В Дикой земле

Часть 2, фрагмент 12

— Как твои успехи, То-Биус? — спросил гигант, поглядывая одним из своих невероятных бирюзовых глаз. — Есть ли… хм… прогресс?

— Стою на месте. Зато твёрдо и уверенно.

— И то благо, да?

Волшебник прочистил горло, предпочтя не обратить внимания на последний вопрос.

— Я хотел бы… о боже, будто за скамью ученическую возвращаюсь. Я хотел бы отпроситься!

— Отпроситься, да? — как будто заинтересовался тестудин.

— Да. Я хочу вновь спуститься по реке, но на этот раз дальше. Один знакомый говорил, что там живёт некий древолазный народ. Мне право казалось, что это намного ближе, но видать, он просто далеко и быстро путешествовал.

— Хм-м. — Длинный коготь описал в воздухе изящную восьмёрку раз, другой, третий. — А теперь и ты хочешь попутешествовать, да?

— Путь к знаниям — это путь, говорил Джассар. Ныне волшебники уже не так преданы сему завету, никуда не идут, мало что ищут, сидят в городах на щедром жаловании или продают лекарство от простуды втридорога. А я вот хочу путешествовать и искать.

— Мудро, мудро. Путь к знаниям — это путь, да? Что ж, ступай.

И вновь всё вышло слишком просто, но Тобиус не стал задавать вопросов, на которые уже получал ответы — к чему всё усложнять, человечек?

— Я думаю, То-Биус, что птицу в клетке не удержать. — Тестудин читал его всё также легко.

— Вообще-то мы, люди, только и делаем, что удерживаем птиц в клетках.

— И они счастливы, нет?

— Об этом мы мало заботимся.

— А мы, тестудины, заботимся.

— Это значит, что моя клятва…

— В силе, То-Биус. Суть её не в том, чтобы пленять тебя, а в том, чтобы ты не отправился к своему народу раньше времени. Если хочешь путешествовать по Великой Пуще, то ступай, мы всегда будем ждать тебя здесь. Но в отчий дом возвращаться не моги.

Чёрные брови волшебника заметно приподнялись, на высоком лбу собрались складки.

— Это… существенно облегчает мне жизнь. Так я могу отправляться?

— Как только лодка будет готова и припасы собраны. Или ты решил уйти по суше, да?

— Нет уж, мне понравилось путешествовать по реке!

— Понимаю, понимаю, вода — это благо.

Брови вновь опустились, да ещё и сошлись на переносице, Тобиус стал серьёзнее, суровее.

— На этот раз только прошу не посылать со мной охрану.

— Не хочешь охрану?

— Не хочу. Без них я быстрее, незаметнее. Свободнее.

Завораживающий свет мерцал внутри зрачка тестудина, его жёсткое лицо ничего не могло выражать, но отчего-то казалось, что Ду-Гэмон слегла печально улыбался. Он видел маленькую подёнку насквозь.

— Как скажешь, То-Биус, как скажешь. Возвращайся к нам живым и невредимым.

Когда обновлённая лодчонка заскользила по воде, волшебник размышлял над тем, что усердный и терпеливый наставник Хо-Рад наверняка поставит на нём крест. Будь он столь же нерадивым учеником в Академии, из Перчатки Боли не вылезал бы, однако жители Корса таких наказаний не практиковали. Являясь самым неспособным, самым безнадёжным, Тобиус должен был поселиться в зале для медитаций и стремиться к полному самоотрешению каждый миг. Впрочем, это в нём говорили старинные привычки. Во времена обучения волшебник рос, в основном, как сорная трава, и когда кто-то начинал верить в него, возлагать надежды, как, например, Никадим Ювелир, Тобиус испытывал жгучее желание надежды те оправдать. Пора было бы оставить эти юношеские привычки.

Река вновь превратилась из врага в друга, подхватила лодку и понесла на юг, третье плаванье за лето ни много ни мало. Всё, что нужно было делать, это следить за берегами и только. Ремесленники присовокупили к рулю пару съёмных упоров, которые могли удерживать его в нужном положении и освободить единственного члена экипажа. Кроме того, они увеличили высоту палатки и её длину.

Выходило, что можно было плыть, получая удовольствие, предаваясь магической практике, чем Тобиус и занимался не один день к ряду, пока однажды, чуть позже второго полуденного часа1, лодку не встряхнуло вдруг. За первым толчком последовал ещё один, да такой, что корму подкинуло. Волшебник покатился кубарем, упёрся ногой в борт, схватил книгу заклинаний прежде чем та упала в воду и замер в ожидании.

