В Дикой земле

Часть 3, фрагмент 19

— Приношу за неё извинения, продолжайте, мастер.

Паладин помолчал немного, думая, наверное, что с тварями Великой Пущи иметь дело было несколько легче, чем с некоторыми сородичами.

— Последние годы были тяжелы для них. Не только поражения в войнах, но и эпидемия подточила силы Клыкастых. Если так продолжится, вероятно, Бокарукау больше не восстановит силы и часть нашего всеобщего народа окажется на грани вымирания. С этим они пришли к нам, желая заключить мир с Ронтау. Клыкастые готовы щедро возместить вашему народу все потери и прекратить металлически голод, поставить столько меди, олова, латуни и готовой бронзы, сколько вам нужно. Готовы расстаться с частью запасов железа. Эту весть я привёз к старшинам вашего народа сегодня. Мне показалось, многие из них прониклись оглашённым предложением, но тейд Тенсей молвил веское слово: было пролито много крови и нанесены тяжёлые оскорбления, прощение которым не найти, но если госпожа Локра сможет, то и остальные смогут тоже. Я думаю, что он опирается на вас как на стопор, который не даст миру свершиться. Ваша семья принесла многие жертвы, нам известно о вашем муже, о его отце и отце его отца, о вашем сыне… простите, что пробуждаю тяжёлые воспоминания. Храмовый город не оправдывает того, что Клыкастые попытались сделать прошлой зимой и ваше право негодовать неоспоримо. Однако если вы сможете найти в себе силы и принять от их послов личные извинения, мир может быть заключён. На том сошлись старшины Длиннохвостых.

Сару-рилл аккуратно поставил пиалу на стол и поднялся, понуждая встать и хозяек.

— Не смею ожидать немедленного ответа, госпожа, но надеюсь, что вы примите решение в течение трёх дней, пока я буду в Ронтау и…

— Не нужно ждать так долго, — сказала Локра почтительно, глядя на гиганта снизу-вверх. — Я отправлюсь в Горкагохон, приму их извинения, а потом поеду в Бокарукау чтобы лечить всех больных.

Тобиус, выглядывавший из-за края двери, следил одним глазом за симианами. Он видел, как шевелились ноздри вдавленного носа гориллы, как мысли мелькали перед его внутренним взором. Наконец гигант очень глубоко поклонился, сложился пополам, глядя в пол.

— Примите моё восхищение, госпожа, силой вашего духа и благородством сердца. Мысли о таких сару как вы наполняют меня решительностью, когда приходит время выступать против чудовищ Великой Пущи. Я в восхищении.

Когда паладин покинул дом, на некоторое время воцарилась тишина. Тобиус понимал, что это затишье перед бурей и буря не заставила себя долго ждать.

Мать и дочь бились до самого заката с редкими передышками и было брошено много тяжеловесных слов, произнесено много упрёков и клятв. В конце концов разошлись они, не придя к согласию и магу пришлось вновь разносить по комнатам ужин.

В любом разе Локра осталась непоколебима.

Длиннохвостые снарядили караван, гружённый лучшими товарами Ронтау: шелками, плодами шелковицы в меду, лекарствами. Всё это должны были нести в больших наспинных коробах крепкие симианы, совершившие уж немало тяжёлых переходов. К многочисленным носильщикам были приставлены воины, возглавляемые самим Тенсеем, и все эти сару собирались в нижнем городе подле врат. Там уже находился паладин.

Сару-рилл сидел на спине существа, с длинным телом, походившим и одновременно не походившим на ящера. Оно было вельми крупным, с четырьмя сильными когтистыми ногами. Нижнюю часть его покрывала чешуя, на верхней росли длинные спутанные волосы, начинавшиеся с головы и заканчивавшиеся недалеко от кончика хвоста. Очень вытянутая костистая пасть, выглядывавшая из-под чёлки, напоминала морду речного льва, но имела такие размеры, что могла бы этих речных львов перекусывать пополам… злоба, которую источало это существо, чувствовалась даже кожей. Несомненно, оно являлось чудовищем.

Тобиус тоже взвалил на себя тяжёлый короб, в который хозяйки положили уйму лекарств и ингредиентов, а кроме того несколько других носильщиков теперь были нагружены посудой из дорогого стекла и всем остальным, что могло понадобиться Локре в Храмовом городе. Юная Вифани всё ещё не разговаривала с матерью, но её участие в путешествии не подлежало обсуждению.

