Вендетта в Нефритовом Дворце

ГЛАВА 27

Тот пик стоит особняком.

Есть лишь одна высшая точка

В горной цепи.

Он не горел желанием оставаться в Камакуре. О событиях на вилле Хисигавы и в Нефритовом Дворце станет известно властям. Скорее всего, они уже ищут виновных, хотя Кадзэ ожидал, что, увидев устроенную резню, они будут искать группу людей, а не одного человека. Бабушка-Старейшина вывела свою внучку через северный выход из Камакуры, через киридоси. Кадзэ решил пойти на северо-запад, по меньшей прибрежной дороге.

Пока он шел, он думал о своем следующем шаге. Возможно, ему следует вернуться в Киото, чтобы искать девочку. В конце концов, именно там Хисигава вел большую часть своих дел. Бледно-серый предрассветный свет начал озарять мир. Кадзэ был достаточно близко к морю, чтобы до него доносился соленый воздух, бодривший дух и помогавший забыть о боли в плечах и руках.

Кадзэ прошел по дороге пару ри, когда понял, что за ним кто-то следует. Человек был мастером и пока не хотел показываться, и по этому Кадзэ догадался, кто это был.

Когда они достигли уединенного участка дороги, человек открыто показался, и Кадзэ остановился. Он обернулся и увидел приближающегося мужчину. Это был Эномото.

Красный краешек солнца показался из-за левого плеча Кадзэ. Розовые полосы рассвета начали расчерчивать облака.

Лицо Эномото было мрачным — челюсти сжаты, глаза следили за каждым движением Кадзэ. Он приблизился, затем остановился вне досягаемости удара меча.

— Нани? Что? — спросил Кадзэ.

— Я здесь, чтобы сразиться с тобой, — сказал Эномото.

Кадзэ был немного удивлен.

— Я не хочу этого делать, — ответил он.

— А я хочу, — сказал Эномото. — Более того, я должен.

Кадзэ вздохнул.

— Хотел бы я, чтобы ты передумал. Я действительно не хочу с тобой драться.

— Ты испортил мне очень хорошее дело, — сказал Эномото. — Я пытался убить тебя в Камакуре, но эти дураки послали всего троих. Я мог бы им сказать, что потребуется больше, чтобы тебя прикончить. Потом я попробовал ниндзя, но и это не сработало. Теперь я сделаю это сам.

— Зачем тебе моя смерть?

— Ты сказал, что у тебя есть идея, как избавить Хисигаву от необходимости перевозить золото между Эдо, Киото и Камакурой. Я не знал, что это за идея, но она бы положила конец моей прибыльной игре с ограблением купца. Я мог бы грабить Хисигаву еще много лет и сколотить приличное состояние, не считая даже того, что он мне платил.

— Это были грязные деньги, — сказал Кадзэ.

— Но это все равно были деньги. И я их хотел.

— Что ж, я не хочу с тобой драться, — повторил Кадзэ.

— Тогда ты умрешь, — сказал Эномото, — потому что я намерен напасть. Если ты не желаешь защищаться, тем лучше. Но так или иначе, я тебя одолею. Я вижу, ты устал и измотан. Не знаю, что Хисигава сделал с тобой прошлой ночью в своем доме, но я ему за это благодарен.

— Хисигава мертв, — сказал Кадзэ.

— Ты его убил? — удивленно спросил Эномото.

— Нет, — ответил Кадзэ. — Но я убил остальных.

— Я же говорил тебе — там все были негодяями. Ни один из них не заслуживал жизни.

— И все же мне было горько это делать, — сказал Кадзэ. — Я не сожалею об убийстве зла, но горько, что в одном месте его скопилось так много.

— И теперь тебе будет горько сражаться со мной? Пытаться убить меня?

— Да. Мне будет горько, — ответил Кадзэ. — Потому что, несмотря ни на что, я знаю, что ты — превосходный мечник. Я не чувствую нужды подтверждать свое мастерство в этих глупых поединках, которые, кажется, стали так популярны.

— Что ж, а я чувствую, — сказал Эномото. — Честь моего имени требует этого.

Кадзэ вздохнул.

— Что ж, тогда. Полагаю, лучше с этим покончить.

Эномото отступил на несколько шагов. Затем, вынув из рукава кимоно белую ленту, он перевязал ею спину крест-накрест, подхватив и подтянув рукава, чтобы не мешали в бою.

