В Дикой земле

Часть 3. фрагмент 14

Вместе с молодняком Тобиус носился по деревьям вдали от подвесных дорог, — они же бунтари, они не будут бегать по удобным высотным дорогам, им было интереснее прыгать с ветки на ветку, пользоваться лианами, рисковать. Волшебнику это было интересно тоже. Вот уже много недель он быстро набивал корзину травами, намного опережая прочих соискателей, а остаток времени проводил среди аборигенов. Тобиус в меру сил перенимал их полезные навыки передвижения по древесному «бездорожью», взамен помогая бороться с гидрофобией. Некоторые начинали потихоньку входить на мелководье, одобряемые восторженными друзьями.

— Мне пора! — возвестил волшебник, выбираясь на берег весь мокрый.

Детвора провожала его радостным хохотом, что было понятно. Как ещё относиться к работяге, который по своей воле целиком погружался в воду, а теперь идёт весь такой уморительно мокрый, с обвисшей шерстью, да ещё и след за собой оставляет? Смешно же!

Скрывшись с глаз симианов, Тобиус легко просушился и отправился по обезьяньему лесу бойким шагом, всё дальше забираясь на юг. Изучая эту область, он не переставал удивляться чистоте от чудовищ и искажений реальности; настоящее убежище посреди бескрайнего враждебного леса, такое уютное, светлое.

Тобиус уже неплохо удалился от основных подвесных дорог, по которым передвигались бдительные стражи и спустился по каменистому склону, у подножья которого находилась пещера. Поверхность вокруг входа покрывали грубо исполненные угольные рисунки.

— Эй Ригари! Ты дома? Ригари! Я принёс мёд и горькие корешки!

Ответа не последовало.

— Я принёс последний клык, слышишь? Ригари!

Волшебник почувствовал приближение со спины, обернулся. На его глазах в кронах деревьев, близко подступавших к подножью склона, мелькнула быстрая тень. Исчезла тут, появилась там. Если бы не способность видеть ауры, человек и не уследил бы.

— Я тебя вижу, старик!

— Ха-ха-ха-ха!

Держась за кору пальцами вниз соскользнул ловкий симиан. Он спрыгнул со ствола, когда до земли оставалось не меньше четырёх шагов1, перекувыркнулся через голову и встал на все четыре конечности, совсем как обычная обезьяна.

# # 1 Более 3 метров.

— Что, говоришь, принёс, Красномордик? — поинтересовался симиан, приближаясь. — Мой зуб?

— Последний зуб. А ещё мёд, корешки, кое-какие ягоды и хлеб из щетинника… Образ Предка ведает, как ты его ешь.

Ригари улыбнулся, показывая уйму жёлтых, потраченных старостью зубов. Из четырёх положенных клыков присутствовали три, да и те — плод усердной работы волшебника. Прежде симиан вообще их не имел. Он был стар, этот сару, которого, если верить бестиологическим атласам, можно было именовали мандрилом. От густой гривы Ригари мало что осталось, шерсть отступила ото лба, образовав лысину, а в тех местах, где волосы сохранились, они были седы; некогда яркое лицо с красным носом и синими скулами побледнело, да и борода потеряла былой оранжевый оттенок, хотя и стала длиннее. И всё же старик был всё ещё крепок и ловок на зависть многим молодым.

Тобиус встретил его случайно, когда искал для своих хозяек совершенно особых сороконожек. Миссия его растянулась на два дня и пришлось магу забираться всё дальше от города, в места не столь безопасные. Суждено было случиться тому, что в лесу на след Тобиуса напал крупный зверь, мурз, гигантский хищный кот. Его аура была замечена довольно быстро, но попытки сбить зверя со следа не возымели результата.

В тот раз беда не пришла одна, и человек обнаружил, что словно подслеповатый грибник забрёл по осени в «болото», — вокруг него проявилась зона нестабильной реальности. Эта довольно заурядная аномалия встречалась и в Доминионе Человека порой, вреда от неё простым смертным не было никакого, разве что волшебникам затрудняла жизнь самую малость. При попытке телепортироваться из этой аномалии повышалась вероятность оказаться не там, куда метил, и не с полным набором органов. Конечно, Тобиус мог попробовать улететь, но, честно говоря, волшебник не был уверен, что хоть этот способ безопасен.

