На следующий день я попала в Печатный Двор вовремя. Здание «Печатникъ» имело один вход — высокие массивные двери, обе створки которой были с фигурными щитами и тяжелыми латунными ручками.
— Тебе там понравится, — Виктор пропустил меня вперед, и я шагнула в запах краски и бумаги.
Были еще запахи, которые пробудили во мне цепочку ассоциаций со струйным принтером, — там тонер тоже пах особенно, с починкой книг, — папа свои раритеты иногда подклеивал. И с первыми раскрасками, — запах гуаши. Я поздоровалась с киоскером, с двумя работниками и дедушкой Пашей, который тут же оставил свои дела за столом и повел экскурсию:
— Это, как видишь, мой рабочий кабинет, здесь еще стол редактора и стол нашего наборщика.
Паше на самом деле только пятьдесят пять, и внуков у него не было. Он носил такую приставку к имени, потому что работал тут с восемнадцати лет, очень был увлечен изданием газеты и никогда не переключался ни на что другое во Дворах.
— Тут у нас читальня, — мы зашли в маленькую комнату с одним окном, — здесь отчитывается весь материал, что приносят жители. Рецепты, стихи, размышления или литературные вирши. Сортируем, отбираем на печать в ближайший номер, за этой должностью никто не закреплен, мы по очереди тут. Когда думаешь переезжать?
— Я пока не думаю, — честно ответила я, пожалев, что добавила слово «пока», — не могу оставить город.
— Глупости. Что тебе еще нужно, чтобы решиться?
Тут Паша легонько подтолкнул меня плечом в плечо и шепнул:
— Свадьба?
Хорошо, что Виктор в это время не стоял рядом, а успел пройти дальше. Мне стало неловко и который раз подумалось, что нужно выйти на честный разговор с ним, чтобы никто во Дворах не делал таких намеков. Я малодушно откладывала и откладывала, потому что ощущала себя предательницей — они вбухали в меня массу внимания, времени — и Виктор, и его родители, а я «только подружить»?
— Тут у нас и печать и вырубка, а тут кабинетик для тебя. Оцени.
Кабинетик был комнаткой, как и читальня, с одним окном — здесь стоял стеллаж со старыми журналами, распечатками на стенах и рабочая зона — стол с допотопным компьютером, — экран оказался кинескопным, мышь проводной, клавиатура кнопочной а коробка процессора имела флоппи для дискет! Этого не застал даже мой отец, который сел за компьютер впервые в шесть лет.
— Боже…
— Витя говорил, что ты рисуешь в программах, так что это тебе поможет.
— Я не умею рисовать, даже в программах. Я визуал, а не художник.
— Начнешь работать, разберемся. Но ты можешь, если не нравится, к июлю поработать на карте. Пошли, покажу.
— Давно здесь не был, — вернулся к нашей экскурсии и Виктор, — столько обновилось! Вы планируете отдельно печатать сборник Сорницкого?
— Да. У него талант, мы всегда его стихи публикуем. И если накопилось на книгу, почему не издать?
— Отличная мысль.
— А вот и наша карта.
Пройдя длинный коридор, мы вышли в залу, на стене которой от пола до потолка была карта старого Сиверска. Подойдя ближе, отметила, что это не печать, а именно рисунок — скрупулезно вычерченная, подкрашенная прямо на оштукатуренной стене, с номерами домов, проездов, названиями улиц и значками различных объектов. Все кварталы трущоб, даже места бывшего частного сектора, сейчас превратившегося в пустыри.
— С ума сойти.
— Теперь смотри, — в руках дедушки Паши появилась свежая распечатка входов-выходов, — за неделю до следующего месяца и еще неделю после первого числа, на карте едва проступают точки. Видишь их?
— Да… с трудом, очень бледные.
— Работа скрупулёзная, но если знать алгоритм, работать легко. Точка наполовину черная, наполовину белая — подвал. Полностью белая — арка. Полностью черная — подъезд. Теперь фокус. Печатный Двор!
На карте на несколько секунд ярче прочих выделилась одна, — и она располагалась именно по тому адресу, где мы зашли. Точка черная — вход через подъезд.
— Сверяем, видишь? Написано «Улица Стрельцова, дом четыре, второй подъезд». Этот адрес загорелся первым, так что время открытия с девяти утра до шести вечера. Печатный Двор! Ага… — выделилась четко и укрупнилась вторая точка, а первая погасла. — Сверяй адрес. Точно? Второй раз — это время с шести до одиннадцати. Вот так мы готовимся каждый месяц — едва наступает последняя неделя, подходим сюда и перечисляем все по порядку.