# # 1 Чуть позже 13:00.

Ничего не произошло. Маг бросился к корме, оглядел быстрые воды и ничего не нашёл. Но потом он взглянул сквозь чары Истинного Зрения и увидел, как нечто огромное, длинное и живое, плыло там против течения. Начало его отдалялось, но часть всё ещё была под лодкой. Такой маленькой, такой хрупкой деревянной скорлупкой, которую можно было пустить на щепки, скажем, одним ударом хвоста… Ахог подери, да даже ужасные угри, водившиеся в озере, казались ерундой в сравнении с этим… этим…

Оно удалилось, проплыло дальше, не заметив болтавшуюся на поверхности потока кроху, или просто не проявив интереса. А человек, утерев холодный пот, напомнил себе, где имел дерзость забыть об осторожности! Дикая, вопиющая глупость!

С того дня он вернулся к подобающему поведению, не позволял больше нетронутой природной красоте Дикоземья и яркому летнему солнцу заморочить голову. Зимой было проще, куда как проще, когда мир был холодным и враждебным, заставлял держаться собранным.

Тобиус до того не желал терять бдительность, что прибегал к чарам Второго Дыхания, подстёгивая резервы тела. Резервы, которые даже у мутанта были небезграничные. Порой, только в дневное время, он причаливал к берегу и практиковался в искусстве магического строительства, создавая новые лодочные сараи, затаскивал туда судёнышко, обвешиваясь охранными чарами всех доступных видов. А потом покидал мир яви, как правило, более чем на сутки.

Всякий раз засыпая, он думал над тем, что чудовища похожи на животных, — зимой многие из них, особенно самые прожорливые, впадали в спячку, чтобы с приходом тепла восстать и придаться обжорству. Не было в Дикоземье сезона, когда смерть не властвовала бы среди великих деревьев.

Эти мысли являлись плохими провожатыми в сонное царство, из-за них там волшебника то и дело поджидала тьма с пылавшими глазами и страшной пастью, вновь обернувшаяся после долгого отсутствия.

Подгоняемая прирученным ветром и несомая водами, лодка достигла наконец заветного высокого берега. Река там была довольно узкой и быстрой, но зато глубокой, а над ней висели огромные деревянные мотыльки, тянувшие из вод полные рыбы сети. Завидев гостя, тетург-рази пришли в буйный восторг, многие из них выбрались на берег и бежали над самым обрывом, галдя, пока не добрались до моста. Вытаскивая судёнышко на сушу мыслесилой, волшебник был встречен радостной толпой подпрыгивавших зелёных ежей.

На дворе стоял второй день месяца зоптара, самое начало осени. Что-то около года назад рив покинул Под-Замок и отправился на юг, намереваясь испытать себя зимовкой в Дикой земле. А ныне он пребывал так далеко от границ Вестеррайха, как не забирался, вероятно, ни один сын рода людского.

Утомлённый и помятый, Тобиус старался улыбаться и брёл сквозь ликование народа, выглядывая среди похожих нелюдских лиц знакомое. Оно, однако, нашло его раньше, ибо громче всех вопило и выше всех подпрыгивало.

— Тоби! Тоби! Ой! Ты вернулся! Ой! Радость-то какая! Ой! — заливался Фаза, расталкивая сородичей, укалываясь об их иглы, но продолжая расталкивать.

— Скажи-ка мне, друг, — молвил рив, — купцы с юга уже приходили?

— Что?! Мохнатые-хвостатые?! Нет! Ещё нет! Совсем! Но скоро ждём уж их!

— Как хорошо, — улыбка на лице Тобиуса приобрела больше жизни и искренности, — успел.

Тетург-рази непременно пожелали устроить в честь «великого героя» приветственный пир, благо во времена сии обильные они могли себе это позволить. Внутри палисада, где не осталось уж убогоньких хижинок, развели большие костры, над которыми на вертелах жарилась громадная форель, — целиком и рубленая на куски, серебристая в пятнышках мечта всех рыбаков северного мира. А кроме того в несчётных лукошках горками сверкали разноцветные ягоды, порой совершенно незнакомых видов, грибы, коренья, свежие травы, мхи и… закуска в виде насекомых.

