Вендетта в Нефритовом Дворце

ГЛАВА 11

Орлы замечают других орлов

Издалека.

Подобное тянется к подобному.

Полчаса спустя Кадзэ сидел в комнате поменьше, беседуя с Эномото и попивая теплое сакэ.

— Хисигава-сан рассказал мне, какой вы сильный мечник, — сказал Эномото. — Если его слова точны, вы напали на разбойников, когда их было семеро против одного. Хисигава-сан также сказал, что вы смогли спасти его золото и доставить его до заставы. Я рад возможности выпить с вами. Редко встретишь человека вашего уровня.

Кадзэ коротко кивнул, принимая комплимент.

— Вы уверены, что не хотите остаться в качестве ёдзимбо? — спросил Эномото. — Если не хотите работать на Хисигаву, можете работать на меня. Мне всегда пригодится еще один человек с таким мечом, как у вас.

— Простите. У меня есть дела, которые я должен исполнить. Я ищу одну девочку. Ей сейчас должно быть девять лет. Я заметил, все ваши служанки очень молоды, так что, возможно, она служит у вас или вы что-то о ней знаете. Я не знаю, под каким именем она может быть известна, но она могла попасть в ваш дом в кимоно с родовым гербом в виде трех цветков сливы. Вам что-нибудь известно о таком ребенке?

— Андо-сан любит молодых служанок. Она покупает их у торговцев, что рыщут по деревням в поисках юных крестьянок. Ей нравится делать их послушными, чтобы потом мы могли с выгодой продать их в услужение в другие дома. Хотя за то время, что я здесь, в этом доме побывало много юных девушек, я ничего не могу сказать вам о той, что с гербом в виде цветка сливы.

Кадзэ, который задавал подобные вопросы по всей Японии, не был ни удивлен, ни разочарован ответом Эномото.

— Это правда, что разбойники пытались убить Хисигаву-сана? — спросил Эномото.

— Все было очень странно. Большинство из них медлили после того, как убили охранников, и требовали, чтобы Хисигава-сан сдался, но по крайней мере один, Исибаси, имел целью лишь его смерть.

— Исибаси? — переспросил Эномото.

— Да. Хисигава-сан сказал, что это был главарь разбойников.

Эномото выглядел искренне расстроенным.

— Отвратительно, — сказал он. — Хисигаву-сана ограбили меньше года назад. Тогда они убили его охранников, но его самого не тронули. Тревожно, что на этот раз они хотели его убить.

— А зачем Хисигава-сан вообще перевозит золото из Киото? — спросил Кадзэ.

— Потому что в его делах нарушается баланс золота. Ему приходится периодически перераспределять золото между тремя городами: Камакурой, Эдо и Киото.

— Это я понимаю, — сказал Кадзэ. — Я просто не понимаю, зачем ему физически перевозить золото из одного своего предприятия в другое.

— А вы знаете способ этого избежать? — удивленно спросил Эномото.

— Я не купец, — ответил Кадзэ.

— Конечно. Простите меня. — Эномото знал, что не стоит продолжать разговор о торговле, но смерил Кадзэ задумчивым взглядом. — О, — сказал он. — Кстати о купцах, прошу прощения за грубость Хисигавы-сана. — Он достал из рукава завернутую в бумагу стопку монет и с поклоном положил ее перед Кадзэ. На этот раз деньги были завернуты как положено, в сложенный лист тонкой бумаги, чтобы скрыть, что это деньги. — Он не хотел вас оскорбить. Он считает нормальным вручать деньги самураям. Вы же видели, как стражники на заставе схватили свою плату.

Кадзэ махнул рукой, словно не придавая значения бестактности Хисигавы, так грубо вручившего ему плату. Он принял сверток от Эномото и убрал его в рукав.

— Сейчас по дорогам скитается столько самураев, что трудно найти службу, даже человеку с вашим мастерством. Вы уверены, что не передумаете и не станете сражаться за меня?

— Нет. Я не могу здесь работать, — сказал Кадзэ.

— Почему?

Кадзэ на мгновение задумался, а потом произнес:

— Как я уже говорил, у меня есть другие обязанности, которые я должен исполнить. Кроме того, я думаю, что Хисигава-сан — дурной человек. А если и не дурной, то уж точно слабый, раз так одержим своей женой, Ю-тян.

Эномото усмехнулся.

— А почему вы думаете, что я не дурной человек?

Кадзэ посмотрел на Эномото и ответил:

— Я и такую возможность не исключал.

Эномото рассмеялся.

— Очень хорошо, — сказал он. — Только запомните, что я — дурной человек. Очень дурной. Мы здесь все дурные. Иначе бы мы не служили в этом доме.

Кадзэ поднял чашечку с сакэ и сделал глоток.

— Я учту это в наших дальнейших делах, — сказал он.

Эномото снова рассмеялся.