— С ума сойти!
Других слов не было. Новая магия, о которой Ефим Фимыч или Виктор и не заикнулись ни разу!
— По-первости всех это завораживает, кто на карте работал, но потом, если честно, немного надоедает. Попробуешь? Сегодня второе, она будет сигналить еще пять дней, так что — поиграй.
Он дал мне свою распечатку и я назвала:
— Библиотечный Двор!
Да, рисунок указал мне на тот же адрес, что и был обозначен.
— Желательно не путать значки и всегда высматривать — к какому подъезду точка ближе. Не всегда это можно понять, если здание слишком маленькое.
Я назвала еще пару, наблюдая за сигналами, а потом замолчала. В груди наросло волнение и что-то толкнуло вместе с ударом сердца:
— Безлюдье!
Карта вспыхнула, как гирлянда, словно всю стену осыпало черными смородинами. И Паша и Виктор шарахнулись, а я разволновалась еще больше. Не было тусклых точек — все абсолютно выделились.
— Убежище!
Россыпь угасла, оставив гореть десятка два или три, сразу не понять, значков наполовину черных, наполовину белых. Подвалы.
— Эльса!
Я едва не крикнула следующее: «Колодцы», как Виктор резко схватил меня за руку. И Паша смотрел на меня буквально вытаращившись от ужаса — все его лицо заблестело от пота.
— Ты что творишь?
— Это же карта всего!
Я сама готова была задохнуться от восторга, но Виктор, крепче взявшись за локоть, потащил обратно — к выходу из «Печатника».
— Никогда. Никогда. Никогда так не делай больше!
На улице Виктор, развернул к себе и обхватил лицо ладонями, приблизил свое и горячо зашептал:
— Пожалуйста… пожалуйста, Эльса! Даже в шутку так не делай, это может плохо кончиться. Пожалуйста! Обещай не произносить здесь этих слов, обещай не играть с пространствами… этого Дворы не простят… Обещай.
— Обещаю.
Я кивнула, а Виктор тяжело ткнулся любом в лоб и закрыл глаза. Он был очень напуган, но после сказанного, его стало отпускать.
Я солгала не моргнув глазом — важнейшее открытие в жизни! А если сказать карте «Андерес Черкес» или назвать Илью, будет реакция, даже если они оба не в этих «закладках» пространства? Что с Колодцами? Что с Мостами? Мне хотелось осмотреть все адреса, на которые та указывала, и я готова была лгать о чем угодно, лишь бы Виктор и дедушка Паша не запретили мне к этой стене подходить!
— Я не хотела, я просто не подумала…
— Спасибо.
И он мне поверил. Я в его глазах и глазах его папы и мамы была всегда честной и своей-своей. Виктор обнял меня крепче, уже виском к виску, и я вся напряглась, испугавшись, что сейчас он от пережитого решится поцеловать меня. Дала объятиям несколько секунд, и отстранилась:
— Давай уйдем куда-нибудь подальше отсюда. Я тоже так испугалась, надо развеяться. В кафе посидим или на набережную, а?
— Помни, я хочу защитить тебя. Это не глупый запрет.
— Я поняла тебя, Виктор.
Он кивнул, вздохнул, взял меня под руку:
— Пошли в Садовый, там зайдем в кафе, а потом навестим щенят. Ты еще не определилась — мальчика или девочку хочешь?
Я любила собак, если те были добрые, но все же не могла себе представить, что выращиваю в своей ячейке полихауса такого слона. Ньюфаундленду нужны настоящие свободные прогулки, много движения и свежий воздух.
Нюф стал папой семерым, трем девочкам и четырем мальчикам — кутята родились в апреле и за полтора месяца превратились в ораву медвежат, которых трудно держать в квартире вместе с габаритной мамой. Пятеро уже пристроены, остались мальчик и девочка.
— А еще у меня для тебя есть сюрприз, но готов он будет только послезавтра… Все-таки я не утерпел, чтобы не проговориться.
Мы вошли в левый дом с цифрой «5», поднялись на второй этаж и через квартиру попали в Садовый Двор. Летом днем людей здесь гораздо больше, но один столик для нас нашелся. Чтобы не потерять место, я осталась, попросив Виктора взять мне минералки и сливки с клубникой.