Он не хотел убивать мурза, зверь чудовищем не являлся и мог бы просто жить свободно, кабы не выбрал неподходящую добычу. Однако, если приходилось выбирать, кому жить, а кому питать живущего… Рив выбрал место для обороны, воззвал к Дару, готовясь расправиться со свирепым хищником, от которого не смог убежать. Гигантский кот показался довольно быстро, коричнево-серый, пятнистый, не такой пушистый, как перед зимой, но всё равно огромный, сильный, голодный. Обычно мурзы любили охотиться из засады, как и все одинокие кошачьи, но не всегда. Запах новой добычи вызвал любопытство, а оно, как известно, не одну кошку сгубило. Эта, однако, не напоролась на Спиральное Лезвие.

Когда мурз готов был уже прыгнуть на маленького человека, наверху раздался вой, и крик, и визг, что-то с треском принялось носиться в ветвях, заставив кота присесть, испуганно заозираться. А потом на землю спрыгнул мандрил. В руке старика грозно вращался, издавая свист и вой, боевой шест; сам же симиан походил на ополоумевшего дикаря, скакавшего и плясавшего в чём мать родила. Оправившийся от шока зверь хотел было утихомирить безобразника, но в течение десяти мгновений ока получил пять тяжёлых ударов шестом по морде, после чего симиан как-то материализовался на его загривке, вцепившимся в шкуру и колотящим по бокам. Обезумевший от ужаса мурз заметался, мяукая и ревя, да так и пропал среди отдалённых деревьев.

Тобиус долго стоял на своём месте, не зная, как ему всё это понимать. Что, ахог подери, всё это было? Откуда… что? Что?!

— Я повидал глупых недоумком, но такого как ты… н-да, надо же быть настолько безмозглым, чтобы позволить рукатту настигнуть себя на земле. Ты то, на дерево взобраться не мог?

Голос доносился сверху, оттуда, где на лиане, сжимая её пальцами ног, висел давешний спаситель. Живой, невредимый, с пугавшей беззубой улыбкой.

— Да я так… к смерти приготовился… Он же кот, он же меня и на дереве достал бы.

— Дурной, совсем дурной! — расхохотался незнакомец. — На дереве ты был бы быстрее! Ха-ха! Идём!

Симиан без страха спустился на землю и позвал Тобиуса за собой, что было необычно для подобных ему.

— Что, из города сбежал?

— Нет.

— С каких пор вас стали отпускать так далеко? А! Две блестяшки! Хорошо выслужился, раб? — Ужасная улыбка, хитры прищур.

Тобиус не стал отвечать.

Старик привёл его к своему скромному жилищу, небольшой пещере, перед которой виднелись следы кострища, а внутри наблюдались самые примитивные предметы быта, которые можно было придумать. Новый знакомец назвался Ригари и предложил разделить с ним трапезу. На вопрос, не являлся ли он святым отшельником, Ригари лишь расхохотался.

— Я отшельник, но не святой! Совсем не святой!

Коренья, ягоды, насекомые, молодые побеги, всё это в изобилии было предложено гостю. Хозяин же старательно перетирал пищу с помощью камней, прежде чем отправить её в рот, так что времени на разговоры было предостаточно, а поговорить Ригари любил.

— Я происхожу из Яркого народа! Мы самые лучше воины! Но не самые многочисленные, понимаешь?

Тобиус кивал, запоминая, — сару-инкса.

— Наши дальние родичи Клыкастые, хоть и мельче нас, но больше их было всегда, и на скалах своих сидели крепко. Так что наш народ во все времена крутился рядом с их народом, во всех больших войнах вместе выступали. Воевали с Длиннохвостыми, с Носатыми воевали, с иными. Ты слушаешь?

— Более внимательно, чем ты можешь себе представить.

— Хорошо. Я был отроком тогда, когда Длиннохвостые пришли. Они опять воевали с Клыкастыми, все наши мужчины были с родичами, но небольшой отряд Длиннохвостых оказался далеко от главных битв. Заплутали, наверное, наткнулись на наше поселение. Женщины похватали детей и давай бежать, у меня же матери не было, да и сам я давно в подростках ходил. Ну и глуп был.

Мандрил забросил в пасть раздавленное месиво и громко зачавкал, упуская отдельные комки.

— Конечно, мням-мням, мне дали по голове, посадили в мешок и, мням, очнулся я уже в Ронтау, мням, голодный, слабый, давно не пивший и капельки воды. — Заскорузлые пальцы принялись чесать под бородой. — А там и воспитатели взялись за дело. Бывал в яме?

