В Дикой земле

Часть 3, фрагмент 2

— И всё же, я выжил, как видишь. Я крепкий.

— Крепкий! Крепкий! — рассмеялся Вийджа, от переизбытка эмоций принявшись хлопать себя ладонями по пузу. — Мелкий, худой, но крепкий! Я тебе затрещину дать, бояться голова отлететь, но ты крепкий!

— Да, кстати, — Тобиус прикоснулся к левой половине лица, — затрещина. Не расскажешь, как ты оказался там, в той пещере?

— В той пещере? Это моя пещера! Моя рисовальная пещера!

Волшебник приоткрыл рот в немом вопросе.

— Я ходить туда рисовать. На стенах. Ты не видеть?

— О!

— Да! Да! — затряс головой сару-понхи. — В тот день я лазать на той стороне реки, искать красные плоды с кустов. Они ядовитые, есть нельзя, но для краски очень хороши! Вдруг я услышать грохот, треск, в небе реветь огонь! Я не дурак, чтобы на звук идти, потому спрятаться надолго. Темнеть уже, дождь идти, страшно! Тогда я решить реку назад не переходить в темноте, чтобы не сорваться, решить заночевать в той пещере, где я любить рисовать! Приходить, а дыры в земле нету! Я следить, видеть тебя. Странное существо без волос выходить наружу. Что делать в моей пещере? Не понимать. Ну тогда я и схитрить.

— Высадил пробку, дождался, пока я отправлюсь проверить, а сам пошёл следом.

— Так! Именно так и делать! Трудно быть, я большой, живот большой, еле помещаться в тот проход. А потом пролезть и… ты уж простить. Непонятная жуткая штука ты есть, без волос, с ручками короткими и ножищами длинными. Очень жуткий сначала показаться. Я бояться. А надо было спрятаться от дождя! Огненный народ очень не любить вода, очень!

— Обезьяны не умеют плавать, — припомнил Тобиус вполголоса, вычитанное в старых книгах.

— Я с сожалением думать, чтобы тебе голова пробить, знаешь?

— Что?!

— Когда ты лежать там, неведомая штука, всё заляпать синим, испортить рисунки. Я не знать, чего ждать, может опасность, думать ударить ещё раз и голову разбить. Но на счастье там твой добрый друг быть, который меня вразумить! Как хорошо, что я тебя не убить, Тобиус!

Поняв, что говорят о нём, Лаухальганда широко улыбнулся собравшимся. Он знал, что он молодец. Он всегда знал, что он всегда молодец.

— Да уж, очень хорошо, иначе и не сказать. А… где мой… плащ? И, если не возражаешь, мой янтарь?

— Что?

Вновь пришлось обратиться к универсальному переводчику.

— А, янтарь! Да! Янтарь он съесть! И как столько влезть в такого маленького малыша?!

Скрюченный чёрный палец указал в сторону Лаухальганды, на что тот открыл рот и из тамошнего мрака заблестели гранями твёрдые куски Лака Обновления. Компаньон предусмотрительно проглотил все плоды тяжёлой многочасовой работы.

— Но плащ в пещере остаться. Я хотеть его взять, но у плаща отрастать глаза, зубы, когти. Твой друг говорить, что он ранен и его лучше оставлять в покое.

— Я должен за ним вернуться.

— Правда? Не страшно тебе такой злой плащ на себе носить? Он же и сожрать мочь.

— Нет, не страшно. Вернее этих двух у меня никого нет, они никогда меня не предадут… Ещё есть ученица, но её я оставил дома. А плащ надо забрать завтра первым делом.

— Как сказать, как сказать, если он не кусаться, я не возражать!

Они ещё долго болтали друг с другом, кое-как поддерживая огонь и притворяясь, что этот небольшой костерок действительно противостоял ночному хладу, властвовавшему над миром. Тобиус старался как можно лучше усваивать речь и был собою сильно недоволен, хотя для начинающего, справлялся он прекрасно. Также волшебник упорно пытался как-то исправить то, что Вийджа вытворял с глаголами.

Ночь выдалась насыщенной, тяжёлой. Человек отказывал себе в сне, ибо при сотрясении он был чреват. В конце концов сару-понхи всё же провалился в царство грёз, укрывшись старыми шерстяными одеялами, а Тобиус остался сторожить пламя, от которого было мало толку.