Аборигены провожали сородичей небольшим торжеством и под их одобрительные возгласы караван вышел из Ронтау. Очень быстро симианы поднялись на средний ярус леса, где им было спокойнее, а паладин продолжал ехать внизу. Так они держали западное направление, постепенно смещаясь к северу, оставляя за спиной высотные деревеньки.

Минули дни прежде чем караван добрался до самых окраин обжитых территорий. Большие деревянные форты стояли там, построенные чтобы следить за ничьими землями и связанные с цивилизацией сару-хэм лишь тонкими ниточками мостов. Из их врат караван направился в по-настоящему опасный путь.

Гружёные такими тяжёлыми коробами, да ещё и в столь большом количестве, сару-хэм не могли ловко носиться по ветвям без риска сорваться и погибнуть. С великой неохотой они двигались по земле.

Великая Пуща земля в царстве обезьян была ничуть не более дружелюбной, чем во всех иных своих частях, если за порядком не следили бдительные воины. Правда, там имелись дороги. Впервые на своей памяти волшебник шествовал по настоящим дорогам, что виляли между огромными корнями деревьев. Небеса закрывала бесконечная зелёная крыша, а в жаркой лесной тени всё дышало жизнью.

Лето в Дикой земле не ведало пощады даже на своём исходе, оно царило среди сочной зелени, которая всё заметнее отличалась от более привычных северных растений. Кричали птицы, слышались голоса животных, а поодаль, то приближаясь, то отдаляясь, шумела река Нулмакил, бежавшая на восток. Земли те полнились множеством ручьёв, снабжавших путников водой, а также порой встречались построенные очень высоко на деревьях осиные гнёзда. Осы, обитавшие в них, вопреки ожиданиям имели обычный размер, чего было не сказать об их жилищах. Колонии составляли, вероятно, десятки тысяч особей и каждый симиан замолкал в ужасе, когда по каравану прокатывалась волна молчаливых предупреждений, — от такой напасти не смог бы защитить даже паладин. По счастью удача оберегала сару от ядовитых жал.

Впрочем, нигде было не скрыться от иных созданий, что жаждали утолить голод, и очень скоро сару возблагодарили Образ Предка за ниспосланного им защитника.

Это произошло на четвёртый день после исхода из земли Длиннохвостых, когда караван переходил по добротному деревянному мосту через речку, питавшую Нулмакил. Местность оказалась крайне живописной, вокруг было предостаточно других речек и ручьёв, растительность имела насыщенный изумрудный цвет, радовали глаз цветы и птицы услаждали слух пением… пока среди деревьев не стали раздаваться иные звуки, хлюпающие и булькающие.

Паладин обратил на это внимание одним из первых, он громогласно приказал обезьянам собраться в кучку, дабы воины могли окружить носильщиков оборонительным построением. Тобиус молча повиновался, держась ближе к своим хозяйкам, обеспокоенным и взволнованным. Сам посланец Храмового города потянул из ножен меч и стоило ли удивляться тому, что изогнутый клинок был целиком выточен из древесины?

Сару-рилл повёл осёдланное чудовище вперёд, по мелководью, держа оружие в опущенной руке, вслушиваясь. По мере того, как хлюпающие звуки приближались, прочие стихали, только реке не было дела до творившегося близ её вод. Стало ясно, откуда надвигался источник шума, — с небольшого возвышения на месте схождения двух более мелких речушек в одну. Там земля поднималась каменистым всхолмьем, поросшим земляничными деревьями. Когда близость встречи стала совершенно очевидна и все сару присели в тревоге, из тени что давали кроны выметнулось несколько длинных розовых отростков с когтями на концах. Проявив бескостную гибкость, отростки изогнулись, вцепились в деревья и напряглись, вытягивая на свет нечто бесформенное.

Оно выбралось на край всхолмья массивной подрагивавшей массой розовой плоти величиной с дом; блестящее от влаги, перевитое толстыми пульсировавшими венами, не организм, — какой-то орган, вырвавшийся из тела великана и решивший зажить собственной жизнью. Из мест, которые можно было бы условно наречь боками существа, росло множество длинных гибких жгутов, кои оно поочерёдно выбрасывало вперёд, цеплялось за что-то и волокло тело по земле. Хлюпающие, булькающие, чавкающие и иные, ещё менее приятные звуки доносились из многочисленных упругих складок, а когда монстр по-настоящему закричал, голос его походил на драконью отрыжку, — в воздухе разнёсся едкий кислотный запах.

