Три прошедших дня стали самыми тяжёлыми за всю экспедицию, каждый таил в себе смертельную опасность, каждый мог стать последним для Тобиуса. Ныне, при мыслях о том, что пережил, серый маг вновь испытывал отголоски страха. Однако он не корил себя за безрассудство, и не чувствовал больше пристального взгляда Молчаливого Фонарщика. В конце концов, не этого ли он искал, покидая Доминион Человека?
Устраивая себе короткие передышки, Тобиус раскрывал книгу и писал, превозмогая острую боль, писал пока новые впечатления не перекрыли и не истощили воспоминания. Гурхана ложилась на страницы простым текстом и шифром, подробными насколько возможно рисунками.
От спасшей жизнь землянки он добрался до Фарсала часов за пять осторожной ходьбы, вышел на простор из-за деревьев и не смог не улыбнуться тому, как ладно выглядела построенная им стена. С неё тестудинам ничего не стоило разглядеть его загодя и… и что? Стена не имела отверстий, он строил её специально, чтобы ничто не могло проникнуть внутрь. Для существа летучего это не беда, но… после встречи с хищной плотью даже такая мелочь как записи в книге причиняли боль, словно ножом на собственной коже писал; не хотелось даже думать, что случится, если придётся лететь.
Тестудины действительно приметили одинокую фигурку, но когда маг подобрался к ледяной преграде, пришлось порядочно покричать, прежде чем сверху спустили верёвку, состоявшую из нескольких верёвок покороче. Обвязавшись, Тобиус дёрнул и его медленно потащили наверх, а там приняли и… крепко-накрепко связали.
— Что это значит?!
Воины действовали уверенно, а силы в их толстых ручищах было предостаточно.
— Неужто позабыть меня успели?!
— Нет, — тяжело ступая, перед связанным по рукам и ногам волшебником объявился До-Рей, — не забыли. Ты уж прости нас, То-Биус, но из недр Великой Пущи что угодно выйти может. Что угодно и в каком угодно обличии. Нужно время, чтобы разобраться, тот ли ты, кто покинул нас не так давно?
— Да я это, я!
— Конечно. Если бы я был не я, а кто-то другой, и хотел бы запутать всех, то так и сказал бы.
— До-Рей, ну в самом деле!
— Добро пожаловать обратно в Корс.
Длинные когти коснулись потока времени, раздался мелодичный звон, и серый маг понял, что вот-вот будет создана Запру…
Его личное время вновь запустили уже внутри города, в помещении с ручьём, где он представал перед наместниками Лучших.
Состав в гнёздах немного поменялся: вместо Са-Форага в «гнезде» устроился великан Ду-Гэмон; также поменяло хозяина место, где прежде сидел наместник Лучшего Воителя. Теперь там находился тестудин, почти не уступавший Ду-Гэмону в размерах, шкуру он имел тёмную, изрубленную, а его панцирь — та часть, что можно было разглядеть — покрывала искусная резьба, которую портило великое множество трещин, сколов, следов сильных ударов.
— С возвращением, — мягко провозгласил Лучший Направляющий, — мы рады видеть тебя живым и невредимым, да.
— А это точно я? Может, нет? Может, какая-то тварь из леса явилась?
Огромный темношкурый тестудин протянул руку к оружию, что лежало рядом.
— Туа-Бун, старый мой друг, он шутит.
— Шутит? — донеслось из клювообразного рта.
— Говорит неправду ради веселья, да. Это наш друг, он не опасен. Он построил стену, которая тебе так понравилась.
— Стену? — Тёмно-красные глаза медленно переползли на волшебника, рука оставила оружие. — Хорошая стена.
Ду-Гэмон покивал.
— Как видишь, То-Биус, пока тебя не было, я вернул к нам самого лучшего воина, моего доброго друга и побратима Туа-Буна. Через месяц-другой будем готовы возвращать следующего, да.
— Рад за вас без меры. Можно мне теперь…
— Как прошлая твоя… экспедиция? Ты достиг своей цели, да?
— Я нашёл место, из которого они лезли на поверхность. Почти уверен, что это было оно.
Тестудины возбуждённо загудели, переглядываясь.
— Пещерные формы жизни, как и предполагал. Обитают в обширной системе подземелий, выбираются на поверхность только ночами, для охоты, делают запасы на зиму. Если запасов не хватает в тот или иной год, они собирают ватагу и отправляют к вам. Думаю, не только к вам, но и в другие части леса тоже. Зимой меньше солнечных дней, а значит, им легче продвигаться. Ещё, возможно, у них есть места, где Пожиратели устраивают дневные лёжки по пути. Не знаю, всё это мои домыслы. Одно лишь точно, — двигаться они могли намного быстрее меня. Я завалил вход.
Тестудины внимательно следили, не мигая.
— Завалил? — уточнил Лучший Направляющий.
— Обрушил свод и часть подземелья, к нему прилегавшую. Это не значит, что они больше не явятся, в земле тысячи ходов, один завалил, — два других открылись. Но этот был самым близким к Фарсалу. Следующие три года покажут, был ли толк. Если вы дадите мне перевести дух, я всё вам подробно опишу, но потом. Извините, устал.
— Мы благодарны тебе, человек То-Биус, — молвил Ду-Гэмон.
— Рано благодарить, ещё неизвестно…
Плоская голова Лучшего опустилась в молчаливом жесте почтения, и оставшиеся старейшины последовали его примеру.
— Рано…
— Явившись извне незваным, нежданным, стал вестником добра, защитником, да. Не много такого приходило к нам из Великой Пущи, и тем ценнее редкий дар. Мы благодарны тебе, человек То-Биус, рисковавший жизнью за нас, помогавший не ради корысти. Ты человек благородного духа.
Волшебник вздохнул. Вспомнилось ему, как радовались люди Под-Замка простой помощи, насколько легче становились их жизни от его нехитрой подмоги. Достаточно видеть, что труд созидающий приносит плоды, а вот благодарности были излишни. Смущали.
Попрощавшись, волшебник поплёлся к себе, на самый верх, не обращая внимания на взгляды, немые вопросы, взволнованный шёпот учеников. Его совершенно точно не ожидали увидеть живым вновь. Что ж, панцирники сонные, знайте, каких магов воспитывает славная Академия Ривена!
Подумав так, он с иронией додумал, что сейчас должен был лежать хладным трупом очень далеко отсюда и жизнью своей обязан теперь неизвестно кому. Хорош, ничего не сказать.
Воздух в комнате был застоялый, никто и не думал проветривать. Только болтавшемуся месяц по дикой природе человеку этот запах показался восхитительным, и даже холодный воздух словно грел. Вскоре в камельке возгорелось пламя, а волшебник плескался в бадье, что сработали для него ремесленники. Вода тоже была холодной, однако, что ему с его закалкой холодная вода?
Став, наконец, чистым, Тобиус долго сидел перед огнём, обсыхая. Он был настолько усталым, что не хотел ни есть, ни пить, лишь смотрел в огонь, да чувствовал, как медленно затягиваются раны, полученные астральным телом. Рядом на циновке дремал Лаухальганда, висел на вешалке мимик.
Глядя в нутро камелька, Тобиус уснул тоже.