Вендетта в Нефритовом Дворце

ГЛАВА 22

Слишком горд, чтобы варить рис.

Стремись к великим деяниям.

Достоинство юности.

Кадзэ прибыл в храм и застал внука бабушки, Нагатоки, одного, занимавшегося лагерем. Тот следил за котелком с рисом, кипевшим на огне, ожидая подходящего момента, чтобы накрыть его тяжелой деревянной крышкой и дать рису дойти на пару. Казалось, он был смущен тем, что Кадзэ застал его за таким домашним делом, словно это умаляло его как воина в глазах старшего. Кадзэ взял крышку из рук юноши и накрыл ею котелок.

— Ты даешь слишком много воды выкипеть, — небрежно заметил Кадзэ. — В военном походе умение накормить своих людей — важнейший навык. Голодные воины не могут сражаться.

То, что приготовление риса было представлено как воинское искусство, казалось, смягчило смущение Нагатоки.

Кадзэ пришел, чтобы сообщить, что ему не удалось найти никаких сведений о Мототанэ. Однако, имея свободное время, он вспомнил японскую пословицу «тири цумоттэ, яма то нару» — из пылинок вырастает гора. Он решил поговорить с Нагатоки, чтобы узнать больше подробностей о Мототанэ.

— Я хотел бы поговорить с тобой о Мототанэ, — сказал Кадзэ.

— Вы его нашли? — В голосе юноши послышалось волнение.

— Нет, и вряд ли найду, если не узнаю больше о нем и его характере. Что ты можешь мне о нем рассказать?

— Ну, он мой двоюродный брат.

— Да.

— Э-э, мой старший двоюродный брат. — Нагатоки резко вдохнул, издав шипящий звук, что указывало на его некоторое замешательство от вопросов Кадзэ.

— Успокойся. Это не дознание. Я просто хочу узнать о нем больше как о человеке, чтобы понять, не даст ли это мне каких-нибудь зацепок.

— Ну, он был превосходным мечником. Не таким хорошим, как вы, господин самурай, но все же отличным. Я восхищался его мастерством.

— У него были какие-нибудь слабости?

— Слабости?

— Женщины. Выпивка. Что-то, что могло заставить его пренебречь своим долгом.

Нагатоки, казалось, был в ужасе от того, что Кадзэ мог предположить, будто у его старшего двоюродного брата, которого он, очевидно, боготворил, мог быть человеческий изъян.

— О нет, господин самурай! У Мототанэ никогда не было таких пороков! Бабушка-Старейшина никогда бы этого не позволила.

В это Кадзэ вполне мог поверить. Он решил направить разговор в более безопасное русло, чтобы выуживать информацию постепенно.

— Ты говоришь, он был хорошим фехтовальщиком?

— Превосходным! Очень сильным и бесстрашным. Немногие могли устоять против него в додзё.

— И как ты думаешь, что с ним случилось? Почему его здесь нет?

Нагатоки прикусил губу. Нерешительно он произнес:

— Я не могу представить иной причины, кроме как его смерть. И все же мне не хочется думать… — Нагатоки понурил голову, и на его лице выступили слезы. Он яростно ткнул в костер маленькой веткой. Огонь затрещал, и в воздух взвилось облачко красных искр, образовав миниатюрную вселенную недолговечных солнц, что в мгновение ока превратились в черный пепел.

Кадзэ сделал вид, что не заметил волнения Нагатоки. Вместо этого он сказал:

— Если ты следуешь пути воина, смерть — всегда возможный исход. Но если подумать, смерть — это конечный итог любой жизни. Если Мототанэ мертв, он вернется в другой жизни. Судя по твоему описанию, его следующая жизнь, несомненно, будет исполнена чести и возможностей. Человеку столь благородному нечего бояться смерти. Было бы печально, если бы такая многообещающая жизнь оборвалась так рано, но все время относительно, и короткая, достойная жизнь предпочтительнее долгой и жалкой.

Нагатоки ничего не сказал, но слова Кадзэ, казалось, его утешили. Посидев несколько минут в молчании, Нагатоки произнес:

— Спасибо, что уступили мне свою постель в той чайной. Это был, это был… ну, это был мой первый раз. — Он имел в виду их первую встречу, когда Кадзэ позволил ему поменяться постелями, потому что пытался избежать назойливой служанки.

Кадзэ рассмеялся.

Нагатоки вздрогнул, затем посмотрел в лицо Кадзэ и покраснел. Вскоре, однако, он понял, что ронин не смеется над ним, и тоже начал смеяться. Его печаль о возможной судьбе Мототанэ рассеялась благодаря общей тайне, которую он делил с этим странным ронином.

— Что за веселье? — спросила Бабушка-Старейшина, входя в заброшенный храм.