Какое-то время оно торчало на всхолмье, вытягивая вверх переднюю часть тела безо всяких понятных органов чувств, пока, вдруг в розовой плоти не открылось отверстие, из которого появилось несколько длинных стеблей со сферами глазных яблок на концах. Истекавшие слизью, они протягивались в разные стороны, пока не сосредоточились на крупной фигуре, восседавшей верхом на ящере. Отверстие раскрылось шире, являя многие кольца зубов на пульсировавшем красном нёбе… и чудовище сорвалось с места!

С умопомрачительной быстротой замелькали конечности-жгуты, стаскивая тушу вниз, разбрасывая землю и камни, взрывая воды каскадами. Оно оказалось перед паладином в мгновение ока, распахнуло огромную пасть и выбросило когти, чтобы схватить добычу, но свистнул деревянный меч и многие из них отвалились без видимой причины. При всей своей длине клинок просто не мог достать до тех мест, где монстр получил раны. Скакун ловко развернулся, ударяя розовую тварь хвостом, рассекая её плоть, с рыком вырвал два жгута и отстранился боком. Булькавшее и визжавшее существо размахивало повреждёнными конечностями и разбрызгивало в реке кровь, оно попыталось вновь наброситься на паладина и вновь лишилось нескольких конечностей, из-за чего потеряло в скорости. Чёрный ящер постоянно двигался, уклоняясь от попыток себя схватить, из его пасти капала мутная слюна, хвост хлестал воду, а всадник тем временем странно размахивал мечом и что-то выкрикивал.

Они кружили в воде, то сходясь, то расходясь и на мягком теле чудовища появлялись всё новые раны, хотя сару-рилл ни разу не замарал своё оружие в крови. Наконец, лишивших большей части жгутов и половины глаз, израненное нечто отвернулось от пищи, которую не смогло поглотить и устремилось к другой добыче, сгрудившейся в сторонке. Теперь оно передвигалось как червь, уже не так резво, но всё едино с пугающей прытью, растягивая и утягивая пасть, издавая мерзкие звуки. Навстречу полетели стрелы, но существо сего не заметило; воины приготовились дать отпор, чего бы им это ни стоило, но до столкновения не дошло. Из-за туши раздался громовой возглас и случилось нечто неясное, — тварь вдруг распалась на две половины, разрезанная чем-то большим вдоль всего тела. Две кучи плоти продолжали извиваться, являя взглядам отвратительное нутро этого… этого…

— Обычный ползучий желудок, — пробасил паладин, приблизившись к перепуганным Длиннохвостым, — сытый, вон сколько непереваренной пищи ещё было.

Нескольких обезьян громко стошнило.

— Это хорошо, — продолжала размышлять горилла, — будь он голоден, смог бы плеваться желудочным соком, а с этим бороться куда как непросто. Хм, все целы?

Все были целы, не пострадал ни один симиан, хотя многие струхнули. Пережитый испуг заставил Локру и Вифани забыть о пробежавшей между ними кошке и мать с дочерью стояли теперь, вцепившись друг в дружку. Продлилось это, впрочем, недолго, — что-что, а врачевать и стоять на своём они умели. Тобиус же оставался безмолвным созерцателем, хотя в один момент готов был уже сам встретить хищника боевым плетением. Но не пришлось.

Что бы ни сделал паладин, как бы он ни сражался, магия тут была не при чём. Особая сила, да?

Их путешествие на запад продолжилось и с каждым пройденным днём Тобиус убеждался, что несмотря ни на что он всё же уступал симианам физически. Человек был способен поднимать огромные веса, если они ложились на плечевой пояс, а мутировавший человек мог и того больше, но долгий путь с тяжёлой ношей за спиной постепенно сказывался и на ногах, и на пояснице, и на коже, которую лямки даже сквозь одежду превращали в сплошную рану. Мышцы при этом, правда, становились твёрдыми как гранит и такой силы в теле без применения магии волшебник никогда не чувствовал, но… усталость убивала.

