Вендетта в Нефритовом Дворце

ГЛАВА 9

Раздвинь занавес

И раскрой обман.

Волшебство прозрения.

— Застава! — крикнул Хандзо.

Веками на дорогах Японии стояли заставы. Они служили пропускными пунктами, местом сбора налогов и помогали регулировать торговлю. После победы Токугавы при Сэкигахаре его воины заняли заставы на токайдской дороге и других главных трактах. Из-за этого Кадзэ обычно старался обходить их стороной, срезая путь напрямик. Теперь у него не было выбора. Он гадал, не узнает ли его кто-нибудь из стражников, помня те дни, когда он сражался против Токугавы.

Застава представляла собой прочный частокол из толстого бамбука, тянувшийся далеко в обе стороны от дороги. Посредине, перегораживая путь, стояла пара больших бамбуковых ворот. Рядом располагались казармы стражи, место для ведения дел, чайная, ларьки с закусками и конюшня, где держали лошадей для гонцов Токугавы. Гонцы, сменяя лошадей и всадников, доставляли донесения из Эдо во все концы главного острова Хонсю.

Когда они приблизились к заставе, Кадзэ сказал безутешному Хисигаве:

— Вам следует доложить о разбойниках. Затем мы наймем вооруженный отряд, который сопроводит нас до Камакуры. В Эдо вы сможете отправиться позже.

Хисигава посмотрел на Кадзэ, и глаза его сверкнули гневом.

— Зачем? Вы швырнули золото с тележки прямо в реку! Разбойники уже наверняка его достали. Все пропало.

Кадзэ вздохнул.

— Остановите тележку на пару минут, — сказал он Горо и Хандзо.

Крестьяне перестали толкать, радуясь короткой передышке, пока самурай и купец, казалось, что-то выясняли. Хоть раз не они, а кто-то другой ссорился.

— Какой теперь смысл в страже? — взвизгнул Хисигава, и ярость его разгоралась все сильнее.

Кадзэ на мгновение замолчал и посмотрел на купца. Увидев твердый взгляд Кадзэ, тот подавил гнев. Когда купец взял себя в руки, Кадзэ сказал:

— Хорошо. А теперь смотрите.

Плавным, слитным движением он извлек из ножен меч мертвеца. Не в полную силу он опустил клинок на край большой бамбуковой оглобли, составлявшей каркас тележки. Лезвие врубилось в бамбук, выбив глиняную пробку, что затыкала полый конец.

Хисигава, Хандзо и Горо с недоумением следили за действиями Кадзэ, не понимая, что он делает. Кадзэ повернул клинок, расщепляя бамбук и открывая то, что было внутри.

— Вот ваше золото, — сказал Кадзэ.

Хисигава подошел к расколотой оглобле и заглянул в щель. Там, в сердцевине бамбука, виднелся длинный столбик грязи, скреплявший большие овальные золотые монеты — обан.

— Что? — ошеломленно спросил Хисигава.

— Вот ваше золото, — повторил Кадзэ.

— Как? — произнес Хисигава, потрясенно качая головой.

— Когда вы ходили за Горо и Хандзо, я открыл ваш сундук. Затем я выдолбил этот бамбук и засыпал в него монеты. Вашим котелком для чая я залил в полость грязь, чтобы монеты не двигались и не звенели. Большая часть вашего золота здесь, но и в другой оглобле тоже кое-что есть. В сундук же я наложил камней, чтобы он был тяжелым, и снова его завязал.

Хисигава упал на колени и дрожащей рукой потянулся к бамбуковой оглобле.

— Оно все здесь? — с изумлением спросил он.

— Да.

— Мое золото…

— Я подумал, что было бы жаль терять золото, но знал, что при необходимости будет куда проще отдать разбойникам сундук. А то, что я смог отдать им его так, что им придется немало потрудиться, чтобы его достать, — это был просто дар богов.

— Мое золото, — повторил Хисигава, все еще ошеломленный внезапной переменой судьбы.

— Идемте, — сказал Кадзэ, — доберемся до заставы.