Аборигены пели и плясали вокруг огня, поднося Тобиусу самые лакомые кусочки. В сердцах их был праздник и лёгкость, дремучий лес на какое-то время перестал быть страшным и жизнь казалась совершенно прекрасной. Волшебник благосклонно принимал знаки внимания, насыщался неспешно и вёл беседу с теми тетургами, которых попросил сесть рядом с собой, а именно с Фазой и Дипу. Последнему, к слову, очень уж по душе пришёлся крепкий табак, что удалось выменять на собственный травяной сбор. Таким образом Тобиус распрощался с последними запасами.

— Когда они придут, — говорил волшебник, поедая печёную рыбу и бросая кости в огонь, — к обычным товарам прибавьте вот это.

— О!

— Что это?! Что это?!

В руки Дипу перешла сверкавшая статуэтка из начищенной меди, изображавшая премилую обезьянку с длинным хвостом. Формы её хранили простоту, но аккуратны, а поверхность покрывали сотни засечек, игравших текстуру меха. Вещица была весьма изящной в своей простоте, а бесхитростным тетург-рази она казалась сокровищем похлеще золотой короны древних королей.

— А можно оставить её?! Давай оставим! Смотри красивая какая! — тут же загорелся Фаза.

— Я не для того её создавал, чтобы вам оставлять. Преподнесёте чужакам как дар и ни словом не обмолвитесь о том, где взяли. Нашли, сами не придумали, куда девать, решили отдать дорогим друзьям.

— А не будет ли от этого, — с сомнением спросил Дипу, пыхтя трубкой и разглядывая статуэтку, — проблем?! Мне нужны их лекарства, знаешь ли! Видишь дураков вокруг?! Они только и делают, что придумывают новые способы захворать! Дай только волю, все слягут и передохнут! А лекарства очень уж хороши!

— Никакого вреда от статуэтки не будет, верь мне. Или я не победитель подземного ужаса?

Аргумент оказался весьма увесистый, старику оставалось лишь головой покачать и согласиться.

На следующий день Тобиус оттащил лодку дальше в лес, нашёл укромное место среди деревьев, установил судёнышко там на крепких подпорках и со всех сторон построил своего рода шалаш. Парус пришлось снять, чтобы не белел посреди зелени, а мачту обвить лианами. Вблизи никого таким укрытием было не провести, но тетург-рази утверждали, что их гости всегда приходят по западному берегу, то бишь им нет нужды пересекать реку и отправляться к горам.

Пару следующих дней Тобиус провёл невдалеке от поселения нелюдей, он осторожно бродил по лесу, который пока что и не думал убавлять свою зелень в пользу рыжины и золота, изучал растения, грибы, собирал образцы различных плодов и консервировал их в волшебном янтаре для дальнейшего изучения. Зимой у него не было для этого возможностей, а лето ушло совсем не на исследовательскую деятельность, хотелось скорее хоть что-то наверстать. На третий же день с юга пришли чужаки.

Они явились не по земле, а по деревьям, — мага об этом предупредили, хотя он и не понял, что имели в виду тетург-рази. А имели они в виду десяток гуманоидов, которые передвигались головокружительными прыжками между стволами и быстрыми перебежками по толстым веткам. Невероятная ловкость и скорость немного удивили притаившегося в папоротниках человека и даже вызвали небольшую зависть.

Он следил за чужаками снизу, укрытый чарами Глазоотвода, засел в укромном месте заранее и не прогадал. Существа явились в середине дня, проскакали высоко в кронах, перекрикиваясь, громко шелестя листвой, постепенно опускаясь на более низкие ярусы леса. Когда они удалились в сторону поселения тетургов, маг быстро направился следом, озираясь на случай если кто-то из древолазов отстал.

Тобиус явился к палисаду незаметно, издали слыша привычный гостеприимный гомон. Торжественное приветствие, что тетург-рази устраивали для него недавно, теперь они устроили для новых гостей. Рив прошёлся по краю, не погружаясь в народные гуляния, он хотел приглядеться к ним и заодно понять, способны ли будут чужаки увидеть его.

Их оказалось не десять, а одиннадцать, этих новых знакомцев, все были на удивление схожи с людьми своими телесными пропорциями, разве что руки несколько длиннее человеческих, да ноги чуть короче. А ещё были хвосты, длинные, гибкие, шерстистые. Обезьяны. Давняя догадка Тобиуса подтверждалась, ему предстояло иметь дело с обезьянами. А почему нет? «Человека-пса» он уже видел, «людей-ежей» и «людей-кротов» — тоже. О «людях-волках» и упоминать не обязательно. Почему бы не встретиться с «людьми-обезьянами»?