Давно мне не было так волнительно и так хорошо. Последние месяцы, как испытание, дались тяжелее, чем я могла представить. Приходилось заново учиться, тратить время на курсы и экзамены, приходилось вникать в новые темы, пытаться все уложить по срокам с работой над роликами. Тетя Эльса оформляла свою комнату, диктуя пожелания, а я уже искала подходящую мебель, текстиль и обои. Немного залезла в кредит, потому что без сбережений и ограниченными заказами просела в деньгах. Я варилась в этом — нудном и обыденном, где даже Дворы стали скучными, как все опять завертелось! Карина со своим страшным рассказом, вновь чувство опасности, карта, которую я увидела несколько минут назад! Я снова могу маякнуть своим друзьям, встретиться с Тимуром и Андреем, узнать — приехала ли Наталья? Собраться вместе и поговорить! Пусть никто во Дворах на мои осторожные расспросы так и не откликнулся, ничего нового по Колодцам я не узнала, но все же — просто так встретиться всем и поговорить! Хватит ли сейчас смелости?
— А сразу обоих взять не хочешь?
— Ты о чем?
— О песелях.
— С ума сошел? — Я сказала так, не успев подумать, и не о щенках, а о минералке. — Это же…
Это же «Дюон», тяжелые стеклянные бутылки изумрудного цвета нельзя было принять ни за какие другие. Реклама транслировалась в вагонах метро, в пабликах, всплывала в поисковике — самый популярный и самый дорогой напиток, его продвигали с начала мая, как пришла жара. В розницу он продавался только в супермаркетах элитных полихаусов. Или заказ онлайн с доставкой от пяти бутылок. Напиток импортный, раскрученный, переоцененный, но для тех, кто хотел пить минералку для избранных — самое оно.
— Вдвоем им будет веселее расти. Твоя вазочка.
— Спасибо. А откуда «Дюон»?
— Из буфета.
— Нет, откуда его достали, он же… редкий?
— Взяли со склада, как всегда.
— При кафе есть склад? Такое небольшое здание и без пристроек. А на складе оказываются именно те продукты, которые нужны или случайный набор?
— У нас есть не склад, а дверь на склад, — Виктор сел напротив и хитро подмигнул, — составляются списки, и каждый раз дверь выводит на какой-нибудь продуктовый склад в мегаполисе. Мы берем минимум и только то, что необходимо для жизни. Главное, чтобы она не захлопнулась, пока дворовые внутри. Вот я так забирался в городскую библиотеку, а закладка в щели съезжала, и все — выбирайся и добирайся до трущоб и ближайшего хода как хочешь.
Много ли во мне было наивной простоты? Или да, или я не хотела об этом по-настоящему думать. Почти все здесь из движимого и материального, бралось из большого Сиверска. Еда, энергия, материалы, одежда, даже вода и канализация немыслимым образом встроены в мегаполис. Три миллиона… Дворовые — капля в море, никто и не заметит, где отщипнули кусочек. Но я уставилась на бутылку минералки и на свое лакомство, подумав, что за ним стоит огромная цепочка людей — от тех, кто вырастил клубнику и корову, тех кто собрал и подоил, кто привез и изготовил, упаковал, доставил до магазина… настоящими деньгами заплатят работники склада, где нашли недостачу товара. Не три миллиона, а один или даже пусть десять человек. А их кто-то предупреждал, что они станут добровольно-принудительными спонсорами этого кафе?
Сколько я успела съесть здесь и у родителей Виктора? Кому прилетит за воровство ящика дорогого «Дюона»? Мне сейчас приходилось туго с деньгами, и я чувствовала всякий раз, приходя в магазин и расплачиваясь, как я покупаю чужой труд по цене своего труда… а тут — даром. Кажется, будто даром. Почему я столько времени не спрашивала Виктора о таком? Нравилась свобода брать, что хочу бесплатно?
— Ты чего погрустнела, Эльса?
Я посмотрела в ясное лицо Виктора, в его темно-карие глаза, и улыбнулась:
— Жалею, что не смогу взять двоих щенят.
Умалчивание всего, что я на самом деле думала, во Дворах нарастало как снежный ком. Я чувствовала, что все больше притворяюсь. Мне трудно говорить этим добрым людям твердое «нет». Я хотела, чтобы меня сюда по-прежнему пускали и не выгоняли, я старалась понравится, быть хорошей. А превратилась в лгунью.