Путь сводит со странными людьми.
Стоя под деревом в дождь,
Сближаешься поневоле.
— Вы хотите, чтобы я стал вашим телохранителем? — недоверчиво спросил Кадзэ.
Купец обвел рукой вокруг.
— Вы же видите, мои люди мертвы, а мне все еще нужна защита.
— Зачем? — спросил Кадзэ.
— Потому что у этой падали еще остались люди, — сказал купец, указывая на мертвого главаря разбойников. — Они соберут других и снова погонятся за мной. Их одержимость моей Ю-тян не знает границ.
Кадзэ несколько мгновений настороженно разглядывал купца. Затем сказал:
— Вы говорили, что разбойник преследовал вас, потому что хотел вашу женщину. Теперь он мертв. Верно, обакэ, призрак, еще может желать женщину, но он не может собрать своих людей и продолжать нападать на вас. Они не могут все желать вашу жену так же, как Исибаси.
Хисигава без малейшего колебания продолжал настаивать:
— Я просто знаю его шайку и то, как они мыслят. Они никогда не оставят меня в живых. Конечно, у них не будет той же страсти к моей женщине, что была у Исибаси, но у них проснется жажда отомстить за его смерть.
— В таком случае, это я должен беспокоиться, ведь это я его убил, — сказал Кадзэ.
— Но его люди этого не узнают, — возразил купец. — Они подумают, что его убил я. И они соберут силы, наймут новых головорезов и придут за мной.
Кадзэ посмотрел на купца. Тот уставился на него в ответ своими лягушачьими глазами. Не желая продолжать спор, Кадзэ развернулся на каблуках и снова зашагал по токайдской дороге.
— Стойте! — крикнул купец.
Кадзэ продолжал идти.
— Пожалуйста, постойте! Я скажу вам правду! — прокричал он. В его голосе звучали страх и отчаяние.
Кадзэ остановился и обернулся, но не стал подходить ближе. Купец подбежал к нему с отчаянием на лице.
— И в чем же правда? — спросил Кадзэ.
Купец вздохнул и произнес, скорее для себя, чем для Кадзэ:
— Полагаю, у меня нет выбора, кроме как рассказать вам.
Кадзэ пожал плечами.
— Мне все равно. Можете говорить правду, можете нет. Но если не скажете правду, я уйду. Если скажете, я все равно могу не остаться, но было бы неплохо узнать причину всей этой резни, которую я только что устроил.
Купец снова вздохнул, словно говорить правду было для него тяжким трудом.
— Это правда, что Исибаси хотел мою жену. Это была одержимость, такая похоть, что зарождается в чреслах, отравляет кровь, а затем сводит с ума. Но в этой истории есть нечто большее. — Он указал на тележку и привязанный к ней сундук. — На этой тележке — золото. У меня дела в Киото, Эдо и Камакуре. Мне приходится переводить средства между всеми этими предприятиями. Эдо так быстро растет после победы Токугавы, что для поддержания этого роста требуется постоянный приток золота. Я перевозил деньги из Киото в Эдо, и именно поэтому на меня напали. Личная вражда Исибаси была направлена на меня из-за его похоти к моей женщине, но его шайка напала из-за жадности. И хотя похоть умерла вместе с главарем, жадность все еще жива в сердцах его людей. Я уверен, они вернутся, а без вас я буду здесь беспомощен. Вы должны довести меня до следующей заставы.
— Зачем?
— Потому что я вам заплачу.
Кадзэ брезгливо поджал губы от разговоров о плате. Купцы любили такие речи, но истинному самураю было не по нутру заниматься подобными вещами.
Когда он был не ронином, а самураем при замке, деньгами ведала его жена. Она снаряжала его в доспехи и следила, чтобы у него были подобающие кони и вассалы для похода на войну. Она и казначей распоряжались всеми средствами замка, которым правил Кадзэ. Он знал общий доход своих земель в коку — количестве риса, которого хватало, чтобы прокормить человека в течение года, — но не имел ни малейшего понятия о своих личных финансах. Истинный самурай считал ниже своего достоинства беспокоиться о деньгах.