Симианы, как серый маг решил пока что называть их, расселись на корточках вокруг костров с готовившимися блюдами и оживлённо общались, позволяя наблюдателю как следует себя рассмотреть. И первое, что бросалось в глаза, — это мышцы. Фигуры нелюдей не казались тяжёлыми, скорее наоборот, длинными, достаточно изящными, но при этом даже сквозь чёрную и бурую шерсть проступали очертания сильных мышц, особенно бугрившихся на ляжках. Наверняка под кожей у них не набралось бы и унции жира, всё сплошь сухое мясо и толстые жилы.

Вторым, что привлекло внимание, были формы черепов и лиц. Эти существа порядочно отошли от обычных обезьян, которых Тобиус видел в бестиологических атласах, челюстные аппараты стали заметно меньше, хотя всё ещё превосходили человеческие, тяжёлые надбровные дуги сгладились, а лбы выдвинулись вперёд, давая пространство более развитому нежели у животных мозгу.

Они все носили одежду, и, судя по тому, как разноцветная ткань блестела на солнце, то был настоящий шёлк. Жилетки из грубого волокна сидели поверх роскошных шёлковых сорочек с коротким рукавом, тогда как бёдра и ноги до колена покрывали тканые укороченные штаны. Голени и предплечья оставались голыми, явно, чтобы не затруднять передвижение в ветвях, не цепляться, не мешать. Обуви симианы не носили, зато носили некоторые украшения в больших своих ушах, и на шеях.

Тетург-рази пели и плясали, поднося гостям угощения несколько часов к ряду, а Тобиус всё бродил кругами, то приближаясь, то отдаляясь от симианов. Довольно быстро он убедился, что чары, отводящие взгляд, действовали на них не хуже, чем на людей, вероятно благодаря довольно схожей физиологии. А вот обоняние у древолазов оказалось получше, и рив замечал, что если подходил слишком близко, даже невзирая на присутствие пищи, дым от костров и обилие зелёных шкур вокруг, гости начинали то и дело оборачиваться. Человеческий запах был им незнаком, и, как всё незнакомое, вызывал напряжение.

Стемнело, накал веселья немного поутих, но костры продолжали гореть тепло и уютно. В их свете наконец-то начался обмен. Каждый из симианов принёс на своей спине по довольно лёгкому плетёному коробу с лямками, а в коробах тех были плотно уложены, берестяные свёртки, залепленные смолой. Кроме них были глиняные горшочки и глиняные бутылочки с восковыми пробками. Исходя из плотности керамики, даже не беря в счёт содержимого, вес выходил внушительный. И с ним эти существа скакали по веткам. Товары были проложены какой-то ватой внутри коробов, чтобы не бились.

Со своей стороны, тетург-рази передавали гостям пучки засушенных растений, считавшихся вымершими тысячи лет назад. Плоды, кора, листья, корни, как целые, так и измельчённые в порошки, либо растянутые на волокна. Ко всему симианы принюхивались, всё щупали, кое-что пробовали на вкус, и, в итоге, остались довольны обменом, о чём можно было судить по их живой мимике и жестикуляции.

Священный акт торговли свершался, а кое чего всё не происходило. Стоявший неподалёку Тобиус досадливо вздохнул, подобрал с земли небольшой камешек и запустил им в спину Дипу. Старый ёж с тревожным оханьем оторвался от изучения лекарств, заозирался, но быстро опомнился.

В свете огня сверкнула гранями медная обезьяна. Был не до конца ясен способ общения двух разных разумных видов, однако тетург-рази и симианы неплохо понимали друг друга, так что процесс дарения прошёл хорошо. Обезьяны оказались не чужды чувству прекрасного и с удовольствием приняли статуэтку. Они долго восклицали, передавая её друг другу и проявляли благодарность.

Следующим утром купцы покинули подвесное селение, они взобрались на деревья и отправились на юг. Тобиус же, вынеся лодку к реке, тепло попрощался с тетургами и тоже поплыл вниз по течению. В дорогу он получил один из берестяных свёртков, внутри которого обнаружил продолговатый плод шелковицы белой, покрытый мёдом. В народе это растение семейства тутовых, а также его плоды ещё часто именовали просто тутовником. Правда, нормальные плоды были размером, самое большее, с фалангу большого пальца, этот же походил на небольшую дыньку.

Пробуя на вкус ужасно приторную сладость, волшебник следил за перемещением в пространстве зачарованного магического маяка, что симианы уносили с собой.