски разделив наши припасы с Джеком. Один только он совсем уже забыл о постигшей нас неудаче, ел с большим аппетитом и, видимо, чувствовал себя превосходно.

Михалыч сделал из бересты черпачок, и мы запили наш скромный завтрак чудесной ключевой водой.

— Что ж делать? — спросил Михалыч. — Идти обратно тем же болотом не стоит. Дичь еще не успела вернуться.

Он покурил, подумал.

— Пожалуй, вот что предпримем: попробуем поискать в поле. Дупеля частенько садятся на сухое место. Может, их здесь целый выводок. Коровы распугали, вот они и разлетелись по соседним полям.

Я совершенно не знал, где надо искать дупелей, и видел-то живого дупеля первый раз в жизни, но, чтобы поддержать в глазах Михалыча свой охотничий авторитет, я солидно кивнул в знак согласия. Даже сказал, что сам хотел предложить именно этот план.

— Ну и отлично, — ответил Михалыч.

Мы поднялись на пригорок. Дальше пошли уже по ровному полю. Стараясь не топтать посевы, мы переходили с одной межи на другую, а Джек носился уже по самому полю. Мы шли то среди поспевающих овсов, то среди посевов гречихи. Растительность была совсем невысока, и Джек среди нее отлично виден.

Вот он заволновался, метнулся в одну, в другую сторону и, поймав носом желанный запах, припадая к земле, как кошка, стал подкрадываться к невидимой добыче.

— Иди, иди рядом, — волнуясь, проговорил Михалыч.

Мы, уже не разбирая, куда ступаем, сошли с межи и стали осторожно подходить к собаке. Джек замер на месте, весь вытянувшись в струну. Мы подошли к нему вплотную. Я изо всех сил вглядывался в заросли гречихи перед мордой собаки, стараясь разглядеть то, что Джек чуял замечательным носом, с успехом заменявшим ему в данном случае глаза. Но сколько я ни вглядывался, ничего не видел, кроме стеблей гречихи да серых комьев земли.

— Вперед! — скомандовал Михалыч.

Джек не двинулся с места.

— Вперед, иди вперед! — задыхаясь от волнения, повторил Михалыч, слегка подталкивая собаку ногой.

Но Джек и тут не двинулся, он только еще плотнее приник к земле.

— Да что же ты? Что там такое? — И Михалыч осторожно, держа ружье наготове, стал заходить вперед.

Я шел рядом.

Вдруг перед самой мордой Джека, именно там, куда я так пристально глядел, шевельнулся серый комок земли, шевельнулся, вскочил, поставив колышком два длинных уха, и огромными прыжками понесся прочь.

— Русак, ах каналья! — крикнул ему вслед Михалыч.

— Стреляйте, стреляйте! — завопил я, забыв, что и у меня есть ружье.

Но Михалыч не выстрелил. Он с укоризной взглянул на меня:

— Зайца летом стрелять?

Я понял свою ошибку.

Русак уже исчез из глаз, а Джек все так же неподвижно стоял на стойке.

— Умница, умница, что не погнался за ним, — погладил Джека Михалыч. — Ну иди вперед, ищи нам крылатую дичь.

Джек завилял хвостом, обнюхал то место, где только что лежал русак, и, как бы покончив с этим делом, тут же занялся другим: начал разыскивать новую дичь.

Мы переходили с одной полосы посевов на другую. Я шел рядом с Михалычем и в тайне души очень жалел, что не успел выстрелить в русака. Вот бы мама и тетка Дарья обрадовались, что я принес такую огромную добычу! Это не чета тем «воробьям», которых Михалыч всегда приносит с охоты. Ну, а что не в срок застрелил, конечно, нехорошо, но ведь сгоряча я мог и не сообразить. Во всяком случае, дома на это внимания никто бы не обратил. А дичь отличная!

Конечно, о своих сожалениях Михалычу я ничего не сказал. Удивлялся только одному, как он сам-то удержался от соблазна и не выстрелил.

Юра, Юра, опять ищет, потянул, стоит! — услышал я голос Михалыча.

И верно: Джек снова замер на стойке. Может, опять русак, как же тогда быть — стрелять или нет? Так и не решив этот вопрос, я вместе с Михалычем подошел к стоявшей на стойке собаке.

— Вперед!

Джек двинулся, и из-под него — фррррр! — взлетела серая птица, какая-то вся округлая, будто тоже оживший комочек земли.

Выстрел — и птица ткнулась в овес.

— Подай, подай сюда! — весело скомандовал Михалыч.

Джек карьером пустился к тому месту, куда упала дичь, и через секунду уже не спеша вернулся к нам, держа в зубах убитого перепела.

— Одна дичина есть, — сказал Михалыч, — не пустые домой приедем. А что же ты не стрелял? — спросил он меня.

— Да я даже прицелиться в него не успел.

— Э, брат, это тебе не в сидячую стрелять, тут быстрота нужна. Вскинул ружье — и пали.

Мы пошли дальше. Джек нашел еще одного перепела. Михалыч в него промахнулся, а я опять не успел. Перепел улетел недалеко: мы видели, куда он опустился.

— Вот что, — сказал Михалыч, — пойдем к нему. Я стрелять не буду, стреляй ты один.

— Не надо, я не попаду, улетит! — взмолился я.

— Ничего, нужно привыкать.