И все же за последние два года его жизнь во многом изменилась, и он познал цену деньгам. Без денег его поиски девочки застопорятся. Кроме того, без денег он не сможет заменить меч в своих ножнах на новый. Как бы он ни старался успокоить и уравновесить свой дух, его все еще глубоко тревожило то, что его меч сломался, и то, что теперь он носил катану мертвеца.
Катана — душа самурая. Ее окутывали и мифы, и тайны. Одним из главных символов синтоизма был меч. Самурай, использующий меч, снятый с мертвеца, — это казалось осквернением, нарушением всех понятий об очищении и духовности. Кадзэ было не по себе от мысли, что придется пользоваться таким клинком.
Словно прочитав его мысли, купец сказал:
— Я дам вам достаточно, чтобы вы могли купить другой меч. Прекрасный меч взамен сломанного. В Камакуре живут лучшие оружейники Японии. Мы отправимся в мой дом туда, вместо того чтобы продолжать путь в Эдо. Вы сможете выбрать себе любой меч в Камакуре, а я за него заплачу!
Кадзэ размышлял, стоит ли брать деньги за свои услуги, но потом понял, что большую часть своей жизни воина он получал за свою службу ту или иную плату. Часто платой был рис, земля или почести, но это все равно была плата.
— До следующей заставы? — уточнил Кадзэ.
— Да, только до следующей заставы. Там я смогу нанять еще людей, чтобы благополучно завершить путешествие. Вернувшись домой в Камакуру, я отправлю деньги в Эдо под усиленной охраной. Вы можете сопроводить меня до Камакуры, и я заплачу вам, когда буду в безопасности дома.
— Вы беритесь за ручки тележки и тяните, а я буду толкать, — сказал Кадзэ.
Улыбаясь, купец убрал свой клинок и встал между ручками тележки, потянув ее по токайдской дороге. Кадзэ толкал сзади. Тележка была на удивление тяжелой. Кадзэ подумал, что в сундуке, должно быть, немало золота.
Толкая тележку, Кадзэ понял, что за ними следят. Разбойники, которых он прогнал, либо набрались храбрости от собственной жадности, либо сообразили, что им противостоят всего двое. Они перебегали от дерева к дереву, прячась в зарослях у обочины.
— Далеко до следующей заставы? — спросил Кадзэ.
— К завтрашнему дню должны быть там, — ответил купец.
День, ночь и еще часть дня. Времени более чем достаточно, чтобы разбойники перегруппировались и спланировали новое нападение.
Кадзэ толкнул тележку чуть сильнее. Она рванулась вперед и ударила купца в спину. Тот оглянулся.
— Осторожнее, — сказал он. — Не толкайте так рьяно.
— За нами идут разбойники, — ответил Кадзэ. — Если мы ускорим шаг, им придется либо выйти на открытое место и следовать за нами по дороге, где мы сможем за ними наблюдать, либо остаться в лесу и начать отставать. В любом случае, это нам на руку.
— Вы их видели? — спросил купец, озираясь.
— Перестаньте оглядываться, — сказал Кадзэ. — Они пытаются следовать за нами по лесу так, чтобы мы их не заметили. Если вы дадите им понять, что мы их видим, они начнут хитрить. Нам не нужно, чтобы они хитрили. Это мы должны быть умнее.
Кадзэ продолжал толкать тележку, а купец тянул ее за бамбуковые ручки. Кадзэ видел, что длительное напряжение купцу не по силам и что в таком быстром темпе они долго не протянут. Он опустил голову, толкая тележку, но не от усталости, а чтобы искоса поглядывать себе под руку на следовавших за ними разбойников. Он мельком замечал их сквозь кусты и деревья у обочины. Пришлось взглянуть несколько раз, прежде чем он убедился, что их преследуют всего двое. Он посмотрел на другую сторону дороги, пытаясь разглядеть двух других, но те либо прятались намного лучше, либо их там не было.
— Как, вы сказали, далеко до заставы? — спросил Кадзэ.
— Полтора дня пути, — ответил купец, задыхаясь.
