— Да вы что?
— Я не могу выпустить Горна из больницы без регистрации.
— Тридцать первое уже завтра.
— Именно поэтому его и выписывают. Если бы он попадал хоть под одну государственную программу, проблем с жильем в трущобах не было бы. А так, песня одна — или в приют, или опять ваша помощь.
— Да что же это за издевательство?.. — я уронила голову на руки и сделала глубокий вдох. — У него есть теперь все права, есть всякие страховки, я в прошлый раз оплатила целый пакет!
— А еще нужна регистрация в городе. И куда он пойдет с минимальной суммой на счете? Есть необходимость восстановления, нужно добиться признания трудоспособности. Тогда он хоть сможет устроиться. Приютите его на месяц-другой. Или дайте регистрацию и поселите в отеле.
— Я не могу ему снять на такой срок гостиницу, не могу подселить его к тете, тем более не могу арендовать квартиру. А еще, вы говорите, он должен хорошо питаться, чтобы восстановить нормальный вес.
— Пособия на него не предусмотрено, на работу никто не возьмет. Решайте уже, мне все бумаги нужно закрыть сегодня. Продолжаете свое безумное опекунство или с вас хватит? Я опять буду повторять слово «приют», но это не эмоциональный шантаж, а факт.
Я молчала долго, подавляя в себе раздражение. Андерес молчал тоже.
Потом спросила:
— А что-нибудь выяснилось по делу?
— Следствие идет. Сейчас моя задача — его регистрация. Он должен быть выписан по какому-то адресу.
— Вы не отцепитесь от меня, да? Дайте подумать минуту!
Следователь откинулся в кресле. Все это время при разговоре со мной он сидел весь в моем направлении, навалившись на стол, плечи вперед, и бумагами тряс почти у носа. В этом была какая-то театральность, словно он все подготовил и сам отрепетировал сцену безвыходной ситуации. «Очень надо» читалось в серых глазах.
— Оформите на мой адрес. По крайней мере мне не нужно будет тратить время и сэкономлю расходы. Что нужно от меня, чтобы его перевезли?
— Здесь распишитесь.
Андерес вписал от руки мои данные вместе с адресом прописки, тоже самое в электронку, а я чиркнула подпись на листе и подставила персоник для скана.
— Сегодня будьте дома с часу до двух. Вам предварительно позвонят, как будут у полихауса.
Тут он улыбнулся и менее официальным, дружеским тоном продолжил:
— В интересную историю вы ввязались. Даже если сейчас жалеете, что потратились, думайте о хорошем. Судьба зачтет.
— Да не жалею я о потраченных деньгах. Я не хочу возиться с ним! Сделай добро и беги, а тут получается, что я отлепиться не могу от этого человека. Где я размещу его в своих шестнадцати метрах, где он спать будет?
— Эльса, как только он сможет работать, он уйдет.
— А до этого счастья мне с ним жить…
Тут следователь махнул рукой и сказал:
— Ме-ло-чи.
— Ничего себе мелочи! Я привыкла одна, это моя территория, мой распорядок дня. Вам смешно?
Он действительно коротко засмеялся:
— Понимаю, как никто, сам так живу. Не представляю, если в мою халупу подселилась бы незнакомка. Но, Эльса, перетерпите…
У меня сложилось впечатление, что я не со следователем говорю, а со старым товарищем, — так вдруг перескочил разговор, сменив и тон, и выражение его лица. И сидим мы не в кабинете, а в кафе, например, за столиком друг на против друга. «Был бы у меня брат, вот точно так бы он надо мной подтрунивал…» — мелькнула глупая мысль.
— А я навел справки. Покоя мне не стало из-за вашего имени, а где и когда слышал не смог вспомнить. Не в моем характере, не с моей профессией, — на лица и на имена у меня память железная.
— И?
— Вы опекун своей тети, посещаете ее где-то пару раз в неделю. Вы работаете на себя, у вас своя вирт. мастерская по созданию роликов. Среднее образование еще оффлайновое, неполное высшее по журналистике. Есть сертификат о специальном образовании визуала. Не замужем. Из родственников первой линии — мать и отец. Мать известная писательница любовных романов, отец искусствовед и свободный журналист. А еще вы были моделью каталога детской одежды «Fe-mi-mi» за две тысячи сорок шестой год, ровно двадцать девять лет назад.
— Вы откопали и эту древность? — Ужаснулась я.
— Да. Я уверен — когда-то вы мне уже попадались в поле зрения. Но очень давно. Быть может как раз из-за этого каталога, ведь ваше детское фото мне кажется еще более знакомым, чем вы взрослая…
— Одноклассники? Детский сад? — Хмыкнула я.
— Я тоже так думал, но нет. Я проверил. По возрасту я старше вас на два года, местные, не приезжие оба, но никаких точек пересечения в прошлом, даже роддом разный… ладно. — Он вдруг как спохватился, что растерял весь официоз и поставил точку: — Забирайте бумаги и встречайте сегодня нового постояльца.
Я встала и собралась уйти, но у порога Андерес окликнул меня опять:
— Один вопрос забыл! Почему именно в тот день, когда вы нашли Горна, вы оказались в той части трущоб, куда раньше не приезжали? Ваша тетя живет совершенно в другой стороне.
Взгляд его говорил о том, что ничего он не забывал — а держал этот вопрос именно на момент, когда я почувствую себя уже на свободе, отпущенной от всех дел. Или на тот момент, когда он, такой весь «свой-свой, как старый знакомый» невзначай спросит между прочим.
— Я следила за Тимуром Дамиром, тем самым соцработником, что в прошлый раз был в этом кабинете.
— Зачем?
— По своим очень личным причинам, господин сле-до-ва-тель.
Я ответила честно, меня даже едва не подмыло шутя рассказать о феномене чтения мыслей. Лицо Андереса сначала заметно расслабилось, а потом он и улыбнулся. По-хорошему, словно ему самому хотелось услышать именно это.
— А я ведь не зря пригласил именно его заниматься делом Горна. Собирая о вас информацию и собирая данные вообще за тот день, я как раз увидел интересную запись и со станции метро и из вагона чуть ранее. Этот человека вас чем-то заинтересовал и вы пошли следом?
Я кивнула.
— Но он с вами никак не знаком, я точно могу сказать об этом, потому что пристально следил за вашей реакцией при встрече. Вы его узнали, а вот он вас нет. Так?
— Да. Только эта загадка вашего дела совсем не касается. Оставьте мне хоть немного приватности в личной жизни. Могу идти?
Следователь кивнул.