Кадзэ посмотрел на Нагатоки и сказал:

— Просто разговоры о важных военных маневрах и победах, которые за ними следуют. — Нагатоки хихикнул.

Женщина нахмурилась. Ей не нравилось, когда ее исключали.

— Есть новости о Мототанэ? — грубо спросила она, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

— Нет, Бабушка-Старейшина, боюсь, что нет.

Старуха поджала губы, явно недовольная. Кадзэ знал, что сделал все возможное, так что ее неудовольствие на него не подействовало. Оно имело бы значение, только если бы он не старался изо всех сил.

— Хисигава тебе что-нибудь сказал?

— Это сложная задача, — ответил он. — Заставить Хисигаву доверять мне будет трудно. Я знаю, что он хочет, чтобы я на него работал, но это не развяжет ему язык. Мне придется подождать и посмотреть, не смогу ли я чем-то завоевать его доверие. А пока я могу попытаться связаться с Ю-тян ради вас. Нефритовый Дворец охраняется, но это едва ли крепость. Думаю, я смогу проникнуть к ней. Кажется, она живет в абсолютном великолепии и роскоши, так что, возможно, она довольна нынешним положением. Если это так, вы зря тратите время, пытаясь спасти того, кто не хочет быть спасенным.

Кадзэ ждал на ветвях дерева, наблюдая за Нефритовым Дворцом. Луна стояла высоко в небе; ее бледный свет позволял легко разглядеть остров и строение на нем. Кадзэ уже почти решил, что пора лезть в воду и плыть к острову, как вдруг увидел, что на веранду, опоясывающую здание, кто-то вышел. Эномото.

Здание, охраняемое сонным часовым, — дело простое, но здание, в котором находится Эномото, — совсем другое. Эномото не был дураком, и отправляться на остров, когда он там, было бы бесконечно опаснее.

Кадзэ не понимал Эномото. Он был, очевидно, первоклассным мечником и сшит примерно из того же теста, что и сам Кадзэ. И все же Эномото мог предложить свой меч и верность такому человеку, как Хисигава. Кадзэ не мог представить, что могло заставить мастера фехтования работать на такого, как Хисигава.

Кадзэ услышал шорох под собой. Какая-то фигура пробиралась через территорию виллы к озеру и дворцу. Кадзэ с досадой вздохнул, уверенный, что это бабушка или кто-то из ее спутников ведут собственную разведку. Вилла все еще охранялась не очень строго, но это изменится, если обнаружатся нарушители.

Пока Кадзэ наблюдал за фигурой, его досада сменилась интересом. В лунном свете он увидел, что это не один из троицы. Любопытно. Он снова взглянул на дворец и увидел, что Эномото возвращается внутрь.

Человек немного опоздал, и он знал, что Хозяин его за это накажет. Они должны были встретиться в час крысы, а сейчас был уже почти час быка. Он крупно выигрывал в кости и все оставался, чтобы сыграть еще одну партию. Наконец, несмотря на полосу удачи, он понял, что никогда не успеет к назначенному времени, и оторвался от игры. Теперь он нервничал и немного боялся того, что скажет или сделает Хозяин из-за его опоздания.

Он знал, что сегодня ночью в задней части виллы патрулей не будет, поэтому перелез через стену и начал скользить от дерева к дереву, чтобы добраться до назначенного места. Он делал это уже много раз, хотя ему и не нравилось холодное купание в конце. Его движения были уже почти отработаны.

Он нашел укрытие в тени большой сосны, росшей у озера, и положил свой меч в дупло. Он снял кимоно, слегка дрожа в ночной прохладе в одной набедренной повязке, и положил свернутое кимоно рядом с мечом. Он уже начал развязывать свои соломенные сандалии, когда услышал звук над головой. Он поднял взгляд как раз в тот момент, когда на него приземлился человек, распластав его на земле и выбив из него дух.

Кадзэ услышал удовлетворенное «Ух!», когда приземлился на человека, и понял, что пройдет несколько минут, прежде чем тот сможет отдышаться и попытаться сбежать. Он схватил его за руку и вытащил на лунный свет, чтобы лучше рассмотреть лицо. Он был удивлен.

— Что ж, — сказал Кадзэ, — если ты собираешься быть моей постоянной подушкой для приземления, когда я прыгаю с деревьев, то тебе лучше набрать побольше мяса.

На него снизу вверх смотрел бандит со шрамом на щеке, на которого он прыгнул на токайдской дороге.

Полчаса спустя Кадзэ сидел в комнате с сонным Хисигавой и напуганным бандитом.

— Я не смею говорить! — сказал бандит. — Хозяин мне горло перережет.

Кадзэ положил руку на рукоять меча. Он улыбнулся бандиту так, что полуголый мужчина содрогнулся.