— Да.

— Меня там пытались превратить в раба, да только непросто учить того, кто больше тебя и с зубами, длинными как пальцы! — Старик загоготал. — Правда… зубы-то они мне выдрали потом, видишь?

Тобиус видел только восемь больных источенных резцов, а на месте клыков не осталось даже отверстий в дёснах, — давно заросли.

— Но оказалось, что я плохой ученик, ха! Несговорчивый, сколько ни бей! Я сильный, выносливый и злой! Ха! Они сделали из меня таскальщика! Тащи туда, тащи сюда! А я дрался! И кусался чем было!

Тобиус нахмурился.

— Как тебя не убили? Если бы кто-то из нас нынешних попытался так себя вести, нас истыкали бы стрелами!

— Стреляли! Сюда, сюда, вот сюда! Хотели убить и убили бы, кабы в тот последний раз, не попала мне в руки палка! Длинная!

— Боевой шест?

— Он самый! Я ведь знаю, как они любят махать им, как больно бьют! Видел много раз! Так и я могу! Сам один побил два десятка Длиннохвостых! Лучший день в моей жизни, клянусь Образом Предка!

Ригари залился торжествующим гоготом, держась за мохнатый живот.

Сару-хэм сильно удивились, внезапно узнав, что раб со вздорным нравом, слабо поддававшийся воспитанию, проблемный и ненужный, оказался гением. Как-то так сошлись над ним звёзды, что сару-инкса из какой-то богом забытой деревни, где все сражались бронзовыми клинками и никогда не брали в руки дурацкое оружие Длиннохвостых, уродился гением этого оружия. Палкой махать — не бронзу ковать, подумаешь! Когда мастера из «военной академии» прознали о таком способном недоумке, они не смогли приструнить своё любопытство и вытребовали его к себе. Так у Ригари появилась новая жизнь, в которой не нужно было больше таскать грузы и слушаться воспитателей. Всё, что он делал теперь, это махал боевым шестом и колотил молодняк Длиннохвостых. Он и стариков колотил бы, да только они оказались не лыком шиты и сами его поколачивали, вбивая новые знания о том, как надо лучше махать палками.

— Я много лет прожил среди них, размахивая шестом, — говорил симиан, поглаживая длинную бороду, — много-много лет. Они стали давать мне дурацкие белые одёжки, в которых сами ходили; учить держать спину ровно… Скудоумцы! Так же неудобно и смешно до одури! Зато кормили хорошо!

— Так и как же ты оказался… здесь?

Мохнатые брови недоумённо изогнулись:

— Ушёл, конечно! Они мне не сказали, пустоголовые, что я могу уйти! Ты представляешь?!

— Нет, — честно ответил Тобиус.

— Они сказали однажды, что я «уважаемый городской старшина» и «свободен делать всё, что мне заблагорассудится»! Понимаешь?! Оказалось, я уже много лет как мог уйти, а они мне даже не сказали!

— Постой-постой, — остановил старика человек, — то есть ты всю жизнь прожил в Ронтау и занимался обучением Длиннохвостых бою на шестах?

— Я колотил их палкой!

— За твой вклад в это благородное искусство тебя, недоумка, возвысили, превозмогая врождённое отторжение сару к инаким?

— Меня заставляли носить неудобные тряпки и смешно ходить! Издевались!

— Может они и железный венец на тебя надевали?

— Тот кругляш? Кажется, он в пещере валяется. Хочешь, бери себе.

Тобиус сидел неподвижно и буравил собеседника взглядом.

— Чего? Они мне зубы выдрали! — насторожился тот.

— Ты достиг всего и просто ушёл?

— Там было плохо.

— Но почему тогда ушёл так недалеко?

— Я состарился в этом дурацком городе! — вдруг вспылил Ригари, подскакивая на месте. — Куда мне идти?! Мать мертва, отец тоже давно мёртв, — раз уж я старик, он давно уже лёг в землю! Куда мне идти? Никуда! Здесь живу!

Потребовалось время, чтобы старец успокоился.

— Здесь живу, — повторил он, вяло работая камнем.

Волшебник смотрел в сторону, переваривая нежданное душеизлияние нежданного знакомца. Одинокий старик, живущий уединённо, отказавшийся от общества, которое всегда считал чужим себе. Ему, как и Вийдже, было одиноко, и так получилось, что единственным годным собеседником оказался незнамо кто из чужедальних земель.