Подбросив в костёр крохотную капельку стихийной, огненной гурханы, которая немедленно прогрела всё вокруг, он подпёр голову кулаками и долго размышлял над тем и над этим. Со слов Вийджи совсем рядом находился Ронтау, город народа сару-хэм на дереве или город-дерево, Тобиусу так и не удалось понять этот нюанс языка сару. Завтра, как только он заберёт мимика из пещеры, волшебник собирался отправиться вниз по течению, туда, откуда ему посверкивал магический маяк, и немного разведать обстановку.

Потребовались силы духовные и физические, чтобы продержаться до рассвета, учитывая, сколь тяжёлыми выдались предшествовавшие дни. Когда же небеса просветлели, волшебник выбрался из хижины и вяло побрёл по руслу ручья, протекавшего через пруд, над коим склонилась ива. Ручей тот тянулся издали, стекал с гор, петлял в лесах, пока не достигал обрывистого берега реки и не присоединялся к ней искристым водопадом.

В росистый час, когда тени были молоды и длинны, Тобиус перепорхнул над потоком, постаравшись не смотреть в ревевшую пропасть и скоро достиг своего недавнего убежища. Монстр-притвора лежал там, изображая часть каменного пола, присыпанного листвой. Надо было отдать ему должное, маскировка вышла виртуозной. Тобиус приблизился, сел на корточки.

— Прости, приятель, не по своей воле оставил тебя здесь. Надеюсь, ты не скучал?

По «полу» пробежала цветовая рябь, изменилась его текстура, изменился цвет, камушки и щербинки превратились в складки ткани, на проявившейся фибуле распахнулось алое око. Человек аккуратно снял с ран мимика прокладки и обнаружил, что те удивительно хорошо зажили. Хотел бы он сказать то же о своих. Плащ занял законное место на маговых плечах и в мире одной правильной вещью стало больше.

Возвращаясь к иве, он заслышал издали непонятные звуки, голоса. Сделавшись незаметным, волшебник подобрался ближе и увидел перед Образом Предка небольшое скопление сару-хэм. Длиннохвостых насчиталось чуть больше двадцати, все — в разноцветном шёлке и шерстяных накидках поверх него. Женщины с корзинами, мужчины — с длинными прямыми шестами, обитыми бронзой по концам. На шестах висели гроздьями пустые бутылочные тыквы, в которых, судя по всему, трещал сушёный горох.

Две особи прямоходящих обезьян стояли к идолу ближе прочих и рядом с ними пылал рыжиной орангутанг. Огромный, безобразно расплывшийся, совершенно нагой, Вийджа казался лесным чудищем подле высоких и сравнительно изящных сару-хэм, но никого из них это, казалось бы, не смущало. Святой отшельник держал в одной руке плошку с чем-то красным, а пальцами другой чертил этим красным нехитрые знаки на лбах двух молодых особей. Закончив, он окурил их дымом, проистекавшим из другой плошки и издал громкий у-укающий вскрик, который подхватила вся группа. Полые тыквы на шестах затрещали, собравшиеся запрыгали вокруг разукрашенной парочки, поликовали немного, да и пошли прочь. Путь их лежал на юг по над рекой. После столь массового визита у корней ивы осталось несколько корзин с пищей, кое-какая, судя по всему, новая посуда, а также несколько свёрнутых валиками шерстяных одеял и вязанки хвороста.

Вийджа провожал их долгим взглядом, стоя на всех четырёх и не замечал рядом с собой человека, пока ветер не переменился. Прежде чем он успел обернуться, волшебник сбросил с себя Глазоотвод.

— Ох! Ты когда появился?!

— Только что. Не хотел мешать. Что ты делал?

— А? Объединял возлюбленных же! — поделился святой отшельник с улыбкой. — Было двое, стало одно! Вместе жить будут, детей плодить!

— Бракосочетание, значит. М-м-м… послушай, друг, ты не рассказывал ли им обо мне?

Орангутанг почесал брюхо.

— Незачем. Я отшельник, много не разговариваю. Не нужно им знать. Длиннохвостые — народ стремительный, но не задумчивый. Наделают глупостей.

— Осмотрительно, осмотрительно, спасибо. А это что?

— А! Дары! Принесли даров, еды, вон там хворост и одеяла. Очень хорошие дары. Зима придёт, опять буду мёрзнуть. Одеяла и хворост очень нужны.