— Если не скажешь, я начну другой процесс, — угрожающе произнес Кадзэ. — Я начну строгать тебя на тонкие стружки, как брусок кацуо-буси. Когда ты был мальчишкой, ты, наверное, смотрел, как твоя мать строгает сушеного тунца для супа. Если ты не расскажешь Хисигаве-сану то, что рассказал мне, я порежу тебя на такие же тонкие ломтики, и каждый порез будет причинять боль.

Бандит испуганно посмотрел на Кадзэ, не зная, блефует ли самурай. Он решил не проверять эту угрозу.

— Хорошо, — сказал он. — Эномото-сан нанял нас, чтобы ограбить Хисигаву-сана.

— Эномото-сан? — Хисигава теперь окончательно проснулся, его глаза округлились от удивления.

— Да. Я был в банде, которая ограбила вас раньше. Мы бы ограбили вас снова, но этот самурай нас остановил. Нам было велено не причинять вам вреда, но также было велено забрать золото.

— Но ты убил моего ёдзимбо, — сказал Хисигава.

— Да. Это было частью плана, чтобы вы никогда не заподозрили Эномото-сана. Когда вы перевозили особенно крупные суммы золота, Эномото-сан назначал вам в сопровождение слабых людей. Он знал, что они погибнут, но они не знали о готовящемся нападении. Так мы могли грабить вас много раз, и вы бы не заподозрили, что все это устраивается изнутри вашего собственного дома.

Хисигава был в замешательстве. Он посмотрел на Кадзэ.

— Что нам теперь делать? — спросил он.

— Мы свяжем эту мразь и пойдем спать. А утром поговорим с Эномото-саном. Но прежде мы убедимся, что домашняя охрана поняла: их использовали как жертвенных усаги, кроликов. Эномото-сан обрек их на то, чтобы рано или поздно их шеи попали в силок, и они были убиты, дабы он и его настоящие люди могли продолжать вас грабить.

Эномото вошел в приемную залу виллы Хисигавы. Он был раздражен, потому что его человек не явился на встречу, и он так и не смог узнать в подробностях, как ронин сорвал попытку ограбления на токайдской дороге. Еще больше его раздражало то, что ослепленный любовью дурак-купец решил устроить собрание с самого утра.

Он вошел в комнату и тут же остановился. Атмосфера была наэлектризована, и взгляд мечника одним махом охватил всю сцену.

Хисигава сидел на возвышении, словно какой-то вельможа. Рядом с ним — ронин, внимательно наблюдающий за Эномото, с мечом, расположенным под углом, удобным для быстрого удара. Старая карга Андо — с другой стороны, ее крысиные глазки смотрели на него с ненавистью. Домашняя охрана стояла в комнате, сверля его взглядами. «Должно быть, знают», — подумал Эномото. А перед ронином сидел тот, с кем у него была назначена встреча в час крысы. Связанный, полуголый и, без сомнения, поющий как кусахибари, «травяной жаворонок», самое популярное певчее насекомое, которое только мог предложить муси-ури, торговец насекомыми.

— Что ж, все кончено, — сказал Эномото, прежде чем прозвучали какие-либо обвинения. — Я рад. Я устал от этого фарса, когда человек вроде меня работает на червяка вроде тебя, — обратился он к Хисигаве.

На лице Хисигавы отразился подобающий шок, а старая гарпия Андо и вовсе зашипела на него, как змея, выражая свой гнев.

— Ты… ты… — начал Хисигава.

— Не утруждайся, — прервал его Эномото. — Я ухожу. Не жалуйся властям на деньги, что я взял, иначе мне придется поговорить с ними о наших маленьких секретах. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановился. Он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на невозмутимое лицо ронина, Мацуямы Кадзэ. Тот встретил его взгляд спокойно, на его лице не отражалось ни удивления, ни беспокойства. На мгновение забыв о самообладании, лицо Эномото потемнело, как гневное небо во время тайфуна. Он ничего не сказал ронину, но оба мужчины поняли всю глубину ненависти Эномото к этому чужаку. Эномото развернулся и ушел, выйдя через парадную дверь виллы мимо ошеломленного стражника у ворот.

— Что ж, все прошло неплохо, не считая наглого языка этого негодяя, Эномото, — сказал Хисигава.

Кадзэ ничего не ответил.

— Не пересмотрите ли вы мое предложение работать на меня? — спросил Хисигава.

— Я обдумаю его, — ответил Кадзэ. — У меня тоже есть для вас одна мысль.

— Какая же?

— Мне интересно, почему вы перевозите золото между Эдо, Камакурой и Киото.

— Ну, — терпеливо, словно объясняя неразумному дитя, произнес Хисигава, — у предприятий в каждом городе разные потребности. Иногда предприятию в одном городе нужно золото, а у другого его слишком много. Поэтому я должен переводить золото из одного города в другой.

