Служебную машину Андрею пришлось отпустить, когда его коллега высадил нас у станции и мы спустились в метро. Поговорить свободно мы все могли только в трущобах. Я выдала главное, но пересказывать весь разговор пока не стала. Андрей отправлял сообщения, Гранид и я пережидали путь даже не разговаривая. И я была ему благодарна!
Не вел он себя иначе, чем до нашего объяснения. Не было знаков «пары» между нами — Гранид не сокращал до приватности дистанцию, не клал ладони мне на талию или лопатки, и даже за руку не брал. Я не любила, когда и женщины прилюдно висли на мужчинах, невзначай притираясь то бедром, то плечиком, то преклоняя голову на его плечо. Ничего плохого в самих действиях я не видела, мне не нравилась только демонстрация этого среди других. Когда замечала у посторонних, всегда знала, что сама так вести себя не смогу. Нежные чувства должны остаться двум людям, когда они наедине. В крайнем случае — когда среди самых близких.
Никто сейчас не смог бы догадаться, сколько между нами было чувственного еще час назад, даже Андрей, в натуре которого было — подмечать все.
Когда вышли на нужной станции и поднялись наверх, я спросила Гранида:
— А где Нюф?
Собаки не было ни на границе с трущобами, не появился он и после того, как мы углубились внутрь квартала, чтобы добраться до нужного адреса.
— Не знаю. Утром он поел, и стал проситься на улицу раньше, чем не нужно было выходить. Я выпустил. Беспокойства он не проявлял, так что я не стал волноваться.
— Все предупреждены, — Андрей прочитал последнее из полученного и свернул экран. — Плохо только, что связи совсем не будет, как во Дворы зайдем. Нам сейчас лучше свернуть, впереди аллея перекрыта.
Мы попетляли до нужного адреса, и через подъезд и квартирную дверь вышли сразу на маленькую площадку у торцевой стены дома на Королевском Дворе. Из всех здешних мест, тут я была реже всего — пару раз. Скучный Двор, самый просторный и с меньшим количеством строений. Площадь, а название пристало из-за статуи вельможи в парике и короне. Никто не знал кого изваяли и кто скульптор.
Двор был полон людей. Здесь было столько, что я ахнула — не собрались ли сразу и все? О причинах догадываться не нужно — открытые ходы, Набережная и новые пришлые люди. Об этом шумели разговоры.
— Пойдем краем. Нам нужно вон туда, к выходу в другой Двор.
— Типография наверняка закрыта.
— Замок можно взломать.
— Нет, — я возразила обоим, — там такие массивные двери и замок из древних — старый и тяжелый.
— У кого ключи?
Действительно, дедушка Паша мог быть здесь же, и его нужно было найти и как-то уговорить открыть нам доступ к карте. Начав выискивать глазами, я натыкалась на знакомых, на полузнакомых людей, но нужного не было. И вдруг среди прочих голов мелькнули знакомые темные вихры.
— Виктор! — Он меня не услышал, стоял далеко. Обернувшись к своим, попросила: — Подождите меня, я сейчас.
Добравшись до него, тронула за руку:
— Витя, здравствуй.
— Эльса? Что ты тут делаешь?.. Эльса, это ты все натворила?
В голосе одна обреченность, а ярости или ненависти не было. Перемены пришли в их жизнь, и за многие годы тихого течения все привыкли к порядку, а тут…
— Витя, мне нужна твоя помощь. Мне нужно к карте!
— Зачем? Ты решила окончательно открыть нас всем, и уничтожить этим?
— Нет…
— Кто привел жильцов на Набережную? Откуда взялись два дома на Пекарском и Библиотечном? — Тут взгляд упал мне за спину, и его лицо исказилось. — Чужим не рады.
— Чужим сюда не попасть, ты сам мне об этом говорил. Да, я виновник этого хаоса, но перемены приведут к лучшему. Я знаю, как найти Колодцы. Я знаю, как их обезвредить и закрыть, но мне нужно к карте. Больше в трущобах о них никто и не вспомнит. Виктор, помоги, там же люди… Здесь райские островки, здесь нет зла, и ты можешь сделать так, чтобы и там, на континенте, его сделалось меньше. Виктор, я знаю тебя, ты не будешь стоять, сложа руки, когда другие в беде.
Непривычно было стоять среди людей и слышать их всех разом. Потому что говорили и те, кто горячо обсуждал что-то узким кружком, и те, кто хотел докричаться до оратора или до своего соседа, споря о чем-то и предлагая свои верные решения проблемы. Я почувствовала жизнь и энергию толпы, звуки в пространстве, эмоции, наэлектризованность. Разволновалась сама так, словно попала в море, не умея толком плавать. Стало потряхивать, — и не только от того, во что сейчас окунулась, но и давало о себе знать напряжение офисного разговора. Я и не подмечала всю дорогу, как меня держала эта струна борьбы.