Пока Хисигава ходил в караульное помещение, чтобы доложить о разбойниках и договориться о вооруженном сопровождении до Камакуры, Кадзэ отвел Горо и Хандзо в один из ларьков с закусками. Это были простые строения из связанного бамбука с грубой соломенной крышей и деревянными скамьями, служившими и сиденьями, и столами для усталых путников. В углу стояла глиняная печь, где грели воду для чая и готовили еду.

Войдя в ларек, Кадзэ спросил хозяина, сморщенного старика с лицом, похожим на старую кожу от работы на летнем солнце и зимнем холоде, не видел ли он троицу путников: старуху, юношу и старого тощего слугу.

— Оба-сан, бабушка, с повязкой на голове? А на повязке иероглиф «месть»? — спросил старик.

— Она самая!

— Да. Проходили тут несколько дней назад. Крепкая старушенция! — Старик крякнул от смеха. — Я уж думал, она меня своим копьем проткнет, когда я ей скидку не дал. Спорила со мной до посинения, а потом пошла к соседу. Слышал, и там спорила. Та еще штучка.

Раз уж ему так повезло, Кадзэ решил попытать счастья еще раз.

— А нет ли здесь девочки лет девяти? Она должна была появиться в последние два года, возможно, ее продали в услужение.

Старик почесал в затылке.

— Нет, прости, самурай, таких в наших краях нет.

Скрыв разочарование, Кадзэ поблагодарил старика за сведения, сел на скамью и заказал горячего чая и жареных орехов гинкго на крошечных бамбуковых шпажках. Горо и Хандзо, не привыкшие к благам цивилизации, сели вместе на другую скамью. Им было любопытно, о чем расспрашивал Кадзэ, но они чувствовали себя так неловко в закусочной, что молчали. Скудные доходы их фермы делали трату денег на чай и угощение немыслимой роскошью.

Кадзэ подали коричневую глиняную чашку, а затем женщина с грубым красным лицом подошла с большим медным чайником и наполнила ее дымящимся зеленым чаем. Она пошла обслуживать Горо и Хандзо, а Кадзэ поднес чашку к лицу, с удовольствием вдыхая аромат горячего горького напитка. Он был рад, что идет по верному следу троицы, и решил позволить своей карме вести его, куда ей будет угодно, даже если это означало быть узнанным стражей Токугавы на заставе. Мысли его были ясны, и он не ведал страха.

Он как раз собирался сделать второй глоток, когда почувствовал за спиной двоих. Он поставил чашку, встал и обернулся прежде, чем те успели подойти на расстояние удара мечом.

— А вот и добряк, что жалеет мух, — сказал один из них.

Кадзэ улыбнулся. Это были те самые двое пьяных самураев из чайной.

Поскольку застава была узким горлышком на торговом пути, Кадзэ не удивился, встретив знакомых путников. Вероятность встретить кого-то, а затем встретить снова, путешествуя по Токайдо, была высока. Кадзэ слегка расслабился и потянулся, чтобы снова взять чашку. Он коротко кивнул двоим самураям.

— Ты и вправду верил, что сможешь разрубить муху? — грубо спросил один из них, не обращаясь к Кадзэ как положено и не представившись.

Кадзэ склонил голову набок.

— Разрубить муху мечом — это и вправду невозможно, — сказал его спутник.

Кадзэ поставил чашку. Он огляделся и увидел нескольких мух, лениво жужжавших у ларька. Затем он посмотрел на двоих самураев и снова на мух. Он поддался искушению, но тут же услышал голос своего Сэнсэя: «Когда играешь с глупцами, ведешь себя как глупец. А когда ведешь себя как глупец, ты им и становишься».

Привлекать к себе внимание — всегда дурная затея, а уж на заставе, полной стражи Токугавы, — и вовсе глупость. Кадзэ поднял свою чашку с чаем и улыбнулся самураям, как улыбаются неразумному дитяти.

— Возможно, вы правы, — сказал он.