Кадзэ решил осмотреть Камакуру и покинул виллу Хисигавы, направившись в город. Выйдя за ворота, он увидел Хандзо и Горо, которые сидели у входа в поместье с самым несчастным видом.

Кадзэ подошел к ним и спросил:

— В чем дело?

Оба протянули руки. У каждого в ладони лежало по несколько медяков.

— Нам обещали золото, — с укором сказал Хандзо, — а вот что заплатил нам Хисигава-сан. Он даже не дал нам тех десяти медяков, что обещал.

Кадзэ посмотрел на жалкие медяки в их руках. Он достал из рукава сверток, развернул бумагу, а затем разорвал тонкую ткань, в которую были завернуты монеты. Он взял четыре продолговатые золотые монеты и бросил по две в протянутые ладони удивленных крестьян.

— Это я обещал вам золото, — сказал Кадзэ.

Он зашагал по тропе, ведущей в город Камакуру. Не успел он сделать и нескольких шагов, как Горо и Хандзо подбежали к нему. Они упали на колени и припали лбами к земле, положив руки по обе стороны от головы.

— Спасибо, господин самурай! Спасибо, спасибо! — повторяли они.

Кадзэ посмотрел на них сверху вниз.

— Встаньте, — сказал он. — Не унижайтесь. Я дал вам золото, а не что-то по-настоящему ценное.

Оставив позади озадаченных крестьян, Кадзэ продолжил свой путь в город.

Он миновал главную улицу Камакуры, посреди которой тянулась приподнятая каменная мостовая. Когда-то, во времена правления бакуфу, один из сёгунов приказал построить эту мостовую, моля богов облегчить роды его жене.

По обеим сторонам главной улицы теснились многочисленные лавки, полные еды, товаров и одежды. Кадзэ выбрал лавку, где торговали кацуо-буси, сушеным тунцом. Плитки сушеного тунца походили на деревянные бруски. Маленьким рубанком с них состругивали тонкие хлопья для приправы супов и других блюд. Сушеный тунец был так похож на дерево, что порой негодяи продавали ничего не подозревающим хозяйкам деревянные бруски по якобы выгодной цене. Часто хозяйки так стыдились своей оплошности, что не сообщали о мошенничестве деревенским властям, позволяя негодяям перебираться в следующую деревню.

Слова «кацуо-буси» можно было истолковать и как «победоносный самурай», поэтому сушеный тунец был популярным и сулящим удачу подарком. Кадзэ решил начать с этой лавки, подумав, что «победоносный самурай» может принести ему удачу.

— Сумимасэн, простите, — сказал он.

Лавочник посмотрел на Кадзэ и поклонился. Это был человечек ростом с гнома, в сером кимоно.

— Да, господин самурай? — сказал он, используя почтительный суффикс «-сама», чтобы показать, как высоко он ценит Кадзэ, да и любого покупателя.

— Вы не знаете, нет ли у кого-нибудь по соседству в служанках девятилетней девочки? Она могла появиться здесь, когда ей было семь.

Если лавочник и счел этот вопрос странным, то был слишком вежлив, чтобы это показать.

— Нет, господин самурай, такой девочки в наших краях нет. Мы бедные лавочники, у большинства из нас слуг вообще нет, любого возраста.

Кадзэ искал уже больше двух лет, и единственной настоящей зацепкой, указывавшей на местонахождение девочки, был тот клочок ткани, что он получил от троицы, которую он также разыскивал, поэтому ответ лавочника его не удивил.

— Я также ищу троих путников, — продолжил Кадзэ. — Одна из них — пожилая женщина, но еще крепкая и сильная. Возможно, на ней повязка с иероглифом «месть». Ее сопровождают юноша лет пятнадцати-шестнадцати и старый, необычайно худой слуга.

— А вот с этими я могу вам помочь, господин самурай. Они были в моей лавке всего два дня назад. Если позволите так выразиться, господин самурай, женщина была довольно… ну, скажем так, напористая. Но я не хотел выказать неуважения, особенно если она ваша родственница, господин самурай! — быстро добавил лавочник.

— Я не в обиде, — заверил его Кадзэ. — Не говорила ли троица, где они остановились в Камакуре?

— Нет, господин самурай. Женщина говорила, что у меня тунец плохого качества, и, э-э, настаивала на скидке, но где они остановились, не упоминала. Полагаю, не в гостинице, раз она сама готовит, но, может, они хотели купить тунца в подарок.

Кадзэ поблагодарил лавочника и прошел несколько лавок дальше по улице, повторяя свои расспросы. То, что троица могла быть в Камакуре, уже было большой удачей, хотя он и не знал, остались ли они здесь или отправились дальше, на остров Эносима на юге или в Эдо на севере. Расспросив в нескольких лавках, он узнал, что женщина также купила мисо и немного риса — все со скидкой после критики качества. Кадзэ был уверен, что они остановились где-то в районе Камакуры. Не станешь закупать такие припасы, если ты все еще в пути.