Застава была пропускным пунктом на токайдской дороге, способом контролировать и отслеживать передвижение людей. Там будут стражники и толпы народа — там купец окажется в безопасности. Кадзэ размышлял, почему за ними идут лишь двое, и спросил купца:
— Вы не знаете, дорога впереди делает петлю или изгибается?
— Она довольно прямая на большом отрезке пути, — ответил купец, дыша еще тяжелее. Затем добавил: — Не думаю, что выдержу такой темп.
— Нам придется свернуть с токайдской дороги на одну из боковых троп, — сказал Кадзэ.
— О чем вы говорите? — спросил купец. — Тащить эту тележку станет еще труднее, если мы сойдем с главного тракта на какую-то проселочную дорогу.
— У нас нет выбора.
— Почему вы так говорите? — спросил купец, оглядываясь на Кадзэ и замедляя шаг.
— Потому что за нами идут только двое разбойников.
Купец выглядел озадаченным.
— И что это значит?
— Это значит, что если бы дорога впереди делала петлю или изгибалась, остальные двое могли бы пойти напрямик, чтобы отрезать нам путь и устроить засаду.
— Но дорога прямая.
— Да. Это значит, что двое других, вероятно, отправились за подмогой. Впереди у нас полтора дня пути. С этой тележкой мы не можем двигаться очень быстро. Если мы останемся на тракте, у них будет уйма времени, чтобы привести еще людей и напасть. А эти двое просто следят за нами, чтобы остальные знали, где мы.
— Но какая нам польза сворачивать с Токайдо на какую-то боковую дорогу?
— Все просто. Им придется оставить хотя бы одного человека на развилке, чтобы направить остальных.
— Но второй все равно будет идти за нами.
— Тогда мы свернем еще раз, и если он не остановится, чтобы указать им наш второй поворот, я смогу о нем позаботиться. В любом случае, разбойникам будет труднее нас найти, если мы пойдем боковыми тропами, а не по главному тракту.
— Но на какую боковую дорогу нам сворачивать?
— На первую, что будет идти в общем направлении к заставе. Рано или поздно мы вернемся на главный тракт.
— Но на главном тракте мы можем встретить других людей.
— И много сегодня путников на Токайдо? А если и встретите, думаете, они вам помогут? — спросил Кадзэ. — Думаете, другой купец рискнет ради вас жизнью? Или, может, вы считаете, что шайка других ронинов будет менее опасна, чем преследующие вас разбойники, особенно когда они узнают, что в этом сундуке золото?
Купец молчал, очевидно, обдумывая свое положение.
— А что, если вы ошибаетесь насчет того, куда пошли двое других? — наконец спросил он.
— А что, если я прав? — ответил Кадзэ.
Через несколько секунд купец сказал:
— Хорошо. По крайней мере, если мы свернем на боковую тропу, может, сможем сбавить этот убийственный темп.
— Нет, — сказал Кадзэ, — нам не следует сбавлять ход. По крайней мере, пока. Если двое преследователей разделятся, как я и предполагаю, я хочу, чтобы наш оставшийся соглядатай отстал еще больше. Мне нужно немного времени.
Когда Кадзэ и купец свернули с токайдской дороги, двое преследовавших их разбойников коротко поспорили. Тот, кто победил в споре, остался у дороги ждать своих, чтобы указать им путь. Тот, кто проиграл, продолжил преследовать тележку.
Пока разбойник шел, крупные, тяжелые капли дождя зашлепали по пыльной тропе. Через несколько минут дождь хлынул сплошной стеной. Разбойник плотнее запахнул кимоно. Но дождь значительно облегчил ему преследование.
Он отчетливо видел свежие колеи от колес тележки. Он замедлил шаг и потрогал большой шрам на щеке, обдумывая ситуацию. Он усмехнулся про себя: теперь можно было следовать за ними не торопясь. С таким явным следом им никуда не деться.
Разбойник прошел уже изрядно, когда колеи от тележки вдруг свернули с тропы. Озадаченный, он последовал за ними. Он смотрел себе под ноги, стараясь не потерять след на размокшей земле. Это было не так просто, как на дороге, но почва стала достаточно мягкой, чтобы он мог без труда продолжать преследование.