— Я не об этом, — сказал Кадзэ, не обращая внимания на тон Хисигавы. — Мне интересно, почему вы физически перевозите золото, рискуя быть ограбленным.

— А как еще я могу удовлетворить потребности моих предприятий в каждом городе?

— Есть ли другие предприятия, которые работают и в Эдо, и в Киото, или в Киото и в Камакуре?

— Да, конечно.

— И у них время от времени возникает подобная проблема?

— Да, полагаю. Не представляю, как какое-либо дело может всегда поддерживать баланс между филиалами в разных городах.

— Тогда почему бы вам не выступить посредником и не найти эти предприятия? Тогда вам больше никогда не придется перевозить золото.

— Что вы имеете в виду?

— Предположим, у вас есть сто рё золота в Эдо, которые вы хотите перевести в Киото.

— Да?

— Тогда вы находите одно или несколько предприятий, у которых есть сто рё золота в Киото и которые хотят получить это золото в Эдо.

Хисигава выглядел озадаченным.

— А какая от этого польза? Тогда придется перевозить две партии золота.

Кадзэ покачал головой.

— Нет, тогда вам вообще не придется перевозить золото. Сначала вы собираете сто рё золота в Киото, которые предприятия хотят перевезти в Эдо, и используете их в своем собственном деле. Затем вы берете сто рё золота в Эдо и отдаете их тем предприятиям, которые хотели перевезти золото из Киото в Эдо. Все, что вам нужно сделать, — это перевезти бумажные поручения из Киото в Эдо, и никакого реального золота перемещать не придется.

Хисигава посмотрел на Кадзэ и воскликнул:

— Гениально! Я могу даже брать приличную комиссию за свои услуги, потому что предприятиям в Киото не придется рисковать, перевозя свое золото. — Хисигава был очень взволнован. — Вы станете невероятно ценным приобретением для моего дела!

Кадзэ не стал указывать, что он не соглашался поступать на службу к Хисигаве. Он просто кивнул и позволил купцу упиваться мощью и простотой этой идеи. Он обменялся с купцом несколькими чашечками сакэ, пока Хисигава рассуждал о том, как он может организовать службу обмена денег. Наконец, когда Хисигава немного захмелел от вина, Кадзэ сказал:

— Уходя, Эномото упомянул какие-то секреты. Если я должен вас защищать, мне нужно иметь представление о том, что это за секреты.

Хисигава проницательно посмотрел на Кадзэ и сказал:

— Я пока не открою тебе всех своих секретов, но Эномото говорил о деле, которым я занялся после Сэкигахары. Помимо прочего, я торгую молодыми девушками.

Кадзэ догадывался об этом по девушкам, которых он видел в Нефритовом Дворце. Они были слишком изысканно одеты и слишком смелы, чтобы быть простыми служанками Ю-тян. Торговля живым товаром не была самым почетным занятием, но в этом не было никакой особой тайны, как казалось Кадзэ.

— В чем же здесь секрет? — спросил он.

Хисигава улыбнулся и сказал:

— Сразу после того, как силы, верные Хидэёси, были разгромлены, появилось не только огромное количество ронинов, но и множество разоренных семей. Некоторые из молодых девушек, появившихся тогда на рынке, не всегда продавались должным образом, и многие были из хороших семей. Появился весь этот хороший товар без надлежащего сбыта, и многие торговцы живым товаром боялись в это ввязываться. Я начал понемногу этим заниматься, снабжая бордели в Киото, Эдо и здесь, в Камакуре. Нам приходится быть осторожными, потому что некоторым семьям этих девушек может прийти в голову отомстить за мои маленькие деловые сделки с их дочерьми.

— В то время я и построил Нефритовый Дворец, чтобы безопасно содержать девушек, пока я не буду готов от них избавиться. Я до сих пор использую его для хранения девушек, которых передаю от одного клиента к другому, а также для Ю-тян.

— За последний год поставки молодых девушек иссякли, поэтому теперь у меня есть агенты, которые ищут девушек для работы служанками. Гораздо дешевле покупать девушек как служанок, и семьи, кажется, охотнее их продают, если думают, что те не окажутся в борделе. Обычно мы привозим их сюда, на виллу, и какое-то время действительно используем как служанок. Когда они нам надоедают, я позволяю охранникам их ломать. — Хисигава махнул рукой. — Некоторые бывают скороспелыми, но большинство — еще девственницы, потому что мы покупаем их совсем юными. У меня, конечно, есть Ю-тян, так что я не участвую в изнасилованиях и подготовке девушек к их жизни шлюх, но всем охранникам это нравится. Тебе тоже понравится.

Лицо Кадзэ оставалось бесстрастным, и ему пришлось заставить себя воздержаться от объяснений Хисигаве, что ему понравится, а что — нет.