— Виктор! — С мольбой попыталась я докричаться до него самого, не скрывая настоящего раскаянья. — Я перед тобой очень виновата. И перед Викторией Августовной, и перед Ефим Фимычем. Я обещаю тебе, что никогда больше не переступлю границы во Дворы, только помоги мне сейчас.
— Не нужно давать таких обещаний.
Он молчал, смотрел мне в глаза, потом как-то обреченно взглянул на моих спутников. Андрей и Гранид стояли далеко, но Виктор все равно безошибочно понял, что я с ними, а они — не просто двое пришлых из ниоткуда.
— Кто эти люди?
— Друзья.
— Нюф с тобой, я правильно понимаю? С ним все нормально?
— Да. Он пока со мной, но не знаю — вернется ли? Пес бережет нас всех в трущобах.
Виктор слабо улыбнулся, приподнял руку, но никакого лишнего жеста в мою сторону сам себе не позволил. Качнулся чуть на носках, опустил голову:
— За Илью спасибо. Его мать и не надеялась уже… он, кстати, тоже здесь где-то, я его видел. С подругой своей…
— Вить…
— Нюф, предатель. Но если он рядом с тобой вьется, не верить твоим словам нельзя. Я помогу. Жди в стороне, я сам найду дедушку Пашу и попрошу ключ для себя, чтобы не объяснять лишнего. А еще лучше — уходите к колоннаде и не мозольте глаза, вы тут слишком заметны.
Я послушалась. А на полпути обратно заметила и Карину, которая пробиралась параллельным курсом к Андрею и Граниду. Махнула мне рукой, дав понять, что и меня она видит.
— Надо поговорить!
Витя упомянул, что оба здесь — как и Илью я увидела дальше, потому что он повернул голову от толпы в нашу сторону. Да и высокий рост его выделял. Он с Кариной не пошел, остался на месте с кем-то.
— Привет, кампания… давайте заныкаемся, а то шуму много.
— Расскажи подробнее, что тут делается? — Спросила я ее, кивнув своим, что с ключом вопрос решается. — На проходах теперь дежурные?
— А толку?
Продолжили мы разговор тогда, когда ушли в укрытие под колонны.
— Тут взбаламучены все, но нас, новеньких не гонят. На Набережную прямо паломники приходили посмотреть… Эльса, тут такое дело… Я не могу всех своих бросить. Ладно, у кого еще родня из мегаполиса приезжает, хоть и редко, а Матрена, ну, тетя Мотя на инвалидке, она даже без сбережений. Только подруга, такая же трущобная помогала с едой, и то свои последние тратила из накопленного. Короче… Мы как ключи в почтовых ящиках находить стали, так с Ильей ее в соседи перевезли, ты не против?
Я уставилась на нее с удивлением:
— А с чего ты у меня разрешения спрашиваешь?
— Не знаю. Не ловко как-то… местные не рады, а я обочников тащу. Если квартиры пустуют, почему нет, а?
— Карина, осваивайся и решай все сама. Люди тут добрые, хоть и встревожились. Выгонять не будут. Я слышала, что даже два дома появилось?
— Да! Илья предлагает моих друзей подключить, кто самых одиноких курирует. К ним все равно никто не приходит, а деньги, которые те тратят на аренду халупы, можно пускать на еду… А я думала, будешь сердиться — провела двоих, а мы, как тараканы здесь!
— Брось.
— А вы какими судьбами?
— Колодцы, — ответил ей Гранид, потому что она перевела взгляд на него.
Карина присвистнула:
— Нашли?
— Ждем ключ от типографии, а там у карты спросим.
— Я пойду Илью позову. Он не простит мне, если узнает, что я его мимо такой новости покатила. И чего тянуть со знакомством, да, полиция?
— Зови, конечно, — решительно кивнул Андрей, — я давно хотел его увидеть.
Гранид хмыкнул:
— Не день, а серия мелодрамы. С другом своим не забудь познакомить, Эльса, а то шифруешь здешних от нас.