Караван двигался днём не более чем с двумя остановками для принятия пищи и оправления нужд, — процедур, интимность которых беспощадно нарушалась, не считая небольшой переносной ширмы. О том, чтобы отделяться от каравана и уходить из-под присмотра паладина и речи идти не могло. Все вместе и никак иначе.

Было похоже, что в пище, воде и сне нужды не испытывал только сару-рилл. Паладин постоянно находился на страже, охраняя носильщиков, стражу; ведя их днями, он ехал в седле, а ночью лишь его присутствие позволяло бесстрашно устраивать биваки на земле и разводить огонь. Воин Горкагохона не спал, но сидел перед отдельным костром в полном облачении, положив меч на колени. Его скакун в это время был подле, сворачивал своё огромное тело полумесяцем и, вероятно, дремал, частично окружая хозяина. Порой паладин внезапно вскакивал и мчался на трёх конечностях прочь от света, в самую тьму, откуда потом разносились леденящие душу крики. По возвращении белый плащ как правило украшали новые капли крови.

Остальные симианы относились к нему с огромным почтением, но незримая и непроницаемая стена стояла между Длиннохвостыми и Каменным, словно являлись они порождениями разных миров.

— Интересно, ему там не одиноко? — бросил как-то раз волшебник, мешая в котле горячее реповое пюре с ягодами и щетинниковыми сухариками.

— Не говори глупостей, Тарка, — отмахнулась Вифани.

— Вполне возможно, что ты прав, — вопреки дочери сказала Локра. — Каменный народ немногочисленный, однако семейные узы среди них чрезвычайно крепки. Отправляясь в походы против чудовищ, подолгу сражаясь в одиночестве, паладины приносят большую жертву.

— Не говоря уже о своих жизнях.

Мать и дочь всё ещё не пришли к согласию, хотя и не спорили больше. Упрямство этих женщин было подобно упрямству гор, сдерживающих удары ветров. Но и горы со временем превращаются в пыль, а когда вокруг тебя смерть и в любой день Великая Пуща может придумать что-то особенное… волей-неволей станешь крепче держать близкого за руку.

— Когда поешь, отнеси и мастеру еды, если нетрудно. То, что он может не есть, не значит, что он не голоден.

— Пожалуй, отнесу прямо сейчас.

Вместе с глубокой глиняной миской и деревянной ложкой волшебник прошёл меж группок симианов, сидевших подле костров к тому, что горел с краю. Почуяв его, ящер поднял голову и в глотке чудовища заклокотало. Паладин, как будто доселе медитировавший, открыл глаза.

— Не хотите ли поужинать, мастер? — спросил Тобиус, боясь приблизиться вплотную.

— Опытный воин Горкагохона может месяц жить на воде и внутренней энергии, — молвил сару-рилл.

— Это прекрасно, однако желания не обязаны идти вровень с возможностями. Почему бы не подкрепить силы, раз в этом не будет никакого вреда?

Тобиус был удостоен серьёзного взгляда со значением.

— Складно ведёшь речь для выходца из племенной общины.

Рука паладина была протянута, лишь после чего монстр умолк и опустил голову. Тобиус осмелился передать миску.

— Я долго учился у умных Длиннохвостых господ.

Первая ложка исчезла, вторая, третья.

— Мы в Горкагохоне, — пробасил симиан, — знаем все народы страны наперечёт. Все большие города и маленькие поселения, всех оседлых сару и всех кочевников. Но о таких как ты мы не знаем. Кто ты и откуда?

Вот и проявил почтительную заботу, — подумал рив.

— Кхем, я, мастер, Тарка, из Земляного народа.

Горилла тщательно облизала ложку и протянула её вместе с пустой миской Тобиусу, однако, когда тот взялся за противоположный край, огромные чёрные пальцы не разжались.

— Нет такого народа.

— Здесь нет, мастер. Наши предки давно ушли на север и обосновались там. Ужасно давно. Не все у нас верят, что…

— Нет такого народа.

Карие радужки глаз паладина вдруг изменили цвет, став белыми, чуть заметно светясь изнутри. Волшебник не ощутил никакого магического присутствия, Астрал был спокоен, однако родилось чувство… непонятное… что-то появилось рядом. Что-то, что могло смять его как соломенную куколку.