«Камакура расположена в таком прекрасном месте, что, должно быть, сами боги полюбили ее», — подумал Кадзэ. Свидетельство тому — бесчисленные храмы, женские монастыри и священные места, которыми многие боги, духи и святые люди испещрили ее холмы.

Камакура приютилась в глубокой зеленой складке крутых холмов, что кольцом охватывают прозрачные воды залива Сагами. Добраться до нее можно было по дороге, отходившей от Токайдо. Токайдская дорога вела дальше, в Эдо, но Кадзэ был рад, что может избежать новой столицы Японии — оплота его врагов, клана Токугава.

Кадзэ бывал в Камакуре во второй раз. Впервые он посетил этот город в одиннадцать лет вместе со своим Сэнсэем. Уже тогда Кадзэ обладал чувством фурю — тем эстетическим и религиозным благоговением перед природой, к которому стремились самураи, дабы не прослыть варварами и невеждами.

Когда он проходил через узкий горный перевал, открывавший путь в Камакуру, и увидел город, Кадзэ вспомнил, как впервые его увидел. И тогда, и сейчас его реакция была той же самой. У него перехватило дыхание, и он замер, вбирая в себя открывшийся вид.

Город раскинулся в узкой долине внизу, с синим морем на юге и крутыми холмами на севере. Вдали за холмами виднелась гора Фудзи, ее величественные, покрытые снегом склоны возвышались над горизонтом. Глядя на крутые холмы и узкие перевалы, ведущие в город, Кадзэ сразу оценил не только его красоту, но и военные возможности, и понял, почему когда-то он был военной твердыней. Нитта Ёсисада завоевал Камакуру столетия назад, но для этого потребовалось вмешательство богов.

Центральная часть Камакуры была распланирована по китайскому образцу, в виде сетки. Другая бывшая столица, Киото, также имела подобную планировку. Строгая упорядоченность этой сетки почти оскорбляла в Кадзэ его японское чувство гармонии, которое ценило легкую переменчивость, подобную той, что встречается в природе. В отличие от Киото, «сеточная» часть Камакуры была сравнительно небольшой. Она строилась вдоль главной центральной улицы, Вакамия-Одзи. В начале этой улицы, высоко на холме, стояло святилище Цуругаока.

Святилище Цуругаока было посвящено Хатиману, богу войны. Его возвел род Минамото, который правил Японией из Камакуры недолгое время, почти за четыреста лет до дней Кадзэ, поддерживая вымысел, будто дворцы и виллы, раскинувшиеся на живописных холмах, — это всего лишь военный лагерь. Свое правительство они называли бакуфу («правительство в шатре»), словно это название должно было подчеркнуть, что они не отошли далеко от своих воинских корней. Один из них, Ёритомо, стал первым сёгуном из рода Минамото, «полководцем, покоряющим варваров».

За пределами центральной сетки улицы и тропы Камакуры приобретали более японский изгиб, следуя очертаниям земли и змеясь по округе. По склонам холмов росли высокие деревья, и синие и серые черепичные крыши пестрели на фоне пейзажа. Из своей прошлой поездки Кадзэ знал, что после дождя на некоторых из этих крыш отражалась гора Фудзи — картина величия, запечатленная на скромной кровле.

Воздух наполнил звук храмового колокола, и Кадзэ позволил глубокому, раскатистому гулу бронзового канэ омыть его. Храмы в Камакуре были повсюду, как и места, важные для дзэн, нитирэн и большинства других буддийских школ. Кадзэ смотрел, как процессия из нанятых самураев, Хисигавы, Горо, Хандзо и груженной золотом тележки прошла мимо него и свернула на боковую тропу, очевидно, к дому Хисигавы. На заставе тот нанял десятерых самураев, и путь оттуда до Камакуры прошел без происшествий.

Кадзэ на миг задумался, не пойти ли ему просто в город, но любопытство к богатому купцу все же взяло верх, и он решил пойти к его дому, чтобы посмотреть, что будет дальше. Отправившись догонять отряд Хисигавы, он заметил, что тот, казалось, ускоряет шаг, пока не возглавил процессию.