— От тебя как-то странно пахнет, Красномордик, — подозрительно отметил Ригари.

— Слушай, а хочешь, я починю твои зубы! — выпалил Тобиус быстро и неожиданно даже для самого себя.

Ригари опешил.

— Как это?

— Я заменю тебе все зубы на новые, здоровые и красивые! — продолжал серый волшебник. — Будут они такие, что сможешь орехи со сколупой пережёвывать!

— Зачем мне есть орехи со скорлупой?!

— Незачем, но просто сможешь! И клыки! Длинные, как положено!

Мандрил явно не поспевал за мыслью.

— Это как это?

— Не спрашивай! Предлагаю честную сделку: ты учишь меня махать палкой, а я возвращаю тебе зубы! Каково, а?

Замешательство старика было понятно, — сару-хэм, среди которых он провёл жизнь, являлись восхитительными фармацевтами, прекрасными лекарями, могли определить тысячи болезней и подобрать тысячи лекарств, но когда дело доходило до зубов, методы их мало чем отличались от человеческих «выдрать и забыть», если прежде лекарства не помогли. До зубных протезов цивилизация лесных обезьян как-то не додумалась.

— Ты хочешь вернуть мне зубы, Красномордик, а взамен нужно просто избить тебя палкой?

— Избивать долго и усердно.

— Самая лучшая сделка в мире! — расхохотался мандрил и пустился в пляс, хлопая в ладоши.

С тех пор Тобиус постоянно приходил в гости к старику и просто проводил операции прямо в пещере. Если бы не магия, всё это закончилось бы ужасными травмами и обширным сепсисом, но с набором необходимых заклинаний человек менял один зуб на другим, ускоряя процессы заживления, не допуская заражений. Протезы он вытачивал из древесины шелковицы сам, по заранее снятым меркам, полируя, укрепляя, накладывая чары долговечности в несколько слоёв. Сначала были заменены все оставшиеся жевательные зубы, вставлены недостающие, затем резцы и лишь в последнюю очередь маг занялся клыками. Так как они были потеряны раньше прочих, челюсть успела значительно деформироваться и пришлось постараться, чтобы вернуть гордость мандрила на законное место.

В обмен на эти чудесные услуги радостный Ригари от души колотил благодетеля боевым шестом. Этот симиан был прост душой и чист помыслами, ему не приходили вопросы о том, как, почему и откуда? Зубы возвращались, они были крепки и надёжны, дёсны не болели, а еда перестала быть проблемой! Ну разве же не любимец он Образа Предков?

Занятия были долгими, изнурительными и болезненными, иных способов обучения Ригари не понимал и не признавал. Он вообще был очень плохим учителем, но зато очень хорошим воином и его ученикам приходилось на ходу вырабатывать рефлексы, либо копить травмы. Самое лучшее и самое опасное обучение.

Тем же путём шёл и Тобиус, остервенело отбивавшийся от урагана ударов, который был везде и одновременно нигде. Стиль Ригари являлся для такого человека как он пределом мечт, ибо мандрил, не обладавший длинным хвостом, довёл до совершенства приёмы, подходящие именно для него.

— Давай, давай, Красномордик! Сверху! Снизу! Сверху! Снизу! Сверху! Сверху!

— Аргх! Ты же сказал «сверху»! — возопил маг, получив удар в бок и валяясь теперь на земле.

— А ты мне больше верь, может чему и научишься! — радостно приплясывал вокруг старый симиан. — Давай, давай! Наивный и глупый как сопляк Тенсей! Тоже всегда верил, что сверху! А-ха-ха-ха-ха!

Маг стал подниматься, потирая болящие рёбра и успел присесть, когда шест пролетел над головой.

— Ты учил Тенсея? — Кувырок через голову, шест снова в руках, прыжок, серия ударов, выпад, обратный кувырок через голову..

— Учил, учил! Слева! А! Молодец, не поверил! Я всех их колотил! Ха-ха! Жив ещё сопляк Тенсей?

— Жив, жив, аргх!

Шест Ригари врезал по пальцам левой руки, маг потерял концентрацию и, получив тычок в живот, вновь оказался на земле.

— Подарил мне этот шрам!

— Дурной нрав! Всегда был дурной нрав!

— На себя бы…

Ураган ударов погнал человека кувырками и зигзагами под хохот и гиканье. Когда тот наконец выдохся, Тобиус был загнан на дерево, сжимая в руке обломок палки, которой отбивался.