Маг задрал голову.

— Не странно. В такой-то лачуге… ты не обижайся, Вийджа, но она состоит из дыр, никакое тепло не держит. Тебе нужен дом получше.

— Какой сумел, такой и построил, — хмыкнул орангутанг, — не строитель я.

— А я вот строитель. Если отлучишься на денёк куда-нибудь, по возвращении окажется у тебя новый дом. Из дерева, с дверьми, очагом, такой, в котором зимой будет тепло, а летом прохладно. Как ты на это смотришь?

Сару-понхи хмурил брови, вытягивал губы трубочкой, качал головой, вероятно прикидывая, каким образом его хотят обвести вокруг пальца.

— Что-то я не понимаю.

— Тебе нужен новый дом, — так я построю. Только под надзором работать не люблю, а потому, иди ягод собери. Или не иди, я ведь не настаиваю. Будешь сидень всю зиму вот в этой уютной самодельной… этом гнезде. Ты как?

— Нельзя построить жилище в одиночку и за один день.

— Что не позволено святому, то позволено грешному. Тебе нужен новый дом или ты уже достаточно жира накопил пред морозами? А, новый друг?

— Нельзя построить…

— Вот так мне вечером и скажешь.

Спровадить орангутанга удалось немалыми усилиями, хотя странно было бы, окажись всё иначе. Крутившийся под ногами Лаухальганда вопросительно замяукал.

— Просто хочу отплатить добром за добро, раз у меня отёк уже спал. Ты видел, как он живёт? У него ведь на самом деле не мех, а волосы, длинные, но редкие. Никакого подшёрстка. Он мёрзнет.

— Мря?

— Не хочу пока что казаться чем-то кроме страшной лысой штуки из леса. Пока он не знает, кто я и что я, он меня не боится и лучше идёт на контакт.

— Фряу! Фря!

— Да, хорошие отношения со лжи не начинаются, это верно, однако вопросы морали позволь решать мне. Хм. — Маг оглядел кривоватое, кое-как собранное гнездо в ветвях. — Начнём с того, что вынесем всю утварь, а потом развалим это к ахоговой матери.

Вскоре от древесной хижины остались одни обломки, а волшебник уже подтаскивал к иве срубленные стволы сосен и лиственниц. Он один ошкуривал, рубил, вытачивал, сгибал, сушил, всё делал без остановки, без продыху, но и без напряжения. Изредка прислушиваясь к ощущениям, выискивая подкрадывавшиеся опасности, которых не было вокруг, Тобиус скорее отдыхал. Готовые детали вскрывались Лаком Обновления, склеивались, собирались в элементы более крупные, водружавшиеся на самую старую и сильную развилку и укреплявшиеся там. Разумеется, всё происходило через посредство магических приёмов.

Слово было сказало и дело было сделано, перед закатом, когда темнота в лесном мире стала слишком уж пугающей, Вийджа вернулся к пруду и увидел на гигантском дереве нечто прекрасное. Ему построили новую хижину, построили из выгнутых гладких досок, непроницаемых для воды, с несколькими круглыми окошками и дверьми, выводившими на главные пути в верхние ярусы кроны. В итоге новый дом походил формой на две глубокие тарелки, поставленный одна на другую и донышками в разные стороны.

Открылась дверь на верхней наклонной поверхности и Тобиус выбрался на ствол ивы по верёвочной лестнице, а потом аккуратно соскользнул вниз. Он был весь в деревянных опилках, завитках, слегка усталый, но довольный собой. Минуту назад волшебник заново перевязывал раны и понял, что кровь вновь приобрела свою свёртываемость.

— Добро пожаловать! С другой стороны я воссоздал твой балкон и уже положил там бревно. Весь скарб внутри. Есть выходы на все большие ветки, чтобы было удобно лазать на верхотуру. Стены будут хорошо держать тепло и не пускать воду. Под полом кладовая, можно складывать туда пищу. Очажное место огорожено небольшой решёткой, чтобы угли не рассыпались. Всё же вокруг дерево, надо следить за…

— Ты построил дом за один день! — не поверил Вийджа, подпрыгивая на месте. — Как?! Как ты это сделал?!

— Просто мы очень хорошие строители там у себя. Умеем. Нравится?