Кадзэ расспрашивал о троице в храмах и гостиницах, но безуспешно. Он планомерно прочесывал Камакуру, пока не стемнело и улицы не озарились веселым светом цветных бумажных фонарей, висевших перед питейными заведениями и постоялыми дворами.

Он понял, что за ним следят, задолго до заката, но не обращал на это внимания. Их было трое. Работали они неплохо, периодически сменяя того, кто шел за Кадзэ, а иногда и вовсе двигаясь по параллельным улицам, чтобы не оказаться прямо у него за спиной. Они старались оставаться незамеченными, так что Кадзэ не мог разглядеть их лиц и понять, знакомы ли они ему. Ему было небезынтересно, кто эти люди и почему за ним следят, но он полагал, что причины со временем откроются сами.

Закончив с гостиницами, Кадзэ свернул в переулок, пролегавший между двумя второстепенными улицами. Мрак переулка рассеивал лишь слабый свет звезд, и Кадзэ не слишком удивился, что трое преследователей воспользовались этой возможностью, чтобы приблизиться. Удивило его то, что они не попытались с ним заговорить. Вместо этого он услышал торопливое шарканье сандалий за спиной — трое бросились на него.

Кадзэ выхватил меч мертвеца, чуть присел и, разворачиваясь, нанес широкий рубящий удар. Смертоносная дуга стали тускло блеснула в слабом свете небес. Клинок вонзился в живот одному из троих и задел предплечье второго. Кадзэ завершил разворот и выпрямился, оказавшись сбоку от нападавших, в то время как тот, что получил удар в живот, с громким стоном рухнул на землю.

Другой раненый и его невредимый товарищ на мгновение застыли, глядя на Кадзэ, который стоял наготове, держа меч в стойке «нацеленный в колено». Лица нападавших были скрыты повязками, так что Кадзэ не мог их разглядеть. Было очевидно, что они намеревались его убить. Это были не чиновники Токугавы, поэтому Кадзэ понятия не имел, кому могла понадобиться его смерть.

Раненый в предплечье держал меч одной рукой. Другой он зажимал рану, останавливая кровь. Внезапно он бросил своему товарищу одно слово: «Уходим!» Кадзэ подумал, что это сигнал к совместной атаке, но вместо этого двое мужчин бросились бежать по переулку, оставив Кадзэ с их умирающим спутником.

Вместо того чтобы преследовать двоих беглецов, Кадзэ перевернул умирающего. Дыхание мужчины было прерывистым — клинок повредил диафрагму, — и он зажимал рану руками, будто это могло остановить жизнь, сочащуюся из страшного пореза.

Кадзэ снял с его лица повязку. Это был кто-то ему незнакомый. Маски должны были скрыть их лица от горожан, пока они будут его убивать.

— За что вы на меня напали? — спросил Кадзэ.

Мужчина застонал.

— Скажи, за что вы на меня напали, — повторил Кадзэ.

Тот посмотрел на Кадзэ. В тусклом свете переулка невозможно было разглядеть его глаз, но Кадзэ увидел, как тело мужчины обмякло, дыхание прервалось, и понял, что глаза эти теперь безжизненны и уже начинают затягиваться пленкой.

Кадзэ вздохнул. Он на миг подумал о том, чтобы пуститься в погоню за двумя другими, но решил, что это безнадежно. Покушение на его жизнь не испугало его, но вызвало любопытство. Если бы эти люди хотели его смерти из-за того, кем он был до того, как стал ронином, они могли бы убить его с помощью закона. Он был законной добычей для множества врагов, включая весь клан Окубо.

Если же они пытались убить его из-за золота, что он нес в рукаве, это сужало круг подозреваемых до домочадцев Хисигавы. Нет, подумал Кадзэ, не только. В число подозреваемых входили и домочадцы Хисигавы, и двое крестьян, Горо и Хандзо. Кадзэ спас жизнь Горо, но он же и застал его размышляющим о краже золота. Кадзэ не ждал благодарности, когда блеск золота слепит людям глаза. Он не чувствовал гнева при мысли, что двое крестьян могли организовать его убийство, чтобы заполучить остаток золота. Времена были тяжелые, и люди совершали тяжелые поступки.

Он вытер клинок мертвеца о кимоно трупа, затем поднял его перед собой обеими руками и склонил голову.

— Благодарю за службу твоего клинка, Исибаси-сан, — обратился Кадзэ к духу человека, владевшего мечом. — Мне жаль, что пришлось использовать твою катану, чтобы убить человека, но в этой ситуации ничего не поделаешь.

Кадзэ поднял взгляд и осторожно вложил клинок обратно в ножны. Чем скорее он обзаведется собственным клинком и перестанет пользоваться мечом мертвеца, тем лучше. В следующий раз дух Исибаси может оказаться не столь щедр и не позволит человеку, убившему его, так успешно владеть своим мечом.