Мы подошли к замеченному месту. Еще не доходя шагов десяти, Джек потянул носом и припал к земле.

— Какое чутье отличное, — сказал Михалыч, — сразу учуял.

Джек стал на стойку.

— Подходи, стреляй! — приказал Михалыч.

Дрожа как в лихорадке, я подошел к собаке, скомандовал:

— Вперед, вперед!

Джек и ухом не повел. Стоял все так же недвижимо.

Подошел Михалыч, повторил мою команду:

— Вперед, вперед, Джекуля!

Но перепел не стал дожидаться Джека. С характерным звуком крыльев — фрррр! — он взлетел.

«Только бы успеть», — мелькнула мысль, и я, не целясь, вскинул ружье и выстрелил. В плечо сильно отдало. Выстрел получился какой-то раскатисто долгий.

— Молодец! — крикнул Михалыч.

Не помня себя я бросился на перегонки с Джеком к упавшему перепелу. Но Джек все же опередил меня, схватил дичь и понес ее Михалычу. Я обернулся, чтобы бежать за ним, и увидел, что Михалыч торопливо перезаряжает ружье.

— Вы тоже стреляли? — упавшим голосом спросил я.

— Но я промахнулся, — ответил Михалыч. — Ты один в него попал.

Кто попал, я, конечно, не знал, но спорить с Михалычем почему-то не хотелось, и я положил убитую птицу к себе в сумку.

— Ну теперь оба «с полем», — весело сказал Михалыч и протянул мне руку.

Мы обменялись дружеским рукопожатием. Все было отлично, только зря я увидел, что Михалыч тоже стрелял.

«А может, и правда, что я в него первый попал. Михалыч просто не удержался и следом выстрелил», — подумал я и с удовольствием потрогал теплый комочек перьев, который болтался у меня на боку в сетчатой сумке.

Переходя с одной полосы посевов на другую, мы нашли еще пять перепелов. Из них Михалыч застрелил двух, а по трем промахнулся. Я не попал больше ни в одного, но зато успел выстрелить почти в каждого, а в одного даже два раза — из обоих стволов. Это обстоятельство Михалыч особенно отметил, сказав, что я сделал дуплет. Мы обошли полями большой полукруг и подходили уже с другого конца к нашей мельнице. Неподалеку от нее мы спустились в овражек, густо заросший бурьяном. Джек снова заискал.

— Юра, готовься.

Я снял ружье. Но Джек не стал на стойку, он, наоборот, заметался, будто стараясь поймать кого-то в высокой траве, даже сделал прыжок. И прямо из-под его лап из бурьяна взлетела какая-то рыжая птица побольше перепела. Сразу мне показалось, что это домашний цыпленок.

Как-то неумело махая крыльями, птица медленно полетела над бурьяном, вот-вот сядет.

— Стреляй! — крикнул Михалыч.

Я выстрелил. Птица упала.

— Браво! — крикнул Михалыч. — Вот это уж твой, твой без всякой помощи.

— А кто это? Разве не цыпленок?

— Какой там цыпленок, — рассмеялся Михалыч, беря изо рта Джека принесенную птицу. — На, держи, это коростель.

Я схватил дичь и тут же быстро обернулся к Михалычу проверить, не перезаряжает ли он ружье. Может, опять вместе стреляли. Но Михалыч держал ружье в руках, и оба курка были взведены.

Михалыч понял меня без слов. Он рассмеялся, раскрыл ружье и показал, что оба патрона целы.

— Нет, это уже твой.

Вот теперь я почувствовал настоящую радость, радость и гордость от сознания, что я в первый раз в жизни застрелил птицу влет.

— А ты заметил, как Джек его сработал? — оживленно говорил Михалыч, когда мы выбрались на другую сторону овражка. — Совсем не так, как он работал по перепелу. Умница собака, прямо клад.

— А почему не так, как по перепелу?

— Да ты видел, как перепел себя ведет, когда собака к нему подкрадывается?

— Видел — затаивается. Прижмется и сидит, — ответил я.

— Верно. А этот разбойник, — и Михалыч указал на лежавшего в моей сетке коростеля, — этот разбойник никогда не таится. Он в траве прямо как мышь бегает. Опытная собака стойки по нем и делать не будет: она старается сразу же его на крыло поднять. Заметил, как Джек на него прыгнул? Совсем как кошка. Иначе его из травы и не выгонишь — обязательно убежит, запутает собаку в своих следах, а сам и удерет. Только не каждый пес ему это позволит. — .И Михалыч с любовью и гордостью взглянул на Джека. — Замечательная собака! — добавил он.

Мы пришли на мельницу, попросили запрячь лошадку и покатили домой.

Ну, а что было дома, как обрадовалась мама моему коростелю, — об этом и не расскажешь!

И Михалычевы перепела, и мой коростель, когда их ощипали, были не очень велики, но ни мама, ни тетка Дарья ни разу не назвали их «воробьями». Их потомили в кастрюле, и мама съела целиком моего коростеля.

— Это тоже королевская дичь? — спросила она Михалыча.

— Нет, — ответил он. — Это выше королевской.

— Какая же? — даже просияла мама.

— Это первая дичь, убитая влет юным охотником, — пояснил Михалыч. — Ценнее этой дичи нет и быть не может.

Михалыч был прав: за всю свою долгую охотничью жизнь ни одному своему трофею я так не радовался, как этому первому убитому мною влет коростелю.

Загрузка...