Колеи вели прочь от тропы, в лес. Вскоре он вышел на место, где прямо посреди следов от тележки росло большое дерево. Колея от одного колеса отчетливо огибала ствол справа, а другая — слева. Разбойник на мгновение остолбенел, пытаясь понять, как тележка могла пройти сквозь могучий ствол.
Пока он размышлял над этой загадкой, над его головой раздался шорох. Моргая от хлеставшего дождя, он поднял голову и увидел несущиеся на него сверху подошвы двух соломенных сандалий. Прежде чем он успел опомниться от удивления, ноги ударили его в грудь. Руки разбойника взлетели в воздух, и он рухнул навзничь в вязкую грязь с громким чавканьем.
Из него вышибло дух. Задыхаясь, он поднял глаза и увидел склонившегося над ним ронина, который убил его товарищей. Ронин держал в руках свежесрубленную палку — вероятно, от молодого деревца у обочины. Животный страх охватил разбойника.
— Коннитива. Добрый день, — любезно произнес ронин.
Разбойник потянулся было к мечу, чтобы выхватить его из ножен. Ронин своей палкой нанес лежащему на спине разбойнику резкий удар по запястью, вызвав парализующую боль. Разбойник взвизгнул и отдернул руку от рукояти.
Затем он попытался сесть, но палка снова вошла в игру. Конец палки стукнул разбойника в грудь, впечатывая его обратно в грязь.
— Что? — наконец смог выговорить тот.
— Не очень вежливое приветствие, — задумчиво произнес ронин, — но, полагаю, сойдет. Итак, я вижу, ты идешь за нами.
— Нет, господин самурай, я…
Конец палки резко ударил разбойника в основание шеи, вызвав еще один визг.
— Пожалуйста, не оскорбляй меня, — сказал ронин. — Очевидно, что ты идешь за нами, так же как очевидно, что твой товарищ ждет на токайдской дороге, чтобы сообщить вашей шайке, на какую тропу мы свернули.
Услышав слова ронина, разбойник вызывающе рыкнул и отшвырнул палку от своей груди. Ронин просто провернул палку на сто восемьдесят градусов и другим концом обрушил ее на шею разбойника, придавив ему горло и впечатав в грязь, пока дождевые капли хлестали по лицу. Слегка налегая на палку, чтобы удержать человека на месте, ронин протянул руку, вытащил меч разбойника и швырнул его в кусты.
— Итак, — дружелюбно сказал Кадзэ, — у нас очень интересная ситуация. Нечасто мы так ясно держим собственную жизнь в руках, как ты в этот миг. У меня нет особого желания тебя убивать, хотя твоя темная жизнь, подозреваю, давно заслужила смерти. Но, с другой стороны, я не хочу, чтобы ты шел за нами. Поэтому вот что я предлагаю. Ты скажешь своим дружкам, что, когда я спрыгнул на тебя, ты был ранен гораздо серьезнее, чем на самом деле. Скажешь им, что не мог идти и потому не смог нас преследовать. Можешь указать им дорогу в том направлении, куда мы действительно пошли, так что я не прошу тебя им лгать. Но я советую тебе не идти за нами, потому что если ты это сделаешь, я тебя убью. Ты меня понял?
Разбойник прорычал проклятие, и Кадзэ надавил на палку, заставив его захлебнуться на полуслове. Тот вцепился в палку, пытаясь ослабить хватку. От боли у него на глазах выступили слезы. Кадзэ ослабил нажим и, склонившись ниже к разбойнику, вгляделся в его иссеченное шрамами лицо.
— Дерзость — это хорошо, но сейчас она неуместна. Я обошелся с тобой весьма снисходительно, если учесть обстоятельства. А теперь докажи, что у тебя есть хоть немного ума, и просто ответь на мой вопрос. Выбор прост. Пойдешь за нами — умрешь. Останешься здесь — будешь жить. Итак, ты понял?
— Хай. Да, — прохрипел разбойник, все еще ощущая давление палки на шее.
— Хорошо. А теперь запомни: твоя жизнь в твоих руках. Если не хочешь, чтобы она сегодня оборвалась, мы с тобой видимся в последний раз.
Кадзэ отбросил палку и вернулся на тропу.