Кадзэ остался невозмутим, не утруждая себя подвязыванием рукавов.

Эномото выхватил меч из ножен и принял боевую стойку. Кадзэ сделал то же самое.

— Я дам тебе дополнительный стимул, — сказал Эномото.

— Какой же?

— Та юная девушка, которую ты ищешь, с гербом в виде цветка сливы?

— Да? — сказал Кадзэ.

— Я знаю, где она.

— Где она? — спросил Кадзэ. Он вгляделся в лицо Эномото, пытаясь понять, лжет тот или нет. В глазах, смотревших на него в ответ, невозмутимых, но настороженных, Кадзэ прочел правду.

— Где она? — снова спросил Кадзэ.

— Ответ найдешь на клочке бумаги у меня в рукаве, — сказал Эномото. — Не думаю, что ты его прочтешь. Но на всякий случай — он будет там.

Кадзэ не видел нужды в дальнейших разговорах и замер в боевой стойке.

Воины замерли, наблюдая друг за другом, выискивая малейшее колебание, малейшую брешь, чтобы начать атаку. С совершенной защитой мечника нельзя победить. Он может не выиграть, но никогда не проиграет. Переход в наступление был риском, но через риск лежала победа. Кадзэ был утомлен, но собран, каждая жилка его тела была связана с мечом в руке. Он ждал, довольствуясь тем, что позволит Эномото сделать первый шаг.

Эномото вдруг сделал шесть быстрых шагов в сторону. Кадзэ последовал за ним, держа его перед собой — все время наблюдая, ожидая малейшей оплошности.

Слева Кадзэ видел море, теперь отмеченное кровавой лентой, пока диск солнца пробивался из-за горизонта. Эномото внезапно ринулся вперед, вскинув меч и одним плавным движением обрушив его вниз. Кадзэ парировал удар, но измученное тело подвело его: вместо того чтобы гладко остановить выпад Эномото, его руки слегка подогнулись, и он почувствовал, как клинок Эномото коснулся его лба, оставив неглубокий порез. Он ощутил, как по лицу потекла кровь, но не обратил на рану внимания, сохраняя защиту.

— Я ожидал, что ты будешь гораздо сильнее, — сказал Эномото. — Ты, должно быть, очень устал, Мацуяма-сан. Полагаю, Хисигава-сан обошелся с тобой сурово. Теперь, когда я пролил первую кровь, я знаю, что одержу победу и убью тебя.

Кадзэ не ответил. Вместо этого он сам начал смещаться в сторону, и Эномото шаг за шагом следовал за ним. Пока Кадзэ двигался к морю, его путь описывал пологую дугу, и вскоре восходящее солнце оказалось не слева, а за спиной у Кадзэ.

— Очень хорошо, — признал Эномото, — но не решающе. Наш поединок закончится задолго до того, как солнце сможет ослепить меня или дать тебе преимущество. — Он снова принял боевую стойку. От напряжения на его шее выступила тонкая пленка пота.

Кадзэ атаковал и справа, и слева. Каждый удар был парирован Эномото.

— Ты сильный противник, — признал Эномото. — Но ты ничего не можешь сделать, чтобы победить меня. Рано или поздно я нанесу смертельный удар. Мы слишком равны по силе, но я вижу, что ты слабеешь. И когда ты ослабеешь достаточно, я одержу верх.

Кадзэ ничего не сказал. Он сосредоточил все свое существо в мече. Он стоял, наблюдая за противником, выискивая малейшую брешь, чтобы снова ринуться в атаку. Вместо бреши он увидел, как маленькая муха жужжит у шеи Эномото, привлеченная потом и теплом его тела. Кадзэ увидел, как напряглись мышцы на шее Эномото, и понял, что тот вот-вот начнет полномасштабную атаку. В своем ослабленном состоянии он также знал, что в конце концов не выдержит этой атаки и умрет.

В рукаве синего кимоно Эномото лежал клочок бумаги, который помог бы ему завершить поиски девушки. Но теперь его поиски и его жизнь скоро закончатся, и его обещание Госпоже станет пылью, подхваченной вихрем.

Муха вернулась и села Эномото на шею. Тот слегка дернулся, чтобы согнать ее, и вдруг клинок Кадзэ метнулся вперед, подцепив муху и едва ощутимо впившись в шею Эномото. Мухобой Кадзэ оправдал свое имя.