— И день еще не закончился…
Если подумать, то я успела забыть — когда жила спокойной и размеренной жизнью. Давно или еще не давно? Подхватило вихрями с начала лета, перемешало будни с серьезными событиями, а теперь мне даже время с сегодняшнего утра казалось длинным. Даже вчерашние мои волнения не успели устаканиться в сердце — и родители, и Гранид, и вечерние разговоры о расследовании. Сегодня другие бури — признание, поцелуи, пикировка с Елисеем, — и по крови током бежало волнение. Голые нервы вперемешку с приятным возбуждением, как азарт или адреналин. Я чувствовала жизнь на всех уровнях — на телесном, эмоциональном, даже ментальном. Мне казалось, что еще чуть-чуть и я смогу видеть нечто нематериальное, так было заострено все!
Илья подошел. Протянул руку сначала Граниду, взаимно представившись, потом Андрею. В лице лишь собранность и решительность, он сказал сразу:
— Семейное потом. В Колодцы я с вами. Что вы смогли выяснить?
— Название. И мы в одном шаге, чтобы узнать больше.
— Карта. Понял.
— Пока ждем, все же хочу спросить, — не выдержал Андрей, — ты здесь насовсем?
— Нет. На потом не скажу, но пока нет. Я успел получить твое последнее письмо, если за мать переживаешь, то не стоит. Я схожу. С Колодцами разберемся, и сходим вдвоем.
Виктор появился бесшумно. Как бы и подошел к нашему кругу, оставшись все равно в шаге в стороне.
— Друзья, это Виктор, он…
— Не нужно, Эльса. Идемте за мной, я открою типографию и побуду рядом. Ни во что другое ввязываться не стану, в знакомство тоже.
Он шагнул к переходу первым, мы растянулись короткой цепочкой, но почти сразу я пошла вровень с ним:
— Витя, я хочу спросить… ты слышал о людях-собаках?
Схмурив свои темные брови, задумался и даже утратил нарочную холодность в лице. Произнес с расстановкой:
— Отец бы тебе больше рассказал… Я не очень… а зачем ты спрашиваешь?
— Интересно. Кто они?
— Это сказки.
— Какие?
— М… озадачила ты меня. Нашла время.
Пустынность Двора, как первого, так и второго, бросалась в глаза. Все закрыто, все тихо. Контраст с площадью был разительный. Из-за этой тишины мне казалось, что диалог наш слышен даже на крышах.
— Говорят, что первое пространство, первый Двор создал такой человек — с самого основания Сиверска в девятнадцатом веке. Что все Мосты выстроил, что карту нарисовал, что даже пробил путь к другим городам, но мы его утратили. Я не про кого-то одного говорю, конечно — в разные времена это разные люди. Собаками их называют потому, что им точно также не нужны никакие ходы-выходы. В любом месте, любой проем — дверь, арка, хоть окно, хоть ворота в поле, — и время тоже не важно. Это сказки, конечно. В подворских вестях даже публиковалось несколько, старшее поколение любит придумывать всякое, создавая местный фольклор.
— Сказки даже для Дворов? Даже для таких феноменальных мест?
— И отец за свою жизнь их не встречал, и не слышал от деда, чтобы тот встречал. Есть даже одна такая, где мальчик на самом деле оборачивается собакой и носится через пространства, спасая друзей. Чутье у них.
Он перестал рассказывать, решив, что выдал все, но я не смогла не зацепиться за последнее:
— Какое чутье?
— Нюфа вспомни. Чутье на своих и чужих. Чутье на пространства. Не знаю… на опасность еще, наверное. Собаки и есть.
Мне было приятно увидеть, что эти расспросы заставили Виктора немного оттаять. Мы будто бы снова на наших прогулках по Дворам, где он за рассказчика, а я за слушателя, а все те люди за спиной, следующие за нами — не существуют. И все, что случилось, тоже отошло на задний план — на минуту, на короткое ощущение прошлой жизни и прошлого нашего общения.
— Представится случай, лучше спроси у отца.
— Виктор, а ты ведь и сам ищешь путь к другим, уже не один год. Есть хоть намек?
— Не трави душу неудачами, Эльса. У меня и так набралась коллекция.
— А если спросить у карты?
Он даже запнулся, едва не остановившись, но внезапно вспомнил, что мы не одни, и, наоборот, ускорил шаг.
— Следующий уже Типографский… я… я рискнул однажды. Когда только загорелся этой мечтой. Но не сработало.
— А если спрошу я?
— Хочешь сказать, что ты особенная и с тобой она откровенней? Или думаешь, что ты со сверхспособностями, и потому про людей-собак выспрашиваешь? — Виктор скептически покачал головой, и даже выдавил из себя слабую печальную улыбку: — Дитя континента… Если бы ты была такой, ты бы с детства жила во Дворах, ты бы сюда дорогу нашла, едва научившись ходить. Ты бы уже давно творила и создавала любые свои пространства, какие душа попросит.