— Он такой… такой… красивый! А будет ещё красивее, когда я его разрисую!

— Делай, что хочешь, только лак не царапай, а то древесина гнить начнёт.

Отшельник взобрался на дерево, залез в свой новый дом, огляделся, стал бродить по кругу, ощупывая гладкие стены и гладкий пол.

— Как хорошо здесь пахнет!

— Свежие доски всегда хорошо пахнут, — сказал Тобиус, забравшись следом. — У нас когда кто-то приходит жить в новый дом, это считается небольшим праздником и нужно немного повеселиться. Хочешь повеселиться?

— Я всегда готов повеселиться! — радостно воскликнул Вийджа. — Постой-ка!

Орангутанг присел, насколько позволяли короткие ноги, подпрыгнул и обрушился на пол всем своим весом. Дом стойко выдержал испытание.

— Вот теперь будем веселиться!

В тот вечер они вновь много разговаривали, обильно ели и, по настоянию Вийджи, пели. Он любил петь настолько же сильно, насколько никудышно у него это получалось. К счастью Образ Предков не являлся тонким ценителем, иначе сару-понхи давно бы упал с высоты и расшибся по воле божества. Веселье святого поддерживалось также содержимым большой бутылочной тыквы, принесённой намедни свадебными гостями. Плеснув себе предложенной жидкости, Тобиус поморщился, — сок плодов тутового дерева, забродивший на разбавленном меду. От напитка сего желудку моментально становилось не по себе; сладость его была малоприятна, а опьянение столь слабо, что простому человеку пришлось бы выпить несколько пинт, не говоря уж о мутанте. Но орангутангу очень нравилось, он легко опьянел и оттого стал петь песни громче.

— Знаешь, друг Вийджа, я хочу… ты слышишь меня?

— Да, да! Давай споём!

— Я хочу завтра отправиться в Ронтау, хочу познакомиться с Длиннохвостым народом. Как думаешь, с чего стоит начать?

Пьяные тёмные глазки с трудом сосредоточились на лице мага.

— Начни… на-а-ачни с того, чтобы… и… не ходить…

— Это почему же?

— Ну… — на лице орангутанга отразилось мучительное сомнение, — они… убьют тебя!

— Ой, как жаль. Но зачем?

Вийджа рассмеялся.

— Ты себя… себя видел-то, друг Тобиус? Видел ты… себя? Ты же страшный! А у нас так… если из леса что страшное выходит, его… его же надо убить поскорее… До того, как оно… тебя убьёт. Об этом все знают!

— Но ты же меня не убил.

— Я… я слишком много думаю… — изрёк Вийджа глубокомысленно. — Потому что… живу один. А длиннохвостые, они же… они… простые. Увидел что необычное — убей! Так и выживали всегда. Они убьют тебя… убьют… а потом залезут внутрь.

— Это ещё зачем?!

Глазки орангутанга слипались, он утомился от целого дня бродяжничества, от переизбытка эмоций, от расслабляющего действия выпивки.

— Потому что… — тихо отвечал отшельник, — ты не из народа… у тебя нет… души… А значит… значит, можно заглянуть внутрь…

На этой философской и даже немного теологической ноте он захрапел. Вздохнув, серый маг поднатужился и перевернул собутыльника набок, после чего накрыл его одеялом.

На очажном камне горел огонь, жилище было хорошо прогрето и освещено, крепкие стены отделяли этот маленький кусочек спокойствия от кромешного мрака и холода лесов. В ту ночь волшебник впервые за долгое время забылся глубоким и спокойным сном, зная, что не свалится с ветки.

Утром, спросив у сонного хозяина дозволения, маг как следует искупался в пруду, наскоро перекусил и отправился по восточному берегу реки на юг. Святой отшельник говорил, что Ронтау всего в нескольких часах быстрого хода вниз по реке, что его нельзя пропустить, его видно издали, и Тобиус, осторожно кравшийся над громкими водами, действительно ждал… чего-то. Он внимательно изучал противоположный берег, но кроме перепада высот, кроме огромных лесистых холмов, больше походивших на горы, ничего не мог выделить. Дошло до того, что во время одной из остановок, раздумывая, а не стоит ли ему взлететь, волшебник пропустил момент, когда несколько лиан, ниспадавших с берега вниз, к воде, изогнулись и обхватили его щиколотки.