Из пореза хлынула алая кровь. Эномото почувствовал укол клинка Кадзэ и был удивлен такому быстрому и слабому удару. От такого пореза обычно отмахиваются, он был не серьезнее, чем царапина на лбу Кадзэ. Относительная слабость удара делала его пустяковым, но скорость клинка была маневром, которого он никогда прежде не видел. Сначала он не понял, что, хотя порез и был неглубоким, он тем не менее был смертельным. Была перерезана сонная артерия.

Пока Эномото стоял напротив Кадзэ, кровь его жизни вытекала, растекаясь широким пятном по плечу. Сосредоточенный на бое, Эномото не обращал внимания на порез. Он начал свою атаку. Его клинок ударил вправо, затем влево, затем снова вправо. Каждый раз Кадзэ вскидывал свой клинок, чтобы отразить удар и удержать меч Эномото на расстоянии, но чувствовал, как силы его иссякают, и лишь воля не давала ему пасть под натиском Эномото.

Эномото заметил усталую стойку Кадзэ, но был удивлен собственному растущему головокружению и слабости, пока продолжал атаку.

Он занес клинок над головой для нового удара, но вместо того, чтобы опустить его, на мгновение замер. Его тело качнулось, внезапная немощь одолела его. Уже не думая о Кадзэ, Эномото опустил меч и уперся им в землю, пытаясь удержаться на ногах. Он посмотрел вниз на свое кимоно и с удивлением увидел, что плечо и рукав пропитаны кровью. Казалось невозможным, что вся эта кровь — его. Но способность понимать происходящее стремительно угасала.

Пока тусклый, серый туман окутывал его сознание, мешая ясно мыслить, Эномото упал на колени, полуожидая, что Кадзэ нападет и снесет ему голову. Вместо этого Кадзэ стоял наготове, внимательно наблюдая за своим противником, но не двигаясь для атаки.

Эномото рухнул вперед, и последние капли его жизни хлынули из перерезанной артерии на землю. Тьма поглотила его. Он так и не понял, каким приемом Кадзэ его убил.

Кадзэ мгновение постоял, наблюдая, как умирает Эномото. Затем он вытер свой меч и вложил катану в ножны, направляя клинок левой рукой, пока правая держала рукоять. Он подождал, чтобы убедиться, что Эномото мертв, затем подошел к телу и полез в рукав.

Он нашел маленький сложенный листок бумаги. На нем аккуратным росчерком кисти были написаны слова: «Эдо Юкаку Кобаная». Кадзэ несколько мгновений смотрел на семь иероглифов на записке, впитывая и их значение, и их последствия — «„Маленький Цветок“, веселый квартал Эдо».

Кадзэ отошел к обочине и сел. Поединок истощил его силы, но записка нанесла удар куда более сильный. Он посмотрел на Эномото.

— Благодарю тебя за это, — сказал он, кланяясь и держа записку между ладонями, словно молитвенное подношение. — Мы, мужчины, можем предаваться своему безумию, но дитя не должно за это страдать.

Отдохнув несколько минут, Кадзэ поднялся и срезал ветку. Взяв нож ко-гатана из ножен, он быстро вырезал статуэтку Каннон, богини милосердия. Лицо Каннон было лицом Госпожи.

Кадзэ перевернул Эномото и уложил его тело в подобающей позе. Он мало что мог сделать с кровью, пропитавшей кимоно, но рукавом стер грязь с лица мертвеца. Он поставил статуэтку Каннон так, чтобы она могла оберегать его, пока какой-нибудь другой путник не обнаружит тело и не сообщит властям.

— Прости, что у меня нет времени приготовить тебя к последнему пути как должно, — сказал Кадзэ. — Но теперь я должен отправиться в руки своих врагов.

Дальше по прибрежному тракту была развилка с токайдской дорогой. В конце токайдской дороги лежал Эдо — новая столица и оплот его заклятых врагов, клана Токугава. Рана на голове перестала кровоточить, и он чувствовал сильную усталость. И все же он был рад, что его долгое путешествие в поисках девочки, возможно, наконец-то подходит к концу. Если, конечно, ему удастся уцелеть под клинками врагов в Эдо.

В последний раз с почтением поклонившись Эномото, Кадзэ расправил плечи и двинулся по дороге, залитой теперь золотым светом новорожденного солнца.